Мэтт слушал и слушал, не выражая ничего, кроме сочувствия, а затем спросил:

-Скажи, Моргана, ты когда-нибудь говорила с кем-то так искренне, как со мной?

-Нет, — призналась Моргана, которая и не заметила, как в беседе они провели в исповедальне уже три часа. Ей легко было говорить… — Я всегда молчала обо всем. То есть, в целом…

                Она вдруг смутилась.

-Жизнь человека не состоит из плохого и хорошего, — промолвил Марсер спокойно и ясно взглянул на фею, — она состоит из того, что он сам определяет для себя плохим и хорошим. Наши пути намечены до нашего рождения, но не определены до конца. Я грешил и я добродетельствовал. ты грешила и добродетельствовала. Иногда я совершал неправедные вещи, которые казались мне верными и наоборот, уклонялся от того, что казалось мне неправедным… но Бог не держит на земле тех, в ком не нуждается, а ты миновала множество смертей и живешь, а значит – ты идешь по своему пути.

-Но ведь я буду гореть в аду? – она спросила это как-то странно. Так в первый и в последний раз она спросила у мамы, когда ей было пять лет и она случайно сломала медальон отца и вообразила себе на мгновение, что из-за этого ей гореть в аду, ведь мама говорила, что те, кто совершают зло, горят в нем.

                Моргана даже не помнила этого. До последних секунд. А теперь – на нее нахлынуло. Какие-то слова оказались страшным ключом, который вломился в замаскированную под черствость скважину сердца и…