Гномики на мотороллерах

       Не успели начаться летние каникулы, как уже июль взметнулся ввысь сочными стрелами лесных трав и понёсся тёплым ливнем по выцветшему шиферу старенькой веранды. Я гостил у деда и бабушки в деревне, испытывая подростковый восторг от абсолютной свободы, которой так не хватало в городе.

По утрам, когда легко дышалось мокрой травой, а в низинах невесомый туман ловко скрывал ночную прохладу, я прыгал в седло мотоцикла «Минск» и, поднимая клубы пыли, по проселочной дороге мчал к озеру, чтобы в тишине белых берёз  покидать удочку и насладиться  первозданной прелестью летней уральской  природы. 

К моему возвращению дед сидел на небольшой скамейке и уверенно отстукивал молотком.  Перед ним стоял огромный пень, на котором он отбивал очередную литовку. Это – сенокос, по-дедовски – покос. Я работал, потел, пыхтел и  терпел, но мысленно находился на другой стороне деревни. Мне виделось, как во второй половине дня, когда буду предоставлен самому себе, то обязательно прокачусь на мотоцикле по нижней улице мимо небольшого дома. Там, в палисаднике, ухаживала за цветами девочка в летнем жёлтом  платье. Она приезжала из другого города, и была прекрасна. Это отмечали все мальчишки, а когда она стала старше, то взрослые цокали языком и многозначительно покачивали головой, увидев её.  Длинные волосы, правильные черты лица, узкие кисти рук, бездонные карие глаза и неповторимая улыбка. И хотя, внешнюю красоту улыбка не определяет, – она утверждает её окончательно. Размахивая деревянными граблями, и собирая сено, я вспоминал её образ и ощущал, как маленькие гномики на мотороллерах начинали задорно гонять в моих венах, словно в замкнутых горках аквапарка. Озорные создания голосили, улюлюкали, гикали, обгоняли друг друга, закладывая крутые виражи; их яркие костюмы и ревущие моторы создавали атмосферу беззаботного карнавала, скорости и безрассудства. Кровь бурлила, я понимал, что глупею, но вернуть себя обратно в реальность не было никаких сил. И желания.

Всякий раз, когда я проезжал рядом с её домом, она поднимала голову и оборачивалась на звук мотоцикла. Я видел это краем глаза, но добавлял газ и, невозмутимо проскакивал мимо. Так продолжалось какое-то время. Это была детская игра. В один из июльских солнечных дней, я ехал по обычному маршруту. Горячий ветер перехватывал дыхание от быстрой езды, мотор приятно и басовито жужжал, а я проворно и с удовольствием переключал передачи. Она стояла перед домом в  сиреневом спортивном костюме и смотрела в мою сторону.  Сердце мгновенно встрепенулось, мысли понеслись беспорядочно и бесконтрольно.  Если бы в тот момент инопланетный космический корабль показался на горизонте, я был бы менее удивлен и обескуражен…

Мы ехали по ровной полевой дороге. Справа стройными и могучими соснами красовался загадочный бор-богатырь; прямо у его исполинских ног, сверкала небольшая речка. Слева раскинулись зеленые колхозные  луга, среди которых энергично взлетали вверх серебром брызги речной воды, подаваемые поливными системами. Место называлось  «поливное».  Узкая лесная дорога привела нас к старой деревянной вышке, которая когда-то служила для наблюдения за пожарами в бору. Мы долго, и не без усилий, поднимались по скрипучим ступеням наверх. Там под крышей открывался неповторимый вид: острые пики мощных сосен сливались в единое войско, над ними властвовал ветер, а вдали виднелись поля и деревня. Где-то далеко по проселочной дороге лихо, виляя, пылил молоковоз, а черно-белые точки стада коров размеренно скатывались по пригорку к реке. Мы говорили о важном, – ни о чём, и радовались новизне необычайных открытий.

Путь обратно лежал через старый мост. Построенный из массивных бревен когда-то давно, он пересекал реку почти в центре села.  Движение по нему было закрыто, колхозники  использовали его, как пеший путь, до мастерских. Я оставил мотоцикл перед мостом. Мы облокотились на старые поручни-перила и любовались прозрачной зеленоватой водой.  Лягушки лениво выкрикивали «Уаа-ааа-ааа!», то затихая, то снова начиная свой концерт. Неподалеку купались белоснежные гуси. Чуть дальше, серое деревянное удилище нависало над гладью воды и, хотя рыбака не было видно из-за высоких зарослей, я знал, что какой-то дед коротает время с «Примой» в зубах.  Ярко-красный мотоцикл, река, солнечная и жаркая июльская погода, прекрасная девушка – наверное, так должно было выглядеть райское место, думалось мне тогда. Смущали только лягушки и дед.

Сразу за мостом, на другой стороне, массивные гранитные камни разделяли реку и огороды. Это и стало местом наших встреч. Вечером, не сговариваясь, мы проходили по мосту и спускались сюда. Можно сказать, что этим летом я жил от вечера до вечера; дни летели незаметно, старый мост стал новым другом.

                                                  *    *   *

Я окончил институт и летом оказался в деревне. Подо мной был мощный, быстроходный двухцилиндровый «Иж-Юпитер-5». Разумеется, мне тут же рассказали, что она здесь, и приехала с маленьким сыном к двоюродной сестре, —  дом её деда и бабушки был заброшен и пустовал.

Мы встретились в коридоре дома культуры, где начиналась дискотека, и вышли на улицу. Там стемнело, большие окна сельского клуба перемигивались огнями светомузыки, редкая молодежь спешила на вход, а возле дверей кто-то дымил сигаретой. Бледный лунный свет в ветвях игрался тенями танцующих мультяшных героев, которые смешили и пугали, а редкие голубовато-белёсые круги неоновых фонарей поочередно сменяли друг друга. Мы медленно прогуливались. Она говорила, что замужем, что сыну два года, что снимают квартиру в том же городе, откуда приезжала в детстве. Я рассказывал, как учился; что  серьезного ничего и никого нет, но понимал, что она всё знает,  –  в деревне всё обо всех известно. Незаметно мы вышли прямо к старому мосту. Здесь царила тьма, –  фонарей не было, рядом в домах погасили свет, а лунный диск растёкся за облаком невыразительным пятном. В высокой траве открылась неожиданная картина: на месте моста образовался крутой обрыв, в его низине блестела река, а где-то из воды виднелись остатки брёвен и камней. Мы замолчали. Ощущение утери чего-то важного наполнило атмосферу густого речного воздуха. Я понял, что она глядит, не моргая и не дыша, и посмотрел в её лицо: в неповторимых карих глазах отражалась тень мучительного переживания. Я чувствовал себя виноватым и растерянным, и в глубине души искренне ругал себя, что был молод и глуп для неё тогда, что не нашёл адреса и не мог, не умел поддержать связь; что не был решителен и последователен в своих действиях.  И в то же время защищался, находя сто и ещё пятьсот причин, оправдать себя: не было мобильных телефонов, социальных сетей и ещё много чего удобного; что всё было недоступнее и сложнее. Молча, мы стояли и смотрели, погруженные в себя и свои мысли. Внезапно сзади в темноте раздался чей-то смех, ‒ небольшая  компания шла по улице. Нужно было уходить. Возле её дома мы мило и тихо попрощались, ‒ я взял её руку в свою ладонь, и ощутил, как, неугомонные сумасшедшие гонщики снова вышли на старт и понеслись в моих венах.

 На следующий день я проснулся рано. Мысль о  том, что мы сегодня увидимся, отзывалась теплом. Предвосхищение счастья  и есть настоящее счастье. Солнце уже поднялось, но скрывалось вдали за лесом, и янтарь его лучей неравномерно распадался по зеленой листве.  Могучая энергия мотоцикла проникала глубоко внутрь и успокаивала неясную вибрацию взволнованной души. Мне нравилось долго кружить по полевым и лесным дорогам, посещая знакомые места, и, наконец, я подъехал к старому мосту со стороны деревни. Действительно, со временем мост обветшал, и рухнул  в какой-то его части. Колхозники забрали, что возможно, на дрова, но часть брёвен так и осталась лежать в толще воды, омываемая течением. Наблюдая, как длинные локоны подводной травы гибко извиваются под силой реки, я вдруг осознал, что мы не встретимся больше никогда, что перебраться туда, на наш берег, нет никакой возможности, что всякая попытка приведёт к неминуемому крушению. Надев шлем, я бросил быстрый взгляд на наши камни, отвернулся и сел в седло мотоцикла.

Я уехал в город в тот же день, сославшись на срочность. Всю неделю ходил сам не свой, словно шальной, не замечая родных; подолгу смотрел в одну точку, иногда беседуя сам с собой. Встревоженная мать спросила:

— Что с тобой? Я пожал плечами:

— Гномики. На мотороллерах.