ГЛАВА 24 С ПАРШИВОЙ ОВЦЫ

Я продолжал помощь церкви и принимал помощь Нины удивляясь фантазии любимой женщины, но счастье было слишком быстротечным.

Мама организовала пресс-конференцию, привлекая внимание общественности к проблемам духовного наследия.

Муниципалитет выделил не только финансы, но и рабочую силу. Это значило для меня окончание спокойной жизни. Необходимо было возвращаться к сопровождению, и я сказал свое категоричное нет.

Это взбесило мать, она тыкала в меня контрактом и обещала закрыть в НИИ навсегда, а Нину ославить на всю страну, каким способом, она обязательно придумает.

Я отвесил ей оплеуху за что тут же был посажен в местный карцер и накачан. На удивление экзекуция длилась недолго и вечером я уже был доставлен в квартиру.

Оказывается, узнав о происходящем, Нина обзвонила всех: Олега, Отца, Артура и каким-то чудом они встали на мою сторону, явившись в НИИ и требуя моего освобождения. Нина угрожала раскрыть все тайные делишки, выставив контракт на все общее обозрение через СМИ.

Мать отпустила меня, но обиду затаила. Все вернулось на круги своя, но я кожей чувствовал приближение шторма.

Она улыбалась, встречая меня с работы и уговаривала вернуться, но глаза были холодные. Она корила меня за отсутствие сыновьей любви и благодарности и требовала хоть какой-то клок уважения.

Я видел происходящие в ней изменения, словно за добродушным костюмом персонажа детского мультика прятался педофил и строит свои фантазии в чудовищную последовательность растления непорочности.

Я убеждал себя в предвзятости и списывал все на детские обиды. Я жалел ее и в глубине души любил. Совсем далеко за детскими воспоминаниями еще теплилась благодарность. Обними она меня, поцелуй, отпусти с миром и пламя бы охватило меня целиком, я готов был гореть ради нее.

Она не требовала любви, она теряла контроль. Нити крестовины обрывались под жизненной силой кукол, они, как охваченные заразой в эпидемию осознания, поднимали головы и требовали изменения отношения к себе, угрожали порвать оставшиеся связи. Даже Артур, найдены там же в Системе как безотказный любовник без комплексов и выведенные в люди в качестве ЕЁ мужа, пригрозил собрать чемоданы если она не прекратит закручивать гайки и причиной всего хаоса был я.

ГЛАВА 25 ПОДСТАВА

Ритмичные толчки выдавили меня из опьяняющего тумана. Куни отчаянно скакала на мне. Я попытался скинуть девицу с говорящим прозвищем, но не смог пошевелиться. Ремни стягивали все тело. Я был в НИИ, но как я сюда попал?

— Очнулся.

— Да. А ты что делаешь? Ты же лесби?

— Я всеядная, но девочек, конечно больше люблю. Валька, мать твоя, мне заплатила.

— Чем? Ты же деньги презираешь и за стены не выходишь?

— Ей.

Куни мотнула головой в сторону, и я увидел незнакомую девушку в белых чулках.

Куни была сексуально расторможенной. Она подходила к персоналу, посетителям и постояльцам НИИ женского пола предлагая всем одно и тоже –полизать. Взамен она требовала только одного, забрать с собой трусики мимолетной любовницы.

Говорили у нее был целый чемодан трофеев, разложенных по пакетикам с бирками. Наедине она перебирала свою коллекцию, выбирала нужный экземпляр и вдыхая ароматы чужого тела, погружалась в пережитые ощущения.

— А так тебе ее уговорить не удалось?

— Нет, но Валька нашла, подход. Надо чтоб ты кончил. Валька потом тебя ментам сдаст, за мое изнасилование, а буду наслаждаться своим призом. Не повезло тебе с мамкой, а мне с начальством повезло. Ничего личного. Но я как подумаю о ней, я голову теряю. Закончу с тобой, а потом займусь ей. Раздвину ей ножки по шире, а потом уткнусь в теплые губы, запоминая ее аромат. Лизну клитор, потом еще раз. Прислушаюсь к ее ощущениям и продолжу. Буду увеличивать и уменьшать темп прикосновений, пока она не потечет. Затем войду в нее пальчиком, смочу его хорошенько, просуну руку под попку, найду еще одну зону и войду в нее, массируя тонкую перегородку с двух сторон. Чувствую, тебе нравится мой рассказ и ей тоже.

Мне действительно нравился рассказ Куни, и белым чулкам тоже. Ее грудь поднялась, а соски набухли.

— Учитывая, что сделка почти выполнена, я позову ее к нам.

— Давай, — завелся ее.

Белые чулки встали надомной на колени, давая возможность Куни осуществить задуманное. Она качалась в так нашим движениям и водила сосками по моим губам. Я поймал их и ласкал, сначала один потом другой. Комната наполнилась стонами и вдруг Куни остановилась: «Хороший ты парень, Пашка, не могу я так с тобой».

Она развернула белые чулки, предлагая ей закончить начатое. Чулки умела работать язычком, и я ответил ей взаимностью. Пока она слизывала остатки спермы, Куни отстегнула ремни и разбила камеру: «Флешкарту я заберу, на память».

Я лежал обескураженный и смотрел как Куни продолжает развлекаться с чулками. Это зрелище призывало к активности, и я решил попробовать какая на вкус Куни. Она была терпкой и горячей.

Чулки потребовала замены. Мы поменялись местами. Теперь Куни качалась с нами в такт, а я ласкал ее грудь.

Мы лежали и курили. Куни забрала на память о приключении не только призовые трусики, но и чулки. Отдала нам одежду и сказала: «Пора расходится. За меня не волнуйся, не выгонит. Кто же у нее под столом будет сидеть на совещаниях, не Артур же». Они вышли, держась за руки. В дверном проеме стояла маман, красная от гнева. Куни показала ей большой палец и сказала: «Сами разбирайтесь, завтра по расписанию» и горделиво удалилась с новой подружкой.

Я курил и смотрел на маму, а она на меня. Мое разочарование проникало в каждую ее клетку. Спланированное предательство методично пилило связывающую нас пуповину, разрывая ткани, и она, чувствуя рвущуюся плоть, как-то сразу съежилась и постарела. Сигарета давно стлела. Мимо нас по коридору ходили люди, спешащие по своим делам, а мы смотрели друг на друга, словно понимали, отвернувшись потеряем последнюю нить, которая могла бы еще спасти нас от грядущего разрушения.

ГЛАВА 26 КОРЕНЬ ЗЛА

Я вернулся домой заполночь. Заплаканная Нина бросилась ко мне, но ничего не спрашивала. Просто смотрела на меня, и я видел страх и смятение. От меня пахло другими женщинами. Я это знал, и она это тоже чувствовала.

Я просто пошел спать. Проснулся рано, еще не было шести и не хотел вспоминать осунувшуюся мать, забивая ее образ ночным приключением.

Разбудил Нину, она как сжатая пружина, ждала моего прикосновения и объяснения.

Я рассказал ей все и о матери и неожиданном финале. Прорисовывал каждую деталь ночного приключения, словно рассматривал неожиданный подарок и возрождал свои ощущения в Нине, которая отзывалась на каждое прикосновение, проигрывая со мной вчерашнее торжество. Не смотря на дикую сладость, я никак не мог забыть мать, стоящую в дверном проходе.

Нина поверила всему. Она весь вечер звонила и мне и матери, подозревая, конфликт между нами, но и подумать не могла о чудовищности задуманного.

Было принято решение, что только Нина забирает и отвозит меня. Одному было опасно. Об инциденте рассказали Олегу. Он тут же приехал и долго ходил по комнате выспрашивая детали произошедшего. Потом уехал, сообщив, что перезвонит.

Нина увезла меня и даже проводила до места работы.

Весь день я прокручивал случившееся и не хотел верить в происходящее. Начали всплывать другие образы. Я чувствовал, что они связаны, но не мог понять, как.

Полдня сидел в церкви, и никто не звал меня работать. Главный в рясе пришёл посидел рядом со мной, словно стараясь понять меня, потом нарушил, молчание: «Как насидишься, зайди ко мне в соседнее здание». Я практически сразу же последовал за ним, побоявшись увольнения и уже строил доказательства своей необходимости. Веским аргументом, на мой взгляд было волонтерство.

Зайдя в кабинет, Главный достал какую-то записную книжку, позвонил кому-то попросив зайти и после обратился ко мне: «Ты принят в штат, пройдешь с Глафирой Ивановной, а после сиди и читай. Где будет удобно. Перед отъездом зайди ко мне».

Он протянул мне книжку, оказалось, что это молитвослов. Пробежав по строкам, я ничего не понял. «Это сейчас не важно, — увидев мое замешательство продолжил новоиспеченный работодатель, — это придет. Ты видишь, тебе дано, а сейчас иди, устал я».

Я не стал читать. Положив, книгу в карман, остаток дня трудился со всеми, ремонтируя подвальные помещения церковного двора.

Перед отъездом, Ряса вручил мне пятилитровую и сказал пить постоянно, а как закончится, прийти вновь.

Дома я пытался читать, но слова не шли, распадались на буквы и падали куда-то глубоко. Я чувствовал себя ущербным, искал потерянную связь и даже хотел позвонить маме, но так и не решился.

Образы детства кружились и падали поверх сломанных слов, а под ними отчетливо пульсировал корень зла, потерявший связь с источником – я нашел себя.