Планета Zero
Прелюдия

Сашка стоял на смотровой палубе и через огромное окно из идеально прозрачного и идеально прочного материала с названием, заимствованным из древних текстов, стекло, рассеяно смотрел на Планету.

Нет, не то, чтобы у планеты не было своего имени. Оно было, и носило стандартный для небесных тел титул: Планета плюс какая-то белиберда из букв и цифр. Но у этой планеты было всё не так. В том числе и с именем. Безликое Планета_буквенно_числовой шифр присваивалось каждому камню, болтающемуся вокруг такого же пронумерованного светила и не имеющего Разума. Если же планета, вдруг, имела собственный Разум, то она, как и светило вокруг которого она обращалась, должна была именоваться именно так, как она именуется Разумом. И если даже название не могло быть воспроизведено человеческим речевым аппаратом, то его необходимо было перевести на человеческий язык и применить в транскрипции одного из древних языков Земли. Но это в теории. На самом деле всё было гораздо проще. Таких планет, с собственным именем, ещё не было.

Люди ещё не освоили межгалактические перелёты и ему приходилось довольствоваться Млечным Путём. Учитывая концепцию, что чем дальше звезда от центра галактики, тем она взрослее, то разумная жизнь могла теплиться только в хвостах спиралей галактики. Кроме хвоста спирали было ещё одно требование к планете – земной тип. И хотя понятие земной тип было довольно расплывчатым, но даже их можно было пересчитать по пальцам. Ну а если ещё добавить, что для более-менее близкого нам понятия «жизнь» планета по базовым показателям должна быть похожа на Землю хотя бы процентов на девяносто, то вероятность появления такой планеты равнялась ноль, запятая и ещё много нулей перед единицей.

Именно по этой банальной причине на протяжении тысячелетий человечество продолжало жаться к своей древней Родине, не оставляя при этом попыток подыскать в небе камешек, который мог бы стать для Гомо Сапиенс ещё одним домом.

Отсутствие ещё одного дома сказывалось и на численности человечества, которая ни в какое сравнение не шла с численностью звёзд, а уж тем более планет в галактике. Поиск пригодной для заселения планеты скорее всего напоминал попытки отчаянных мореплавателей времён открытия Америки безрассудно бросавшихся в волны океана в поисках волшебной страны золота и специй.

Сказать, что поиски более-менее пригодной планеты и разума не дали результата было нельзя. Но придание открытым планетам земного типа свойств Земли требовало не десятков, и даже не сотни, а сотен лет. Именно поэтому Новые Земли только-только начинали принимать необходимый для жизни человечества вид и были пригодны разве что для кратковременного проживания терраформирователей.

С разумом было ещё сложнее. Десяток планет с ужасными, с точки зрения человечества, условиями для жизни осторожно говоря «скорее всего имели разум». Но этот разум был настолько отличен от человеческого, что планетологи до сих пор ломали голову, что это в конце концов, разум или естественные природные явления имеющие невероятно сложную структуру.

Правда была ещё одна удивительная планета. Единственная планета с собственным именем, кроме Земли, Гея. И это имя не было переводом с туземного на земной. Жители Геи именно так и называли свой дом – Гея.

Открытие Геи вселило на несколько веков невероятный оптимизм в землян. Тысячи разведывательных ботов ринулись в просторы космоса, прощупывая каждый кубический километр пространства. И это продолжалось до тех пор, пока комплексная экспедиция, работавшая на Гее, не пришла к ошеломляющему выводу: жители Геи – земляне.

Не похожи на землян, а именно земляне в прямом смысле. На протяжении нескольких сотен лет собирая и исследуя разнообразные данные самая продолжительная в истории человечества экспедиция пришла к печальному для человечества выводу: все жители Геи потомки жителей корабля-города времён освоения Солнечной системы.

Корабль носящий гордое имя «Мейфлауэр» самым загадочным образом исчез при подлёте к Марсу. Телеметрия продолжавшаяся весь полёт каких-либо признаков даже малейшей неисправности на борту корабля не зафиксировала. Всё было идеально. Однако корабль исчез. Исчез, не оставив после себя ни аварийного буя, ни спасательных шлюпок, ни даже мелких обломков или призрака выхлопа тормозного двигателя.

Как корабль оказался в этой звёздной системе, почему он там оказался ещё предстояло выяснить. Но одно было понятно, Гея это не про экспансию в космосе. Хрупкий мир планеты, на которой каким-то чудом оказались экипаж и пассажиры корабля с трудом выдерживал несколько сотен тысяч населения, а уж о миллионах жителей, тем более миллиардах и говорить не приходилось.

А затем случилась Планета.

Как водится, она была открыта благодаря невероятной цепи случайностей. Первый контакт вселял массу надежд. Разум сам пошёл на контакт, при этом не просто на контакт, но и оговорил процедуру контакта до мельчайших подробностей. И первопроходцам даже показалось, что Разум Планеты жаждет контакта.

Однако уже вторая экспедиция, внимательно проанализировав процедуру контакта и впервые воспользовавшись ей на практике поняла, что процедура практически полностью уничтожала смысл контакта.

По пришествию десятков экспедиций о планете достоверно было известно только несколько. Факт первый, она есть. Факт второй, на этой планете есть разум.

Станция висела на низкой орбите, но даже она не позволяла рассмотреть на Планете, что-либо вразумительное. Поверхность планеты была окутана молочно-белым «ничто». Именно ничто. Как только мы начинаем говорить о планете как о явлении, мы тут же начинаем сталкиваться именно с этим всеобъемлющим «ничто». А после спотыкания об «ничто» мы упираемся в процедуру контакта.

Первые попытки взять пробу «молочного ничто» поставили исследователей в тупик. Зонды, нырнувшие в ничто, вернулись с девственно пустыми ёмкостями для проб. Теоретически ничто должно было бы быть хотя бы прозрачным. Но зонды исчезали из поля зрения практически мгновенно после касания поверхности этого самого ничто. При этом обрывался любой из возможных каналов связи. Несколько зондов, которым удалось вернуться, привезли пустыми не только резервуары для проб, но и абсолютно чистые регистраторы чего бы то небыли. И только бортовые таймеры заверяли, что всё это время зонд существовал, а объективный контроль функционирования уверял, что ни каких проблем на борту зонда не возникало. Ну а через некоторое время зонды просто перестали возвращаться.

Дистанционное зондирование аналогично ничего не дало. Любой отправленный к планете сигнал просто пропадал, а во всех возможных частотных спектрах планета выглядела как шар, залитый молоком.

Ну и факт третий. На планете было плато. Это плато было таким же странным, как и вся планета. Оно было идеально круглым, и только по краю «столешницы» высилась небольшая гряда, похожая на осыпавшуюся каменную стену. Оно, плато, возвышалось метров на двести над молочным полем и имело идеально ровные и гладкие края, уходящие в ничто. Когда говориться идеально ровное и гладкое, то имеется в виду именно ровное и гладкое. Во всяком случае не единому устройству так и не удалось на этой стене закрепиться. Результаты зондирования планеты с плато имели те же результаты, что и зондирование из космоса. Точнее, результатов зондирования не было никаких. Аппараты, запускаемые к поверхности, так же бесследно исчезли без каких-либо зримых попыток отправить хоть толику информации после попадания в ничто. Попытки спустить зонд на тросе имели тот же «никакой» успех. После попадания зонда в планетарное молоко аппарат исчезал, а трос оказался идеально обрезанным. Появившийся срез не имел абсолютно никаких следов температурного, механического или любого другого воздействия.

Брать пробы грунта на плато также не получалось. Ни один бур, из чего бы он не был сделан, никакое иное устройство просто не брали идеально ровную поверхность. Они не могли отколоть или высверлить кусочек поверхности или хотя бы оставить царапину.

Некоторое разнообразие в ничто вносили камни. Это были небольшие россыпи странных булыжников разных размеров. Создавалось впечатление, что их кажущаяся хаотичность имела только один смысл, хоть как-то разбавить уныние никакого мира. Однако эти камни, имели любопытное свойство. Свойство «неразменного пятака» по меткому замечанию какого-то любителя литературы двадцатого века. (См. «Понедельник начинается в субботу» Б. и А. Стругацкие).

Любой из камней свободно можно было перемещать по плато. Можно было занести в лабораторию и проделать с ним какие угодно манипуляции. Хотя эффект от этих манипуляций был такой же, как от изучения поверхности плато – никакой. Свойство же «неразменного пятака» у камня проявилось в первую попытку вывести его на Землю для исследования. Только что бывший в контейнере, позволяющем хранить звёздное вещество, булыжник был — и вот его нет. При этом переход между есть и нет не фиксировался ни одним прибором. И так же вдруг камень возникал в месте своего первичного обнаружения. Один из исследователей толи с досады, толи со злости запустил камень в ничто, стелящееся вокруг плато. Результат был ровно тот же. Камень возник на том же месте, на котором его обнаружили.

Даже такое ухищрение, как помещение на место обнаружения камня массивного предмета, не приводило ни к чему. Эффект «неразменного пятака» был неумолим. Камень оказывался на своём месте, а массивный предмет в притирку к нему, при этом оба эти события происходили вдруг.

Поэтому институт изучения Планеты пришёл к единственному выводу, с разумом надо договариваться. А пока с Разумом договориться не удалось планета носила временное название «Планета Зеро». Зеро как абсолютизация ничего, из чего могла состоять планета.

— Ну что ж, пора – подумал Сашка принципиально высокопарно, — нас ждут великие дела!

Он крутанулся на каблуках и нарочито бодрым шагом направился к каюте руководителя экспедиции.

— Интересно, — пронеслось у него в голове, — а раньше начальство тоже говорило первопроходцам банальности о важности, необходимости и целесообразности?

Но додумать мысль не получилось. Путь от смотровой палубы до кабинета начальника оказался до обиды коротким. Ручка мягко повернулась и Сашка оказался в просторной каюте напротив достаточно большого стола за которым расположился человек вдруг оказавшийся абсолютно приятной наружности.

— проходите, Александр, присаживайтесь – и начальник очередной экспедиции приглашающим жестом указал на кресло, выросшее из пола.

— Давайте так, Александр – продолжил он, пока Сашка устраивался в кресло, — я вам сейчас вкратце обрисую положение дел, задам несколько вопросов, а уж после этого вы зададите свои, если появятся, вопросы.

— Физическая составляющая Планеты, — продолжил он, — нам абсолютно не известна. Абсолютно. Да и вы сами это прекрасно знаете. Все ухищрения хоть как-то пробить защиту не дали никаких результатов. При этом Разум нам никак не препятствует. Так что вы, в качестве работы или развлечения, можете проводить любые эксперименты по изучению планеты. Аппаратуры хватает, так что – вперёд. Требований при этом только два. Всякий раз не забывайте ставить меня в известность о том, что вы планируете делать. И не навредите себе.

Протокол контакта, о котором известно только бывшим и действующим членам экспедиции содержит всего несколько пунктов:

Первое. На планете может находиться только один член экспедиции. Длительность пребывания определяет любая из сторон. Проще говоря, если вам надоело, то вы можете улететь. Если вы надоели, то вам придётся улететь. За историю посещений были и те, и другие случаи. Но как правило большинство исследователей находится на планете оговорённый срок.

Второе. Разум оставляет за собой право не отвечать на поставленный вопрос, если конечно это удаётся. Это же право предоставляется и нам.

Третье. Наше место нахождения – плато. Это единственное место на Планете, где нам гарантирована безопасность. На станции есть небольшой антиграв, но смысла в нём пока не было. Разве что иногда от скуки попарить над планетой.

Ну и последнее, как общаться с разумом выбирает исследователь.

Теперь, что мы знаем о Планете.

По большому счёту – ничего. Сила тяжести один в один с Землёй. Хотя опосредованный анализ утверждает, что на Зеро она должна быть как минимум в полтора раза больше. Состав атмосферы идентичен средиземноморской не только по содержанию газов, но и по содержанию солей и прочих атрибутов морского воздуха, вплоть до запахов. Откуда это берётся абсолютно непонятно. Опять же, каким-то непонятным образом свечение оболочки никак не связано со светилом. Как между прочим утро и вечер на плато не связано с вращением планеты. У исследователей сложилось такое впечатление, что кто сначала плавно включает свет, а затем также плавно, выключая свет и включает тьму, простите за абсурдность фразы. Я понимаю, что звучит как бред, но когда светило находится относительно плато в зените, а по расписанию на плато ночь, то с плато вполне нормально фиксируется звёздное небо. Как видите, даже то, что мы знаем показывает то, что мы толком не знаем ничего.

Вот вроде и всё. Теперь вопрос, что способствовало тому, что вы решили вдруг участвовать в экспедиции?

Сашка задумался, хотя ответ на этот вопрос, для себя, он пытался найти не единожды. Цепь каких-то, порой абсурдных случайностей привела его к тому, что в данный момент он сидит в кресле напротив начальника экспедиции и думает, что сказать.

— Если честно, сам не знаю – ответил он. – Хотя одна причина есть однозначно, разобраться, что меня привело к тому, что я решил участвовать в этой экспедиции.

Они пообщались ещё минут пятнадцать, как показалось Сашке, ни о чём. Смысл многих ответов, а ещё важнее вопросов, станет ему понятен несколько позже.

— И когда я могу отбыть? – задал свой последний в этой беседе вопроса Сашка.

— да хоть сейчас, станция абсолютно пуста и ждёт вашего прибытия.

Сашка по-спортивному легко поднялся из кресла, отсалютовал жестом космических пластунов и отправился в свою каюту паковать нехитрый скарб блуждающего разведчика.