Ларри Бимэн был одним из тех мальчиков, которые любили полазить на всём, что было выше пяти этажей. Такие парни есть в каждом дворе, может кто-то любил бегать за девочками или воровать на базарных лавках, тут кому чего не хватает, — но его главной страстью была высота. Он представлял себя «Воздушным пиратом Джеком», бороздящим заброшенные высотки и строительные краны.
Нельзя сказать, что и в детстве у него не было страсти к высоте: он любил наблюдать за самолётами, пролетающими вдоль его одноэтажного дома на улице Элстон. Там, где в 1983 был единственный аэропорт в городе. С самого рождения он слышал гул двигателя самолётов, и наблюдал как «железные птицы», — так их называла Дженни, — поднимаются на тысячи футов и оставляют след из белого шлейфа. Когда Ларри прогуливался с родной сестрой по берегу озера, он видел несколько таких — маленькие мигающие фонарики, словно у какой-то звезды кончался запас электричества.
Впервые Ларри был раздосадован, что идея спрыгнуть с большого старого вяза принадлежала не ему. Королём среди самых безумных идей Ларри стало путешествие по высотки главного театра в Лафейетте. Такая идея ему пришла после просмотра фильма «Крепкий орешек». К тому моменту перед театром собралась толпа зевак, все трепетали: «Кто его родители?», или «Он же разобьётся!», но Ларри полз, как полз Джон Маклейн по вентиляции. Это было его торжество, — забраться на почти самую высокую точку в Лафейетте и получить звание самого смелого мальчишки с Луизианы. После такого бездари Дик Купер и Тим Торрес перестанут называть его «мелким коротышкой» и пинать по заднице. Так думал Ларри Бимэн, когда полз по карнизу двадцатиэтажного театра.
Торжество прервал полицейский, который выхватил Ларри через окно. Он кричал и царапался, но, когда адреналин прекратил выделяться в кровь, заплакал, как не плакал никогда. Позже о Ларри написали в газете «Эсквайр», а потом в «Уолл-стрит джорнэл».
Он был уже без футболки, только короткие шорты «Левайс» развивались на ветру, а Дженни, хоть и хотела сбежать от этого холодного ветра в воду, но что-то её удерживало на берегу. Она взглянула на большой старый вяз, который наполовину повалился в воду, и у неё появилась идея.
— Оттуда, Ларри, — она указала пальцем. — Спрыгнем оттуда!
—Что? — Ларри был почти в воде. Его длинные волосы в причёски «Шегги-Боб», напоминали большого склизкого кальмара.
— С дерева, спрыгнем с него!
— А-а-а! — Он посмотрел на вяз и улыбнулся. Тогда Дженни не представляла, что скрыто в этой улыбке.
Она была поглощена этой совершенно безобидной и детской идеей, — дети ведь любят спрыгивать в воду со всяких возвышенностей, с тарзанки, например. Она видела, как это делал старший брат Билли, и это было здорово!
— Тогда не стой столбом, Принцесса!
Ларри набрал воду в ладони и плеснул в Дженни, — несмотря на то, что был июнь, вода ему показалась очень холодной. Она запищала, громко, в ушах затрещало, но Ларри все равно рассмеялся.
За миг она передумала: старый вяз был не меньше пятидесяти футов в высоту. — Я не уверена, что там достаточно глубины.
— Достаточно! — Ответил Ларри и посмотрел вниз.
Большая ветка выглядела крепкой, хоть от неё и пахло гнилой древесиной и мхом. Вяз был наклонён так, что не составляло труда забраться на его ветку. В голову Ларри пришла мысль, которая пробудила в нём ещё больше желания сделать это: «Чем мы хуже тех ребят, которые уже прыгали с этого вяза?» Очевидно, что вяз тут не просто так. Очевидно, что какой-нибудь смельчак из футбольной команды «Тигры» или «Пустынные орлы» (противников «Тигров» в школьном чемпионате) уже совершал этот прыжок.
— Я прыгаю, Дженни! — Его ноги поджались, и на мгновение он завис в воздухе, а потом раздался крик, который уходил всё вниз и вниз.
Прозвучал громкий всплеск и крик оборвался. На мгновение сердце Дженни задрожало, может быть остановилось на пару секунд и снова забилось, когда внизу послышался громкий хохот Ларри. «Я не могу это сделать!» — Думала Дженни. Она ругала себя за эту глупую идею. Время растянулось, как расплавленная жвачка, теперь при взгляде вниз у неё кружилась голова и давило в висках.
— Я иду к тебе! Иду, и ты спрыгнешь, иначе…
— Что иначе? — Перебила Дженни. Её голос на миг сделался твёрдым.
— Иначе я заберусь на в-о-о-о-н ту ветку. — Ларри указал пальцем, но Дженни уже знала, про что он говорил: не меньше шестидесяти футов, прогнившая, тонкая и страшная.
— Да уж, — попердишь, пока родишь! — Проверещал Ларри.
Дженни почувствовала руки на плечах, — они были слишком теплыми, — а потом она уже летела в пустое пространство, не успев закричать. На мгновение она увидела светящуюся точку в небе, она была ярче звёзд и пестрилась, как бенгальский огонёк. Точка была уже в нескольких милях. Ларри остолбенел. Он смотрел на неё, долго, пока она не упала и не убила Дженни, — большой водяной кратер пожирал озеро, волна размером в пять этажей сметала всё, — «Вот упал метеорит: как вам такое Дик Купер и Тимми Торрес, не наложили ещё в свои штанишки?».
Ларри думал о водяной горке в «Диснейленде»: как он скатывался вниз по водяной струе, а потом, секунд пять, поря в невесомости, падал на батут. Это было круто! Но это было ещё круче! А затем вспомнил сцену «Верхом на бомбе» из фильма «Доктор Стрейнджлав», как обезумевший майор Дж. Т. «Кинг» Конг оседлал ядерную бомбу. Ларри пересматривал этот момент сотни раз и каждый представлял себя на его месте, кричащего «ИХХА — ИХХА!». Путешествие по карнизу, по сравнению с этим, лёгкая прогулка по парку. Волна была уже совсем близко, Ларри был готов прыгнуть в надвигающуюся пучину, а дальше будь, что будет. «Наверное, тоже самое чувствовал Дж. Т. «Кинг» Конг!» — подумал Ларри и закрыл глаза.
Не большое озеро, к северу от Лафейетта, где совсем недавно прошел чемпионат города по гребле на байдарках и каноэ, казалось крошечной лужицей на высоте шестидесяти миль. Пока ещё неизвестный метеорит не преодолел атмосферу земли, Дэвид Бауэрс раскручивал леску и слушал радио, которое он всегда брал с собой на деревянную лодку. Откуда-то издалека доносился звук колоколов, широкая автострада, в трёх милях от озера, тихо запустела. Всё было привычным, таким, как хотел бы видеть это Дэвид: спокойным, тягучим и бодрящим, как его холодное пиво. Дома он всегда засыпал под вечерние новости или шоу Опры Уинфри, — пустая болтовня его быстро убаюкивала.
По радио играла не знакомая ему песня, он мог предположить, что это что-то очень старое, наверное, из пятидесятых или шестидесятых. На восточной стороне озера купались дети, они прыгали в воду с большого старого вяза и смеялись. «Скоро день труда» — подсознательно сказал Дэвид, словно для него это что-то значило. Нет, совсем ничего, кроме, может быть, парада и салюта. Пожалуй, не стоит считать Дэвида Бауэрса совсем ненавистным к таким вещам, когда-то, лет пятьдесят назад, он также вооружал собственного сына в школу, ходил на парад и восторгался салютам. Сейчас его Сэмми работает на нафтеном месторождении в Аляске и каждый месяц высылает приличную сумму денег своему старику.
— Сегодня, без хотя-бы евдошки я не уплыву. — Сказал Дэвид и закинул удочку. Светящийся поплавок запрыгал и тихо замер. Он весь месяц питался ветчиной «СПАМ» и хотел передышки.
На небе, очень далеко и очень быстро, летел метеорит, но Дэвид его не видел. Его уже слегка ослепшие глаза (в восемьдесят бывает и хуже) были сосредоточены на поплавке, которого виляло из стороны в сторону. Начал подниматься ветер, и Дэвид накинул на себя кожаную охотничью куртку. Наверху что-то громыхало, — самолёты пролетали над Лафейеттом частенько: недалеко от озера был аэропорт, — и Дэвид не обратил на это никакого внимания. Поплавок тихо ушёл под воду, леска туго натянулась. «На ней уже можно исполнять «Каприз» Паганини» — подумал он и потянул.
Последними словами Дэвида Бауэрса стали: «Слава Богу, это точно не евдошка!».
