(короткий рассказ)
Настоящий стайер-легкоатлет состоит из двух частей: большая голова и огромные кроссовки.
По набережной, по пешеходной дорожке, расположенной вдоль проезжей части, бежал мужчина в синей спортивной шапке поверх темного гейтора, плотно облегающего шею и затылок. Фирменная серая, с черными вставками, кофта, перехваченная в талии поясным ремнем с узкой сумкой, легкие черные беговые брюки, бело-синие кроссовки, солнцезащитные очки и перчатки — все было на нем ладно подогнано и выглядело цельно, эффектно и спортивно изящно. В каждом шаге было столько легкости, а в фигуре — мускулистой худобы, что стопы, отрываясь от поверхности и касаясь опоры как бы невзначай, будто парили в воздухе.
Гладь заливного луга, раскинувшегося по одну сторону от дороги, сдерживалась высокой защитной стеной, сложенной из крупного камня. С другой стороны высотные дома подступали к проезжей части плотной городской застройкой.
Под стеной, обтянутой стальной сетью, старая протока, тесня высокие кусты тальника к дамбе, в прибрежной кайме синела водой; в центральной ее части пенились белые гребни хрустящей пористой наледи. Снег сошёл, но зима не сдавалась. В ночь ударил мороз, обездвижив блестящие лужи на асфальте и затвердив на поверхности протоки суетящиеся ручьи. Неожиданно скованные льдом пучки камышового тростника, еще вчера свободно болтавшиеся в воде, сегодня беспомощно трепыхались и живо пружинили. Ветер, словно насмехаясь над незадачливыми пленниками, навешивал целлофановые обрывки прошлогодних пакетов на их сухие пушистые метелки.
Навстречу мужчине-легкоатлету неторопливо двигалась пара пешеходов. Плотный, круглолицый мужчина в легком распахнутом пуховике и спортивной шапке энергично жестикулировал одной рукой. Другой рукой он удерживал черный полиэтиленовый пакет. Его товарищ, в кепке, тучный, с безукоризненно оформленным животом оверсайз, убрав руки в карманы куртки и склонив голову набок, сосредоточенно слушал. Увидев качели на вынесенном вперед, как капитанский мостик, месте, он, опередив друга, мелко засеменил на полусогнутых ногах и устроился комфортно. Забросив руку на деревянную спинку и обхватив ладонью второй руки металлическую цепь, он, отталкиваясь ногой, начал размеренно раскачиваться. Круглолицый товарищ пошарил в пакете и, выудив оттуда емкость, блеснул стеклом запретной сущности. Взглянув на нее критически, как бы соизмеряя остаток с возможностями, он избавился от пробки и, сделав пару глотков, передал сотоварищу. Пока тучный мужчина повторял процедуру, круглолицый достал из пакета что-то съедобное и, развернув обёртку, запустил процесс, аппетитно нажевывая. Пробку от бутыли и порцию съестного для друга он удерживал пальцами вытянутой руки, в то время как пакет висел на запястье. Тучный, вернув емкость, утопил съестное в рту и, прикрыв глаза, с нескрываемым удовольствием двигая челюстями, запрокинул голову, подставив лицо под тепло солнечных лучей. Круглолицый отдыхающий, упаковав все в исходное, пристроил пакет рядом с качелями и подошел к каменной стене невысокого забора; глянул в сторону луга и, развернувшись, облокотился о плоскость площадки ограждения. Расправляя плечи, он прогнулся котофеичем в спине, и, заломив шапку к затылку, пустил белесый дым сигареты.
«Нашли же место!» — легкоатлет статно проследовал мимо. Плохо скрываемое раздражение отпечаталось на его лице.
Круглолицый ткнул тыльной частью сигареты в сторону удаляющейся фигуры:
— Знаешь, куда он бежит?
Тучный медлил с ответом, продолжая жевать:
— Мне все равно. Я никогда этот спорт не понимал… И не приму.
— За удовольствием бежит. Только он его получит позже, когда в душ пойдет, а нам… — круглолицый развернулся в сторону луга и глубоко вдохнул, — прелым сеном пахнет. Эх… красота! И бежать никуда не надо.
Несколько раз затянувшись, он, смяв окурок, бросил его в урну и уселся рядом с тучным товарищем.
Легкоатлет продолжал тренировку. Высоко подняв голову, сохраняя спортивную осанку, он смотрел строго прямо, лишь изредка поглядывая по сторонам. В один из таких моментов он словно зацепился взглядом за что-то. Сквозь ветви кустарника проглядывалась фигура мальчишки. Разбежавшись, тот перепрыгнул слой прибрежной воды и ходом влетел на небольшой островок, черневший среди льда. Прощупав носком кроссовка лед, убедившись, что тот достаточно крепок, мальчик сделал пару шагов. С берега за ним следили двое друзей такого же возраста, снимая происходящее на камеру телефона, и еще один, совсем маленький — верно чей-то брат. Озорник длинными шагами помчал по заснеженной, ноздреватой поверхности. Выбежав на середину протоки, он притормозил. Развернувшись, вскинул обе руки. Размахивая ими над головой, корча веселые гримасы, он, отклячиваясь, периодически прыгал назад, изображая забавный шуточный танец. Затем деловито пошел по снежной поверхности вдоль берега, снисходительно поглядывая на своих зрителей. Достигнув места, где показался чистый голубой лед, озорник, видимо понимая, что наступать на него опасно, повернул к друзьям. Сделав несколько шагов, он ускорился. Дети, находившиеся на берегу, голосили, перемещаясь с места на место, но сами выходить на лед не решались. Мальчишка-озорник между тем самозабвенно бежал к ним.
На другой стороне города молодой парень — незадачливый водитель уселся за руль и, глотнув газированного напитка, небрежно бросил недопитую пластиковую бутылку себе под ноги, включил любимую музыку и поехал по делам. Петляя по городским трассам, преодолевая лежачих полицейских, перекрестки и заторы, он выбрался за город. Когда на уклоне впереди идущий грузовой автомобиль сбросил скорость, парень ударил по тормозам. Пластиковая бутыль, укатившись вниз, застряла, заблокировав нажатие. Педаль не подалась. Страшно. Так же страшно, но подалась опора под ногой мальчугана, обжигая темной ледяной водой. Озорник ухнул.
Дети на берегу, оцепенев от ужаса, замолчали. Дал реву маленький мальчик в длинной наглухо застегнутой куртке и бейсболке, поверх которой капустными листами повисли два капюшона — от худи и куртки.
Легкоатлет бросил взгляд в сторону озорника и вместо бегущей фигуры увидел голову и темные спички рук, судорожно ломающие тонкий лед. Сняв очки, на ходу освобождая ушные раковины от белых улиток наушников, он побежал было к ограждению, но передумал и рванул обратно к пешеходной дорожке, крикнув случайному прохожему-мужчине:
— Там ребенок тонет!
Мужчина удивленно посмотрел на него и, сделав вид, что не расслышал или не понял, продолжил свой путь. Спортсмен, осознавая опасность ситуации, перевел взгляд на отдыхающих; стремглав кинулся в их сторону и, не добежав, с расстояния, крикнул, что есть мочи.
Круглолицый, уловив тревожные ноты, поднялся с качелей:
— Что?
— Ребенок тонет! — легкоатлет махнул рукой и, развернувшись, бросился прочь. На краю стены он застопорился. Пугающая высота не давала спрыгнуть вниз. Круглолицый застегнул пуховик и помчал к легкоатлету. Его тучный товарищ поспешил туда же. Подбегая к металлическому ограждению, расположенному прямо перед обрывом защитной стены, круглолицый продемонстрировал чудеса необыкновенной прыти. Не сбавляя скорости, он оперся левой рукой на блестящее ребро швеллера и одним движением перекинул обе ноги через преграду. По-обезьяньи ухватившись руками за металлическую сеть, прикрывавшую кладку, он, спускаясь, нащупал носком ботинка выступающий камень, отпустил руки и спрыгнул вниз. Спортсмен, увидев в стороне дренажную трубу, выступающую из стены, побежал к ней. Тучный отдыхающий проследовал за ним. Пока они, используя выступ трубы, как опору, спускались, круглолицый уже выломал из кустов длинную сухую ветлу и вошел в воду.
Стынь ледяной воды, выкручивая и вытягивая жилы, выбивала воздух из легких мальчишки; шоком пронзала тело насквозь, неумолимо замедляя отклик мышечных реакций. Пытаясь выбраться, он, панически цепляясь за кромку льда, всякий раз отламывал ее ледяной фрагмент. Силы оставляли мальчика — на остатках морально-волевых он продолжал бороться за свою жизнь. Наступая ногами на лед, проламывая его, круглолицый мужчина толкал впереди себя палку и упорно приближался к тонувшему. Спортсмен и тучный подбежали к берегу, остановились. Круглолицый зашел уже по пояс, глубина продолжала расти. Он, ощутив, что дно берет круто вниз, развернулся и крикнул:
— Держите меня!
Тучный отдыхающий, скинув куртку, задвинул спортсмена; ступил в воду и шагал сначала осторожно, затем по мере намокания и принятия факта неизбежного дискомфорта обрел уверенность и, подойдя к круглолицему, решительно ухватил его за пуховик. Вместе они двинулись дальше. Вода почти коснулась груди, когда конец ветлы достиг полыньи.
— Хватай! Держись крепче!
Сбитыми, замерзшими, еле гнущимися пальцами, мальчишка обхватил палку.
— Держишь?
— Н-да-а-а!
— Я тяну! Давай, — он через плечо кивнул тучному.
Надламывая лед, тело озорника выехало на снежный панцирь.
Где-то тонко тренькала весенняя синица.
Вытряхивая воду из промокших ботинок, круглолицый спросил:
— На кой черт вы сюда поперлись?!
— Мы на пикник пришли.
— Мы ему говорили, что нельзя.
— Мы не виноваты, — дети хором оправдывались.
— На пикник? Пикинеры, вашу мать…
По дренажной трубе всей гоп-компанией они преодолели стену и вышли к качелям. Отчаянная, заполошная бабуля — житель ближайшей высотки, в расстегнутой куртке и цветастых кухонных бриджах, суетливо оглядываясь, пересекла проезжую часть с пестрым пледом наперевес. С головой обернув дрожащего озорника, она ладонью подперла себя под ребро, восстанавливая дыхание. Мальчишка сидел на скамейке качели и, скрестив руки на груди, трясся от холода настолько сильно, что не мог вымолвить ни слова. Глядя на баклажановые губы, на тусклые, расплывчатые пятна румянца на щеках, бабуля приобняла его, и на отрывистом выдохе, ободрила:
— Э-э-эх, чукурук!
— Мать, да какой он сахарок? Шалопай! Вот он кто! — круглолицый мужчина, видимо, не расслышал, что она сказала.
Вместе с тучным товарищем отжав пуховик, он надел его, поморщившись от неприятной сырости:
— У меня из-за него в штанах — морозная свежесть. Цветов не надо. Пойте нам теперь хвалебные… — он шмыгнул носом, — диафрагмы!
Находясь в стороне и опасаясь приближаться, самый маленький мальчишка продолжал плакать.
— А ты? Чего хнычешь, малой?
— Я домо-ой хочу. О-очень хочу-у.
— Как зовут?
— Ди-и-ма.
— Не Дима, а Димон! Так говори, и уважать будут! Держи конфету, — вынув из пакета помятый треугольник плавленого сыра, круглолицый вложил его в детскую ладонь. Затем, достав заветную емкость, не стесняясь никого, он как следует приложился, определив себе несколько крупных глотков; передал тучному и обратился к спортсмену:
— Слушай, командир, мы пойдем. Холодно… Да и мокрые совсем. Продует. Вы тут с бабулей разберетесь, что и как. Они наверняка недалеко живут, — он бросил взгляд через дорогу на дома.
Где-то продолжала пиликать синица.
Отдыхающие вышли на край проезжей части и, дождавшись пробела в дорожном потоке, едва переставляя ноги, словно влипая в асфальтовое полотно, перебрались на другую сторону. В их неловких движениях не было ни легкости, ни складности, ни спортивного изящества, как в пакете у них не было конфет.