Наше присутствие помогло дяде Вите взять себя в руки. Теперь, если он и срывался, то не чаще раза в год. Возвращаясь домой после очередного посещения лечебного учреждения, Нилыч брал в руки гитару и пару-тройку дней выдавал стихотворные перлы со смыслом и без.

   Услыхав звук захлопнувшейся входной двери, дядя Витя тут же выглянул из комнаты, конечно же с гитарой в руках.

   — О-о! Боб пришел! — Он энергично пожал мне руку. — А Танек где, на работе что ли?

   — Ну да, — соврал я, вспомнив предостережение соседки.

   — А-а! Давай-ка чайку хлебнем, я уже чайник поставил. — И дядя Витя потащил меня на кухню. — Знаю, что тебе спать охота, мы быстренько.

   На кухне сосед разлил по чашкам чай и поставил в центр стола тарелку с сушками.

   — Нилыч, — решил я начать разговор,- не надоело тебе развязывать? Сам же знаешь, чем это заканчивается.

   Виктор Нилович молча разломал сушку, сжав ее в руке. Но тут его глаза заблестели, он бросил куски сушки обратно в тарелку и схватился за гитару.

   — Боб, я все прекрасно понимаю. Но сие печальное заведение помогает мне хотя бы на время скинуть камень с больной души. А для этого ей необходима хорошая встряска!

   Все дело в том, что только с ночи до утра

   Не донимают дядю Витю доктора.

   Когда закончатся и время, и мохито.

   Душа не ноет, пусть и вдребезги разбита.

   Та-да-да-дам!

   Удовлетворенный исполнением собственного хита Нилыч положил гитару на колени, положил в рот кусочек сушки и запил чаем.