Трофимыч замолчал. Видимо вид кладбища на него подействовал угнетающе. А может просто выдохся. По мне так ничего особенного, кладбище и кладбище. Но вот откуда-то набежали облака и время от времени закрывали луну. Тогда совсем становилось темно, дорогу плохо видно, того и гляди провалишься в какую-нибудь яму… или могилу.

            — Как-то жутковато, — пробормотал Трофимыч и нервно оглянулся назад, озираясь.

            — Да, неуютно, — машинально согласился я. И тоже оглянулся.

            — Ничего, — с деланным воодушевлением сказал он, — у меня есть снадобье.

            Он полез за пазуху и достал бутылку водки. Полную, как мне показалось.

            — Во, — улыбаясь, проговорил он. — Сейчас мы…

            — Не надо, — сказал я, — не люблю алкоголь, вкус от него отвратный.

            — Ну хорошо, — не стал он настаивать, — тогда я сам.

            Он взялся за горлышко и приготовился свинтить пробку.

            — Не надо, — повторил я. — Не люблю алкоголь.

            Он не понял. На лице его застыло выражение растерянности. Тем не менее он медленно отпустил пробку и так же медленно убрал бутылку.

            — Спасибо, — сказал я.

            Какое-то время мы шли молча.

            Налетел ветер, и кладбище будто ожило: ветви кустов зашевелились, травы на старых давно неухоженных могилах заколебались, от быстрых прозрачных облаков набегали причудливые тени.