Глубокий вдох.

— Не пытайся нас заткнуть мерзкая тварь!

Ещё вдох

— Я пожру твою душу, — голос становился тише, — ты издохнешь.

Следующий вдох. И вот уже слышно только отдельные слова.

— …ты сук…разорву тв…ты утонешь в сво…, — это голос был спокоен, он знал цену каждому своему слову. В нем не было сарказма, как и лютой ненависти. В каждой букве слышался холодный расчёт и маниакальная жажда убийства.

Вдох. 

И вот от голосов уже слышно только мычание, как будто они просто соседи, которые громко разговаривают на две квартиры ниже. 

Глубокий вдох и тишина. Осталась только головная боль. Но к ней сразу присоединилась другая боль, особенная. Когда Идан поглощает душу демона, на его теле появляются следы ожогов. Это адский огонь, поглощенных им существ, проявляется на его теле.  Эта “адская” боль помогла ему очнуться окончательно. Он попытался встать, но липкая кровь адской гончей потянула его обратно. Идан и не был против, полежать ему явно надо. Но вставать надо было, в любую момент может прибежать разведка ордена, а там и сам орден будет быстро. 

Поставив сначала правый локоть, затем левый, он начал поднимать свое бренное тело. Липкая кровавая лужа не хотела отпускать его. Она тянула его обратно, как будто он её родный сын и его забирают на войну. Идан бы и рад вернуться обратно, но ему ещё нужно было поработать мясником. 

Встав на трясущиеся ноги, Идан решил оглядеться. Вокруг были развалины старого советского завода. Стены были исписаны уродскими граффити. “Никакого чувства прекрасного” — всплыла мысль в голове. В ответ на неё сразу же в голове зазвучало активное мычание. Вдох. Тишина. Можно продолжать. Рядом, насаженная на арматурины, лежала туша адской гончей. В лужи её крови лежал Идан. От места поглощение души ещё исходил дым, а на весь лоб ожог в форме ладони Идана.