И второй оказался предпочтительнее. Он был мягок, он покровительствовал всем и не выделял правителей. Он укутывал под своей благодатью павших бок о бок врагов и вел их в свои чертоги рука об руку.

-Чудно! – вздыхали при  дворе.

-Чудно, но обнадеживающе…

-Странный он, но видит нас!

                Начались исповеди. Доверять Мэтту оказалось легко. Он мог приободрить и даже заплаканные женщины, входившие к нему со страхом, готовые каяться, выходили вдруг преображенными и глубоко задумчивыми.

                При этом, Мэтт не скрывал своих прежних дней. Он говорил открыто:

-Я грешен, да. Я был грешником в глазах господа. Я ведал порок всякого вида, я прошел через многие дороги, но однажды я проснулся…и чисто было в сердце моем. Я понял, что рука Господа простирается над моим домом, погрязшим в пороке и грязи, и он любит меня, несмотря на каждое из моих зол. С той поры я живу с легким сердцем, отдавая себя на служение небу. Я делаю это не по принуждению, а по благу, что течет во мне. Я чувствую себя свободным, я обрел смысл, будучи обреченным…

                Мелеагант вчитывался в доносы. Он понимал, что спор ему выходит поражением.

-Я рада, что ты взял Мэтта ко двору, — Лилиан обняла его за плечи, ткнулась носом в шею, — он заслуживает этого! Это необыкновенный человек.

-Вижу, — кротко отвечал Мелеагант, но думал совсем о другом.

                Как-то не хотелось проигрывать и признавать, что человек может измениться настолько сильно.