Я опять в своей комнате. Мне всё хуже, а эти мысли о больных почему-то прибавляют мне сил. Может это ощущение одиночества пропадает, а может и нет. Философствуя на тему жизни и смерти, я чувствую себя Фаустом, к которому пришел Мефистофель. Он уговаривает меня сдаться, и мне хочется ему верить. Та тёмная часть сознания, которая хочет меня убить, разрастается всё больше. Да и что мы считаем смертью? Когда умирает тело или когда падает дух? Трагедия Гёте заканчиваться хорошо,  и это даёт мне хоть какую-то надежду. Любой кому нужно было сделать то, что очень делать не хотелось, скажет, что самое тяжёлое это начало и конец. Я ещё добавил бы — самое тяжёлое это продолжать. Продолжать, когда ты уже не видишь смысла в том, что ты делаешь. Продолжать ни смотря на бормотание бесов. Я не религиозен, если к тебе в голову закралась подобная мыслишка. Я верю в то, что помогает, а не в то, что должно помочь. «Бесами» я называю разрушительные идеи и мысли в моей черепной коробке. Если я скажу, что слышу голоса, меня сразу отведут в психушку, но разве не голоса говорят мне сказать, что я их не слышу?

Люди, которые не чувствуют боль в данный момент, кажутся мне самыми везучими людьми на свете. Почему мне так не повезло? Есть ли какой-то смысл верить в удачу? Удача что я доживу до завтрашнего утра, или то, что я не переживу эту ночь, не доставляя никому проблем? Я всегда отрицал всё двоякое. Может быть так, а может эдак. Мне сразу вспомнилась генетика с их задачами. Расписал все необходимые генотипы, мы можем предугадать родится ли урод. С мушкой дрозофилой всё понятно, но как быть с остальными? Опять же, я не хочу грузить тебя различной ненужной информацией, поэтому скажу просто: Вариантов масса! Может поэтому И. Сталин считал её лженаукой? Не знаю, не знаю. Да и какое это имеет значение для нынешней ситуации. Мы же не мушки дрозофилы, я надеюсь.