Утром, когда путешественники проснулись, поезд уже въезжал в Ригу.
Наскоро устроившись в кемпинге, друзья вернулись в город и приступили к осмотру исторического центра. Хотя Серго был в Латвии впервые, он заранее набрался сведений из путеводителя и выступал в качестве гида. Перед Домским собором они стояли минут двадцать: югослав все не мог насмотреться, пытаясь сравнивать его с собором святого Витта в Праге.
Центр оказался совсем небольшим, поэтому даже медленным шагом на его обход хватило пары часов.
— Ну вот, а Юрмала у нас по плану завтра. Или ты сейчас туда хочешь? – спросил Серго.
— Лучше завтра. А что в Риге за пределами центра?
— Пошли, узнаем.
Но за пределами центра их ждало разочарование. Крепко сложенные и привыкшие к походам парни прошагали несколько часов, но так ничего и не увидели, кроме серых унылых домов, построенных в начале века и мало отличавшихся друг от друга.
Обратно решили ехать на троллейбусе и заскочили в первый же из них, что в сторону центра.
И тут Серго наткнулся на неожиданность. В Ленинграде, Москве и других городах можно было бросить медяк в ручной кассовый аппарат и оторвать билет. Здесь таких конструкций не наблюдалось. Можно было лишь пробить талон, а их-то у путешественников не было.
Серго не растерялся и начал подходить к немногочисленным пассажирам с просьбой продать им два талона. Но те молчали, кто-то просто мотал головой. Лишь одна бабушка удостоила их ответом:
— Ой, ребятки, я бы вам продала, да только мне талоны не нужны, у меня проезд бесплатный.
Серго на остановке даже обратился к водителю, но тот и головы не повернул.
Внезапно один из сидящих поднялся, подошел к Серго и Станко и, предъявив удостоверение контролера, потребовал у них показать талоны.
— Вы же сидели здесь с самого момента, как мы вошли, и видели все от начала до конца! – возмутился Серго.
— Правила проезда надо узнавать заранее, — холодно отозвался контролер почти без акцента. – С вас штраф по три рубля. Иначе вызову милицию.
Чертыхаясь, Серго заплатил шесть рублей.
— Что это было? – удивленно спросил Станко, когда они вышли из троллейбуса.
— Обыкновенное паскудство, в науке называемое бытовым национализмом, — раздраженно ответил Серго. – Формально придраться не к чему. А по сути – сам понимаешь…
— Я ездил по всем нашим республикам, но ни в Хорватии, ни в Боснии, ни в Словении ко мне не относились иначе из-за того, что я из Сербии.
— Понимаешь, у нас Прибалтика – это особая статья. Есть еще Западная Украина. Вот сейчас ты видел наглядный пример.
— Ладно, с контролером понятно, — кивнул Станко. – Но пассажиры? Ведь в Риге половина народу – русские.
— Сейчас середина буднего дня, твоя русская половина у станков стоит. Бабушка-пенсионерка и была единственной русской.
— Но латыши? Они почему так настроены? Все до одного притом?
— Не все. Кто-то и продал бы нам талоны, но не решился. Город небольшой относительно, разнеслась бы информация, что Лайма или Валдис выручили приезжих из России, а потом в их окружении к ним бы холодок появился. Это то, что называется «психологическим террором», а прибалты к нему очень чувствительны, потому что у них интеллект выше, чем в среднем по СССР.
— Вообще-то, я ошарашен, — признался Станко. – А кто же их здесь так накручивает?
— Местные компартии.
— Что?!
— Ну, верхушка-то связана с Кремлем нашим, а средние и низшие звенья – это уже иное. Здесь вступают в КПСС с той же целью, что и в России – делать карьеру. Но истинные свои взгляды оставляют при себе. На собраниях говорят то, что положено, а курилках – совсем другое. Наверняка такое, что Гитлер со своей теорией разности наций на том свете застонал бы от восторга. Хотя, почему «бы»? Во время немецкой оккупации прибалты резали евреев с таким же усердием, как западные украинцы.
— Подожди, а КГБ как же? Комсорги, парторги вымерли, что ли?
— Ха! Здесь комсорги и парторги – такие же националисты. И большинство кадровых работников КГБ – тоже, если они латыши, а не русские. Будет какой-то латыш что-то лишнее болтать без умолку – его одернут, но к нему отнесутся снисходительно, свой ведь. А вот если русский ненужное трепать начнет, его с огромным удовольствием начнут прессовать по полной программе, — буркнул Серго с раздражением и сунул кепку в карман.
— И в вашем Политбюро о национализме никто ничего знает?
— Вот уж тут я не в курсе. Но ты наше Политбюро не путай со сталинским и даже с хрущевским. Им проще сделать вид, что все хорошо, а СССР – нерушимая семья братских народов.
— Так пусть и отделяются и эти, и Эстония, и Литва. Вам без них только лучше будет.
Серго призадумался:
— Знаешь, я-то лично был бы не против. Только вот представь: они отделились. Это не нейтральная Швейцария будет. Это будет НАТО, причем очень злое и в двух шагах от Питера. Значит, что? Опасность еще одной точки для кризиса. При том, что мы про Тебризский уже все знаем, хотя, одним больше, одним меньше – уже разницы нет, если все неизбежно рванет. По-моему, с учетом того, что нам с тобой известно о близком будущем, уже не имеет значения такая вот проблемка местного характера.
Вечером в кемпинге приятели не удержались и хорошенько выпили. Серго предложил тост:
— Давай за то, чтобы совершилось какое-нибудь чудо! Чтобы плохая неизбежность все-таки не состоялась. Попробуем, что ли, поверить в это чудо.
— Попробуем, — согласился Станко, и они чокнулись.
«Как жаль, что на этом свете чудес не бывает», — подумал он, но не стал говорить этого вслух.
