Я смотрела на своих детей и думала, что мне делать дальше. Конечно, я не верила в то, что моё заявление одобрят. Даже собранная мной папка документов ничего не решит. Сегодня с самого утра ни один из соискателей не получил положительный ответ и синюю печать с двуглавым орлом на бланке. Я пришла сюда только с одной целью – поставить отметку о том, что заявление моё отклонено трижды, а это давало возможность обратиться в социальную имперскую службу, работавшую на территории сопредельных государств. Может быть, мне дадут какую-нибудь работу и не позволят нам с детьми умереть от голода.  

Ещё через час подошла моя очередь. Когда рыдающая женщина чьё заявление наверняка было отклонено, проплелась мимо нас, динамик кашлянул и произнёс всё тем же девичьим голосом:  

– НОМЕР 4287! ПРИГОТОВИТСЯ.  

Устроив ещё спящую Софию на лавочке неподалёку от брата, я зажала под мышкой папку с документами и бросила через плечо добродушному старику:  

– Посмотрите за детьми, пожалуйста, я скоро.  

Набрав в лёгкие побольше воздуха я решительно направилась к белой двери в конце коридора. Вслед мне печально смотрели десятки пар глаз, и только сейчас я поняла, чем они все похожи. Во всех теплилась надежда вытесняемая отчаянием.  

* * *  

Дверь, хлопнув, закрылась, и я осталась наедине с этим человеком. Старший инспектор был мужчиной сорока-сорока пяти лет, худощавого телосложения, широким лбом с залысинами и тонкими маленькими губками. Мама всегда мне говорила, что люди с тонкими губами очень злые. Наверное, она была права. Безукоризненно выглаженный форменный костюм с узкими золотыми погонами, идеально завязанный галстук и прямая осанка только дополняли его облик.