Это была обнадеживающая новость, но вот я почему-то не чувствовала радости. Мне нравилось быть рядом с Роном. От него исходила уверенность, сила и спокойствие, а еще – необузданная сексуальность. С последний вечер перед уходом мы валялись голышом на кровати, и я занималась тем, что расспрашивала, откуда у него на теле тот или другой шрам.

— Собака укусила, когда я был мелкий – проворчал он, отвечая на очередной вопрос. Его лицо окутывал дымок от где-то раздобытой сигары.

— Вот так? – я играючи схватила зубами его кожу, еще и запустила коготки.

— Бестия! – Рон подхватил меня подмышки и уложил рядом. Его бородка щекотала мне щеку —  Ты когда-нибудь успокоишься?

— Нет. Ничего не могу с собой сделать! – я положила ногу на его бедро и прижалась к нему животом. Где-то внизу становилось все теплее, особенно, когда мои пальцы добрались до его нефритового стержня. Приводить его в боевую готовность не требовалось, он легко проскользнул в меня и теперь мы двигались в унисон, обменивались поцелуями и в который раз за день безумствовали в постели до изнеможения.

Надо признать, нас все заводило друг в друге, и внезапное желание накатывало на ровном месте. Когда мы спускались вниз, чтобы поесть, и Рон приносил с собой литровые кружки пива, я сидела у него на коленях,  он дышал мне в затылок, а бессовестные руки забирались под мою футболку. Косые взгляды посетителей нас совершенно не волновали, про подружку Рона Дигера никто не посмел бы сказать кривого слова, разве что хозяин заведения иногда позволял себе намеки, да и то в них скользила откровенная зависть. Сегодня была последняя ночь в забегаловке Харвида, я даже думать об этом не хотела! Когда старая кровать в номере перестала под нами скрипеть и в комнате наступила тишина, я положила голову на плечо к Рону и решила, что пора обо всем поговорить.