Вечерние процедуры у меня получились более уверенно. А через пару дней я уже достаточно ловко справлялся с этой задачей. Первые дни у кота особых улучшений не было заметно: он почти ничего не ел, поэтому пичкал его насильно; немного пил, иногда кое-как полз до своего туалета, а в основном только спал. Приходилось и ночью вскакивать, так как этот обессиленный тип пытался сползать по своей нужде в потемках, но иногда он не добирался до места назначения и оставлял посреди пола то, что должно быть в его горшке. Я не ругался — терпел. После уколов, я всегда его брал к себе на руки и гладил, хотя он особо не горел желанием со мной обниматься — я ему доставлял только боль. Разговаривая с ним, умолял его меня простить и просил скорее поправиться. Шли дни. Я колол кота, а он терпел (а куда ему еще деваться?). Однажды придя домой, услышал кошачий крик. Я не понял откуда он исходил, но ответил куда-то в пустоту: “Сейчас, мой кот, я подойду к тебе!”. В ответ снова раздался его голос. Где-то рядом, но его я не видел. “Кот, ты где?” — настороженно снова спросил  я. На вновь повторившийся крик, я повернул голову и увидел рыжего. Он лежал за обувной полкой и не мог пошевелить даже головой. Лежал и кричал. Что он тут делал? Может спешил меня встретить? Но это не принципиально. Аккуратно взял его на руки. Он часто дышал, а сам был как тряпочный.  Я его гладил, и что-то говорил успокаивающее. А потом начал тихо петь, покачивая кота: