— Нет уж, никуда ты не поедешь, я запрещаю! — кричала мама, поминутно бросая на отца выразительные взгляды. Тот устало потирал лоб и всеми силами старался избежать тех самых взглядов, но мама и мертвого достанет, поэтому наконец папа нарушил свое молчание:
— Доченька, я признаю, это глупо и безответственно. Но, учитывая наш разговор в столовой, от моих слов ты не одумаешься, так что, дорогие женщины, решайте вопрос без меня.
Мама раздраженно сжала кулаки и почти взвизгнула:
— Тебя раскроют в первые же сутки! Григорий, ну скажи ей!
— Не раскроют! — горячилась я. — Я надену мужское платье, состригу волосы, куплю новый паспорт и вполне себе сойду за хорошенького юношу! Ну разве я не права?!
— Да это же бред сумасшедшего! — вскричала мама, картинно взмахнув руками. — Сначала ты прикинешься юношей, потом ты совсем перестанешь носить платья, а потом что? Женишься на девице?
Мы с папой уставились на нее с неподдельным восхищением: это ж надо взять и раздуть ситуацию до размеров земного шара! Да еще и так заковыристо! Однако мама нашего восхищения почему-то не разделила и рассердилась еще больше:
— Нет, никуда я тебя, Саша, не пущу! Будешь сидеть дома, вышивать крестиком и учить этикет! А шпагой и математикой пусть размахивает твой Паша, он, в конце концов, имеет на это полное право да и отправился непосредственно за этим! Свою дочь я в юношу превращать не позволю!
— Зато позволишь превращать в такую же визгливую барышню, как ты! — не выдержала я.
— ЧТО?! — мама едва справилась с потрясением и тут же набросилась на папу: — Твое воспитание!!!
— Воспитание мое, а манеры у нее, Оленька, точь-в-точь твои, — вздохнул папа. — Значит так, раз вы не в состоянии разобраться мирно, я решу все сам. Как я уже упоминал, отговаривать Сашу бессмысленно, это раз. Дочь выросла, ей уже почти пятнадцать, она имеет право выбирать, как жить, это два. Оставлять ее дома и заставлять слушать каждый день твои концерты, Оленька, — это жестоко, это три. Я достаточно ясно все расставил по полочкам?
— Ты… — мама не находила слов. — Ты…
— Она поедет, Ольга, я так решил, — повторил папа и обратился ко мне. — А ты, мадам, собирай вещи.
— С ней поедет пять гувернанток, которые там же восполнят то домашнее образование, которое ты позволяешь своей дочери пропускать! — яро воскликнула мама, но папа только покачал головой:
— Они ей ни к чему, даже в дороге, однако нужно отправить камеристку.
— Но мне она не сдалась, — быстро сказала я. — Я найду ее уже на месте, если понадобится. Я сама прекрасно со всем справлюсь.
— Спорить…
— Бесполезно. Деньги…
— Дам на несколько месяцев, а потом пришлю еще. Будь…
— Осторожна, — закатив глаза, договорила я. — Да-да, знаю.
— Удачи, дочка…
Неужели! Вчера ночью я и поверить не могла, что из моей прихоти что-то выйдет, а тут на тебе! Уже через какие-то несколько дней я увижу моего…
— Любимого? — вслух сказала я и поморщилась. — Дура ты, Сашка… Конечно, друга! Друга самого любимого и родного. А любовь…
Нет-нет, любовь… это совсем иное. Любовь выскакивает из подворотни, заставляя двух человек безоговорочно чувствовать и желать друг друга, доверять все тайны и… Потому слово и такое высокопарное! Значит-то оно нечто неожиданное, громкое… Да, пожалуй, так оно и есть…
Я решила оставить трактовку любви именно такой, в конце концов, я наверняка недалека от истины, а искать новое значение не хочется, да и некогда: пора собираться. Я посмотрелась в зеркало, и вот тут-то до меня дошла моя ночная мысль о стрижке. Дошла и привела в ужас. Состричь мои локоны? Вот эту пышную красоту, которая так красиво рассыпается и всем своим золотом падает на плечи? А может, ну ее, эту школу…
Я боязливо попятилась от зеркала и упала на кровать. «Меня же так никто не полюбит!» — промелькнула жуткая мысль, но руки вдруг сами потянулись к ножницам.
Минуту спустя из зеркала на меня пялилась высокая нескладная барышня с кудрями по подбородок. На них было жалко смотреть, и я, не выдержав, собрала остатки шевелюры в хвост. Ну вот, теперь я прилизанная и уродливая… Я со слезами на глазах посмотрела на валяющиеся на полу золотые космы, вздохнула судорожно и пошла за служанкой, чтобы смести «прошлую жизнь».
На пути мне попался папа, который окинул меня оценивающим взглядом и сказал:
— Ну здравствуй, сын.
От серьезности этой фразы я расхохоталась и больше из-за волос уже не переживала. Отрастут. Наверное…
В сборах и заботах прошел весь день, и вечером я свалилась на постель не чувствуя ног.
— Ты ничего не забыла? — в комнату сунулся папа.
— Чего? — испугалась я, и он помахал передо мною какой-то бумажкой. — Паспорт?
— А ты думала, тебя по твоему примут, АлександрА ГригорьвНА?
— Я…
— Не думала. Но вообще-то тебе повезло, что твой отец не последний в государстве человек и, конечно же…
— Своей любимой дочери он смог сделать лучший паспорт, какой только можно было вообразить, — в той же манере отозвалась я и выхватила документ из его рук. — Александр… Лейхтенберг? Я это даже не выговорю!
— Зато эту фамилию вряд ли кто-то проверит и сопоставит с твоей настоящей. А имя оставил, чтоб не перепутала. Годится?
— Годится.
Я взяла паспорт и сунула в дорожный сундучок. Потом подумала и сунула туда же свой обычный паспорт. Не все же мне там юношу играть…
— Буду очень рад, если привезешь летом жениха, — напоследок ляпнул папа и выскочил из комнаты прежде, чем я открыла рот для язвительного ответа.
«Конечно, привезу, все равно ведь с Пашей вместе приедем,» — подумала я и тут же отмахнулась от этой мысли. Ну что такое! Пора избавляться от подобных мыслей!
Решив, что единственный способ избавиться — это посмеяться над собой в будущем, я достала блокнот и сделала там первую за его долгую жизнь запись.
«Сегодня я собираюсь в школу. Чувствую, что жизнь изменится, но пока страшно загадывать. С Пашей ничего не ясно, но одно могу сказать точно…»
— И что я могу сказать точно? — недовольно прошептала я и перечеркнула запись.
«Надеюсь, однажды я выясню ситуацию с Пашей. Во всяком случае, дружба у нас не закончится даже после того, как я…»
— Ну что ты пишешь, черт бы тебя побрал! — совсем расстроилась я и захлопнула блокнот. — Пошло все… Там разберусь!
Потом все-таки открыла снова и записала то, что думала о любви в последнее время: пускай будет. Может, однажды я доберусь до истины. А даже если нет, понаблюдать за чувствами тоже любопытно.
С этими мыслями я приготовилась ко сну и и наконец легла спать, чтобы на следующий день пуститься в дорогу.
Еще почитать:
Двое
Эстония. Глава 2
7,5 миров
Жизнь дурака или комедия шиномонтажника — Продолжение
«
»
1 комментарий