Утром, едва внизу на кухне закипел чайник, Холмс вскочил с постели и стал лихорадочно натягивать пижамные штаны. И пока он этим занимался, его великий мозг уже намечал дальнейший план действий. Поскольку, доктор не клюнул на соблазнительную мордашку Дрю, думал мозг, надо подтянуть к линии фронта тяжелую кавалерию. Вдову Дуглас, например или ещё кого, того же года выпуска. Но прежде, конечно, начищая зубы перед зеркалом в ванной комнате, думал сыщик, нужно проконсультироваться с Лестрейдом (малый обладает немалым опытом в этих делах) и отослать обратно домой мисс Берримор. Неплохо бы, запрокинув голову и прополаскивая горло, подумал он, купить ей пару безделиц. Просто. Просто на память о нашей встрече. Хотя, купив ей подарки, я поставлю себя в неудобную позу. Она может подумать, что не безразлична мне, а это (он вспомнил подвязку и безупречный изгиб бедра Дрю) не так. Совсем не так!
Шерлок вернулся в свою комнату и достал из шкафа свежую сорочку. Вытянув руки, он осмотрел её на момент пятен и складок, но придраться к работе миссис Хадсон не смог. Девственная белизна хлопка несколько успокоила его, и он бросил мысли о Берримор. Аккуратно повесив сорочку на спинку кровати, он собрался одеть брюки…СТОП! Я ведь что-то уже одевал сегодня? Что? А, да! Брюки пижамы! Зачем? Странный вопрос, поймал себя на мысли Холмс. Зачем я их одевал сегодня, если делал это вчера вечером?
—Не понимаю! — рявкнул сыщик.
—Чего, милый? — одеяло на постели зашевелилось, и на гения посмотрели два небесно-голубых глаза под рыжими кудряшками.
Слова застряли у Холмса в горле, но ноги с удивительным проворством вынесли его из спальни и потащили на кухню.
На кухне румяная миссис Хадсон с увлечением пекла блинчики, орудуя сразу четырьмя сковородками. Судя по песенке о бедной овечке, которую она напевала, у неё было отличное настроение.
—Хадсон! — заорал великий Шерлок ей в спину, — какого лешего, эта рыжая стерва делает в моей постели?
Экономка довольно глупо заржала, а потом сказала со всей серьезностью, на какую была способна:
—Как вам нестыдно, мистер Холмс? Затащили бедную девушку к себе в постель, используете её там, а утром приходите ко мне с подобными вопросами? Да вас расстрелять за это мало!
—Нет! Нет! Нет! — заголосил гений. Первое «нет» было для миссис Хадсон, второе «нет» для самого себя, а третье посылалось к Богу.
—Что это значит? — помахивая горячей сковородой, поинтересовалась экономка.
—Это значит, что ничего подобного не было!
—А мы сейчас у девушки спросим! — пообещала зловредная старуха, — И боюсь, что ни один суд присяжных вас теперь не оправдает!
Как ни потрясен был Шерлок, но соображал он быстрее курьерского поезда Лондон-Глазго. Да, господа, вчера вечером, где-то в половине двенадцатого, когда дом затих, он отправился к себе. На тумбочке стояла початая бутылка виски, и он выпил рюмочки две или пять перед сном. Затем он почитал газету при свете ночника, пожелал Ватсону скорее разрешить все его дела, отвернулся к стенке и дал храпака. Но Холмс пил, читал и засыпал один, в этом он может поклясться на Библии! Правда, посреди ночи ему показалось, что откуда-то засквозило, и у него стали мерзнуть ноги (одеяло было коротковато), но потом он быстро согрелся, повозившись и уткнувшись носом в теплый уголок на постели.
Шерлок вернулся в свою комнату и достал из шкафа свежую сорочку. Вытянув руки, он осмотрел её на момент пятен и складок, но придраться к работе миссис Хадсон не смог. Девственная белизна хлопка несколько успокоила его, и он бросил мысли о Берримор. Аккуратно повесив сорочку на спинку кровати, он собрался одеть брюки…СТОП! Я ведь что-то уже одевал сегодня? Что? А, да! Брюки пижамы! Зачем? Странный вопрос, поймал себя на мысли Холмс. Зачем я их одевал сегодня, если делал это вчера вечером?
—Не понимаю! — рявкнул сыщик.
—Чего, милый? — одеяло на постели зашевелилось, и на гения посмотрели два небесно-голубых глаза под рыжими кудряшками.
Слова застряли у Холмса в горле, но ноги с удивительным проворством вынесли его из спальни и потащили на кухню.
На кухне румяная миссис Хадсон с увлечением пекла блинчики, орудуя сразу четырьмя сковородками. Судя по песенке о бедной овечке, которую она напевала, у неё было отличное настроение.
—Хадсон! — заорал великий Шерлок ей в спину, — какого лешего, эта рыжая стерва делает в моей постели?
Экономка довольно глупо заржала, а потом сказала со всей серьезностью, на какую была способна:
—Как вам нестыдно, мистер Холмс? Затащили бедную девушку к себе в постель, используете её там, а утром приходите ко мне с подобными вопросами? Да вас расстрелять за это мало!
—Нет! Нет! Нет! — заголосил гений. Первое «нет» было для миссис Хадсон, второе «нет» для самого себя, а третье посылалось к Богу.
—Что это значит? — помахивая горячей сковородой, поинтересовалась экономка.
—Это значит, что ничего подобного не было!
—А мы сейчас у девушки спросим! — пообещала зловредная старуха, — И боюсь, что ни один суд присяжных вас теперь не оправдает!
Как ни потрясен был Шерлок, но соображал он быстрее курьерского поезда Лондон-Глазго. Да, господа, вчера вечером, где-то в половине двенадцатого, когда дом затих, он отправился к себе. На тумбочке стояла початая бутылка виски, и он выпил рюмочки две или пять перед сном. Затем он почитал газету при свете ночника, пожелал Ватсону скорее разрешить все его дела, отвернулся к стенке и дал храпака. Но Холмс пил, читал и засыпал один, в этом он может поклясться на Библии! Правда, посреди ночи ему показалось, что откуда-то засквозило, и у него стали мерзнуть ноги (одеяло было коротковато), но потом он быстро согрелся, повозившись и уткнувшись носом в теплый уголок на постели.
Из серии: Другой Шерлок Холмс.
02.10.2020
