— Я и сама могу, кому хочешь устроить муки господни и указать прямой путь в гиену огненную! …А вот тебе, судя по состоянию твоего ‘’ Алабайчика’’, потребуется машина получше, — весело рассмеялась она. И… бросив на меня взгляд, она вновь сжала губы и, по ее щеке вновь скатилась слеза.

“ Я люблю тебя мама!” – произнес я глядя вслед уходящей в туман женщине.

“ И я…люблю тебя! … Прости меня за все!” –  ласково и печально ответила она и, не оглядываясь, решительно ускорила шаг.

Я налил себе целую кружку горячего и  ‘’ самого вкусного на свете чая’’. Достал свирель и, попивая исцеляющий тело и душу напиток между глотками принялся извлекать из дудки что-то похожее на “кошачью тоску”…  Морин всегда говорила, когда слышала мою музыку, что так орут кошки, когда с ними играют  и тянут их за хвосты маленькие несмышлёные детишки.  А я ее подразнивал: “ Как будто дурёха, ты сама умеешь лучше меня играть на этом невероятно сложном для меня инструменте”. Она забирала у меня свирель и, потешно надувая щечки, старательно пыталась исполнить что-то более мелодичное. Конечно же у нее ничего хорошего из этого не получалось, но я был готов с удовольствием слушать ее и постоянно хвалил: “ Еще лет десять практики  на инструменте более лучшем, чем эта “палка с дырками” и из тебя получиться первоклассный музыкант”. А потом, мы весело смеялись и, обнявшись долго  молча сидели, глядя на море и слушая, как в унисон бьются наши сердца.