Он опускает оружие, подтверждая мою изначальную догадку. Это не фанатик. Нет. Что-то другое привело его сюда. Ненависть? Месть? Желание прославиться?
— Я не террорист! — кричит он почти испуганно и отступает на шаг назад. — Я пришел отомстить.
Внезапно для самой себя, я истерично хихикаю. Дуло оружия снова впивается мне в грудь.
— И что же? Тебе продали футболку с дыркой, а затем не вернули деньги? Я всегда знала, что Бог покарает меня за это.
— Заткнись! — рявкает он. Я вижу капли пота на его усталом лице. Или это последствия дождя? Руки у него были заняты автоматом, вот он и не вытер воду на лбу.
Что за идиотские мысли посещают в такую минуту мою явно нездоровую голову?
— Я пришел за ней, — он тыкает автоматом в толпу. Я вижу, как рыжие волосы Люсинды начинают трястись, словно их хозяйка пытается стряхнуть с кончиков ошметки пыли. — И я тебя не трону, если ты прямо сейчас ляжешь на пол.
Ох уж эта Люсинда. Оказывается, желание гадить чужие жизни иногда может быть наказуемо.
— Ты убьешь ее? — даже Аксель слышит радостное возбуждение в моем голосе. — Эту рыжую стерву?
— Да.
В наступившей тишине я слышу вдруг громкий отчетливый звук испуганной попы. Кто стреляет в пятку, попадает в нос? Рыжая Люсинда, у нее понос. Ха-ха-ха! Надеюсь, что она не просто испортила воздух, но и запачкала себе трусы.
— И что же она сделала тебе? — я заинтересованно хлопаю глазами. Аксель, отползшая от меня уже примерно на метр, испуганно вздыхает.
— Алан, Боже, прости, — шепчет в пол Люсинда.
Значит, его зовут Алан. И пришел он, действительно, по делу.
— Испоганила жизнь своими постоянными придирками, — после небольшого колебания отвечает мой собеседник. — А, когда я один раз обозвал ее «сукой», то добилась моего увольнения за неуважительное обращение к начальству.
— Ай. Ай. Ай, — я качаю головой. — А, по-моему, «сука» ей подходит гораздо больше, чем Люсинда. Я бы даже сказала, что родители реально не угадали с именем.
Снова громкий протестующий пук.
Парень поднимает автомат. Но в его глазах я вижу надежду. Нет. Призрак надежды. Неужели никто и никогда его по-настоящему не понимал? И неужели он думает, что я смогла бы его осудить за то, что он хочет поквитаться с этим куском говна?
— Я потерял работу. Не смог обеспечить жену, и она бросила меня. Даже мои родители отвернулись от меня, когда я попросил у них в долг. И все началось с этой жирной рыжей суки, — Алан наставляет автомат на грязную шевелюру. Его руки дрожат, а зря. Я бы не дрожала, если бы передо мной в такой же позиции лежала Аксель. Я бы даже не стала тратить время на диалоги.
— То есть ты убьешь только ее? — я нервно облизываю губы. — Больше никого?
— И с-себя, — тихо отвечает Алан. И тут я, наконец, понимаю, почему в его глазах застыл такой ужас. — Мне не зачем жить.
— Ах так? — я слышу, как в метре от меня испуганно ворочается Аксель. — Больше никто из этого магазина тебе не навредил?
Я пришла сюда полгода назад и не имела чести познакомиться с таким замечательным человеком. Но, вся команда здесь уже давно. И таких отвратительных людей я, если честно, не встречала ни разу. Неужели они его не доводили? Неужели только Люсинда была к нему несправедлива? Ни за что не поверю.
— Что ты имеешь в виду? — Алан взвинчивает автомат вверх и снова стреляет в штукатурку: реакция на движение Джо. Тот замирает в скрюченной позе и негромко скулит. Зная трусость своего коллеги, я уверена, что он собирался попробовать убежать. Вот только куда? Путь отрезан сумасшедшим с автоматом. Мало того, что Джо труслив, так еще и не далек.
Я притворяюсь, что мне совершенно плевать на выстрел. В конце концов, разве можно прерывать из-за таких глупостей столь светскую беседу?
— Я имею в виду… Подожди… Можно я закурю?
Не дожидаясь разрешения, я достаю из кармана брюк потрепанную пачку.
Глаза у Алана становятся, как блюдца. Он действительно представлял себе другой сценарий захвата магазина.
— Убей меня тоже, — затянувшись шепчу я. — Я больше, действительно не могу. Отправь меня на тот свет.
Алан молчит. Я вдыхаю в легкие слишком много дыма, но удерживаюсь от кашля.
— Да и еще ее, — горящей сигаретой я указываю на Аксель.
Та испуганно взвизгивает. В ее косых глазах я читаю такой ужас, что мне вдруг становится легко.
Где-то вдалеке я слышу вой полицейских сирен. Алан тоже. Он резко переводит автомат на Люсинду. Та испуганно икает.
— Это не смешно.
— Я и не смеюсь, — я швыряю окурок в сторону Аксель и смотрю Алану прямо в глаза. — Ты думаешь у тебя одного жизнь пошла под откос вместе с этой работой? И думаешь, что только тебя донимало начальство? Эта мерзкая тварь (я делаю неопределенный жест в сторону своей начальницы, забившейся под стол с футболками) гнобит меня каждую секунду своего времени. И даже, когда я дома. Пишет мне свои идиотские сообщения. Я и не знаю, кого я когда-либо ненавидела больше, чем эту суку!
Алан молчит. Моргает пару раз. Затем его губы растягиваются в саркастической улыбке.
— Ну, да, скажи мне еще, что ты хочешь умереть. Ты красивая девчонка, работающая в приличном магазине и получающая свою приличную зарплату…
Он направляет на меня свое оружие. Я физически ощущаю, как Люсинда облегченно вздыхает. Еще бы. Я продлила ей жизнь на несколько минут. Могла бы и поблагодарить…
— Я пришла сюда работать полгода назад, — я достаю из пачки последнюю сигарету (умирать, так с музыкой), — мне тридцать, но до этого я никогда не работала. Муж содержал меня. А потом я забеременела, а он встретил другую. Молодую. Двадцатилетнюю модель. Чтобы я ни в коем случае не родила и не потребовала с него алименты, он…
Голос срывается. Я закуриваю. Кашляю, но снова втягиваю в себя дым.
— Он избил меня. И спустил с лестницы. Я потеряла его ребенка, да и вообще больше никогда не смогу иметь детей… Ах, да. Мой муж из полиции. С хорошими связями. Поэтому, естественно, мое заявление где-то потерялось.
Весь магазин слушает мою тираду. Даже Люсинда перестала пердеть. Аксель пытается поймать мой взгляд, но я не даю ей такой привилегии.
— Я живу в малюсенькой комнате под крышей. Наверное, раньше это был чей-то чулан. За аренду отдаю почти всю мою зарплату. Мне даже курить не на что, — в подтверждение своих слов я делаю долгую, глубокую, вдумчивую затяжку. — Меня взяли сюда на работу с большой милости босса, ведь опыта-то у меня нет. И каждый день эта маленькая, косая сука отравляет мою и так безрадостную жизнь.
Алан завороженно смотрит мне в глаза. Я делаю два шага в сторону Аксель и ставлю свой промокший, грязный ботинок возле ее аккуратного носика. Она не шевелится. Даже не моргает. Лишь дышит. С усилием. Пытается надышаться перед смертью.
— Я делаю всю СВОЮ и ЕЕ работу и ни разу не услышала даже «спасибо»! Друзей у меня никогда не было, родители далеко, да и денег у них нет, чтобы помочь. Мне действительно не зачем жить.
Алан молчит. В полной тишине мы лишь слышим нарастающий звук полицейских сирен.
— Давай же! — я пригласительно поднимаю руки вверх. — Убей же меня. И ее! Позволь своему автомату сделать кучу добрых дел.
Он, наконец, выходит из оцепенения. Подходит ко мне, все еще держа меня на мушке. Останавливается в паре метров. Ждет.
Я проглатываю комок в горле, бросаю в Аксель второй потухший окурок. Он падает ей прямо в волосы, путается в ее кудряшках. От этой картины я невольно улыбаюсь.
— Ты хочешь убить ее? — Алан с сомнением рассматривает мою начальницу, застрявшую под столом.
— Да, если бы у меня был автомат, то я бы не колебалась, — я поправляю волосы, выбившиеся из моего все еще мокрого пучка. Когда я его закалывала? Час назад? Никогда не думала, что можно провести шестьдесят минут с такой пользой.
— А ты умеешь с ним обращаться? — я поднимаю глаза и вижу, как лицо Алана озаряет свет. Вот, что происходит, когда находишь понимающего человека. Даже в такой невероятной ситуации.
— Нет, — честно признаюсь я. — Но ради этой суки… Я бы научилась.
Полицейская сирена звучит уже совсем близко. Да и голоса, усиленные громкоговорителем, долетают до наших ушей.
Алан стоит уже рядом со мной. Я чувствую запах пота от его подмышек, но притворяюсь, что мне плевать. Цель, как говорится, оправдывает средства.
— Хочешь нажать на курок? — он больше не боится смерти. Ни последствий. Я, можно сказать, дала ему право на убийство.
— Да, — шепчу я, глядя ему в глаза.
Он протягивает мне автомат. У меня руки не дрожат (как ни странно). Я хватаюсь за мощный холодный ствол, словно утопающий за спасительный оранжевый плот.
Мы вместе наводим дуло автомата прямо в раскосое лицо.
Про себя я думаю, что она могла бы хотя бы извиниться за все то, что вытворяла со мной за последние полгода. Она могла бы хоть раз наступить на горло своей гордыне, спесивости и злобе. Она могла бы раскаяться.
Ха. Как можно ждать от этой суки какого-либо человеческого жеста?
Я изо всех сил прижимаю к себе автомат, кладу палец на курок и четко, сильно и продуманно, как и на уроках бокса в своем далеком детстве, бью прикладом Алана прямо под дых.
От неожиданности он вопит и выпускает из рук заветный ствол.
— Что-о-о-о? Что ты делаешь? — задыхаясь лепечет Алан, но я бью его еще раз оставшимся у меня в руках автоматом. Точнее его прикладом.
— А-а-а-а-а, — воет он, оседая на пол.
— Бегите, — кричу я лежащей толпе. — Бегите сейчас же! Зовите полицию!
— Сука! — вопит Алан, но я навожу на него дуло его же оружия.
— Не двигайся, придурок.
Он пытается все-таки встать. Я пинаю его своим мощным ботинком, и он снова падает.
— Но почему? — хныкает он, словно непослушный ребенок. — Она же портит тебе жизнь? Ты же хотела умереть…
— От твоих что ли рук, мерзкий кусок дерьма? — я изо всех сил сдерживаю смех.
Аксель пытается выбраться из-под стола, но уже во второй раз плюхается на попу. Я вижу Люсинду, бегущую к дверям, и понимаю, что она действительно испачкала себе штаны. Алан никак не может подняться, а каждый раз, когда он тянет руки к дулу автомата, я ловко пинаю его правой ногой. Все-таки, курсы самообороны — замечательная вещь.
— Убей меня! — кричит он. — Ну же! Убей!
— Нет уж.
— Зачем ты так со мной? — он снова хныкает, и я вижу, как из-за поворота показывается несколько полицейских. Они, наверняка, в курсе происходящего, так как их оружие нацелено не на меня (с автоматом), а на парня, лежащего у моих ног.
— Потому что ты неудачник, — тихо отвечаю я. — Поэтому даже умереть ты не сможешь так, как хочешь.
***
Мы, укутанные в блестящие одеяла спасения, сидим возле полицейской машины. Большая часть бывших заложников молчит. Кто-то нервно плачет. Я курю: полицейский отдал мне целую пачку Мальборо (7 евро, как никак!), и мне совершенно наплевать на весь окружающий мир. Люсинда подсаживается рядом со мной. На ней другие, чужие и чистые штаны. От мысли о том, что она наложила в свои предыдущие брюки, мне становится весело.
— Лили, — тихо говорит мне она, и ее голос слегка дрожит. — Ты спасла мне жизнь.
Я киваю. Жаль, что я не успела спасти охранника, получившего пулю прямо в сердце. Его звали Дерек. Правильно, Дерек. И он был единственным нормальным человеком в этом чертовом магазине.
— Прости, что я была к тебе несправедлива, — Люсинда сжимает руки в кулаки, и я вижу, как белеют костяшки ее пальцев. — Я и не знала, что ты… потеряла ребенка… и твой муж…
Аксель сидит в паре метров от нас. Она поднимает на меня свои раскосые глаза и в них читается все сочувствие этого мира. Возможно, она тоже хочет извиниться, но ее останавливает все то, что я сказала о ней полчаса назад.
Я едко улыбаюсь.
— Боже, какие вы все-таки дуры.
Аксель опускает глаза так резко, словно получила пощечину. Люсинда испуганно моргает.
— П-п-почему? — все-таки выдавливает она из себя, пытаясь разглядеть в толпе полицейского.
Она, наверное, думает, что я окончательно свихнулась.
— Первое: втереться в доверие. Второе: показать, что ты его действительно понимаешь. Третье: указать на другую жертву, чтобы парень совсем запутался. Четвертое: подойти на расстояние вытянутой руки. Пятое: ударить тогда, когда он совсем не ждет. Курсы самообороны, девочки.
Люсинда испуганно отсаживается от меня. Качает головой.
— То есть?
— Не буду скрывать, вас я действительно не люблю. А, особенно, Аксель (я бросаю в ее сторону взгляд, полный, как я надеюсь, презрения), но благодаря этому я смогла его заинтересовать. Заставить слушать, вместо того, чтобы стрелять.
Тишина вокруг меня становится совершенно непроницаемой. Словно передо мной поставили невидимую стену, сквозь которую не проникают никакие звуки. Аксель прижимает руки ко рту. Мне кажется, что ее сейчас вырвет.
— Что касается мужа, то я еще ни разу не была замужем. И беременной кстати, слава богу, тоже еще не была. У меня есть жених – замечательный парень. Богатый, кстати. Через три месяца – свадьба. И тогда, наконец, я брошу эту чертову работу и посвящу себя семье. Вы, конечно же, этого не знали. Просто не интересовались. Но…я не собиралась сегодня умирать от рук этого психопата.
Мне хочется добавить «Спасибо за внимание», но Аксель наклоняется к земле. Она изрыгает из своего рта вонючую коричневую жижу. Люсинда же хохочет, но вскоре ее удушливый смех переходит в истеричное рыдание.
А я…
Я улыбаюсь. Наконец-то, не фальшиво и натянуто. А по-настоящему.