Будни.

Холодно.
Я кутаюсь в свой дешевый китайский пуховик, купленный на распродаже три года назад. Но мне все равно кажется, что капли ледяного дождя бьют меня по коже, словно куртки на мне вовсе и нет.
Порывы ветра вывернули мой зонт уже три раза за это утро, поэтому я оставила попытки его применения и убрала мокрый и, похоже, сломанный прибор в свою старую сумку.
Мерзко.
Сегодня утром, пока я собиралась на работу, я вновь видела этот дурацкий рекламный ролик. Тот самый, где парень, подпрыгивая и напевая глупую песенку, бежал по улице к своей мечте. А голос диктора счастливо вещал: «Сегодня – понедельник, поэтому Вы улыбаетесь. Найдите работу мечты в нашем агентстве…»
Я хотела швырнуть пультом в телевизор, но в последнюю секунду одумалась. Телевизор – вещь дорогая, до зарплаты еще целых две недели, а денег на моем счету – ровно 103 евро и 51 цент.
И все же. Покажите мне хотя бы одного человека, который бы с такой радостью бежал на работу. Найдите мне этого счастливчика в нашем магазине, и я подарю Вам и свой раздолбанный телевизор, и целых 103 евро и даже, если хотите, сожру пульт вместе с батарейками.
Ненавижу рекламу.
Автобус, наконец, подъезжает, не забывая обрызгать меня и мой многострадальный пуховик холодной и грязной волной.
— Упс, простите, мадемуазель, — виновато улыбается водитель, открывая мне дверь. Ему нет и двадцати пяти, и в глазах застыли озорные искорки. Наверное, в этот момент я выгляжу особенно жалко, поэтому мальчишка открыто не смеется. Я ничего не отвечаю, и, наступив на пару ног случайных пассажиров, ныряю в толпу.
После 20 минут в трясущемся автобусе и 30 минут в переполненном метро, я бегу по лужам под проливным дождем (ну, и где же эта чертова улыбка в понедельник, мистер агент, нашедший мне работу?).
Очень хочется курить, но в пачке осталось всего три сигареты. В Париже дорого курить: 7 евро за двадцать никотиновых палочек. С моей зарплатой лучше бы сразу же отказаться от этой золотой привычки, но с моей «распрекрасной» работой курить – самый дешевый способ снять стресс. И вообще, нужно порадоваться, что я не нюхаю белый порошок, который стоит в десятки раз дороже.
Я подбегаю к черной, обшарпанной двери («Вход для персонала»), возле которой кучкуется мокрая толпа. Они-то как раз курят, спрятав еле заметные огоньки под навесом. Вдохнув во все легкие завораживающий запах дыма, я уступаю себе право присоединиться к коллегам по несчастью.
После промокшей сигареты в замерзших, дрожащих руках, я все же чувствую себя немного лучше. В раздевалке холодно. Мой промокший пуховик, наверняка, не высохнет здесь до самого вечера. Я вообще удивляюсь, как еще не простыла с такой-то погодой и с такой легкой одеждой. Наверное, мой организм панически боится заболеть и потерять вместе с больничным крохи и без того мизерной зарплаты.
Я вдыхаю побольше воздуха, закалываю мокрые волосы в подобие рабочего пучка и отправляюсь к себе в отдел. Здесь, как, впрочем, и всегда, царит настоящий бардак. Я ушла с работы в 7 вечера, магазин работал до 8, и такое ощущение, что за последний час здесь прошло стадо слонов, сметая всех и вся на своем пути. Одежда валяется даже на полу, сумки, кстати, тоже. Идеальный порядок превратился в смутное воспоминание. Я вздыхаю и принимаюсь за работу.
— Лили, можно Вас на минутку?
Я даже не успела сложить все разбросанные футболки в одну красивую стопку. Аксель идет ко мне, и я пытаюсь выдавить из себя подобие улыбки. Той улыбки, с которой в долбанной рекламе подчиненные обращаются к начальству. Плохо у меня, однако, получается, и я оставляю попытки выглядеть благодушно.
— Здравствуйте, Аксель, — я мысленно поздравляю себя за то, что у меня получается говорить ровным, спокойным и даже чуточку приветливым голосом. Надеюсь, что она не заметит, как дрожат у меня руки, и как напряжены мышцы спины.
— Лили, мне нужна статистика за прошлую неделю, — Аксель всегда обходилась без приветствий и без вежливых междометий.
— Да, конечно, — киваю я. — Я только закончу уборку и…
— СЕЙЧАС, — отчетливо произносит директриса каждую букву.
— Хорошо, — я с силой смахиваю со стола помятую футболку и достаю свою тетрадь.
Аксель стоит у меня над душой, пока я листаю страницы и тыкаю трясущимся от злости пальцем в калькулятор на своем стареньком телефоне. В конце концов, она-начальница и почему бы ей самой не рассчитать все показатели? Или в ее рабочем контракте написано, что главной миссией директорской работы является постоянное и бессмысленное унижение персонала?
Я пытаюсь сосредоточиться.
Слышу смех Аксель и невольно поднимаю голову от колонки аккуратных цифр.
— Ой, не говори, я так вкалываю, что просто сил нет. На мне целых четыре отдела, и, пока я не раздам люлей, ни одна скотина не захочет работать.
— Ты, наверное, так устаешь, — участливо отвечает на эту тираду Джо, парень из соседнего стенда. Я его вначале считала хорошим. Пока однажды этот козел не нажаловался Аксель, что я ушла курить в момент, когда в моем отделе было целых три покупателя (На самом деле, я просто ушла домой, так как отпахала уже десять часов подряд, а платят мне, как известно, только за семь, и я имела на это полное право. Только вот до сих пор звучит в ушах крик Аксель «Да, как Вы посмели?»)
— И не говори, Джо, просто кошмар…
Она, возможно, пытается его склеить. Только вот глаза у нее косые. Мужикам это обычно не нравится. Да и кому понравится, когда собеседник вроде бы на тебя смотрит, но левый глаз у него почему-то разглядывает потолок?
Я возвращаюсь к подсчетам.
— Лили!
Черт! Черт! Черт!
Люсинда, начальница этажа, энергично подходит ко мне. Ее не совсем чистые рыжие волосы иногда напоминают мне змей медузы Горгоны, которых неудачно осветлили перекисью.
— Почему такой бардак в Вашем отделе, Лили? Немедленно разложите вещи по полкам!
Говорит она всегда быстро, уверенно и зло. И даже ее фальшивая улыбка не способна скрыть морального удовлетворения от унижения других.
— Но Аксель попросила меня…
— Пререкаетесь? — она прищуривает глаза, отчего напоминает перепившую китаянку.
Спорить бесполезно. Я ищу глазами Аксель – она все-таки моя непосредственная начальница, но та, учуяв, видимо, своим задним местом толику опасности, предпочла незаметно сгинуть.
Я киваю. Прячу тетрадь, хватаю футболку.
— И займитесь клиентом, он у Вас уже целую минуту выбирает свитер, — строго поучает меня Люсинда.
Как же хочется курить.
Я иду к мажористому парню, задумчиво перебирающему вешалки.
— Добрый день, могу я Вам помочь?
— Да, — тут же отвечает он, опустив каноны вежливости. Видимо, мама не научила его здороваться с тем, кто, здоровается с тобой. — Мне нужен этот свитер, но размер медиум. Есть?
Я судорожно вспоминаю двадцать коробок одежды, доставленных вчера. Когда я их раскладывала, видела ли я этот пуловер? Да. Вроде бы.
— Я проверю на складе, дайте мне пару минут.
Он делает нетерпеливый жест рукой. Вроде, бегите уже быстрей, нерасторопная Вы девушка.
И я бегу. Сначала через весь магазин на вахту, за ключом. Затем то же расстояние в противоположном направлении. Два этажа по высокой винтовой лестнице, три коридора, направо, направо. Склад. Здесь, как всегда сыро. Неуютно. Я роюсь в огромной, пыльной коробке, достаю, наконец, его кофту. Хлопаю дверью, бегу назад.
Пока клиент примеряет товар, я раскладываю футболки. Люсинда следит за мной издалека и удовлетворенно кивает.
— Лили!
Я вздрагиваю, отчего на последней майке образовывается большая некрасивая складка.
— Да, Аксель? — и снова мне удается говорить ровно. Мои голосовые связки словно живут отдельно от измученного стрессом тела.
— Статистика, Вы не забыли?
— Я сделаю ее через пять минут, — я пытаюсь виновато улыбнуться, но, видимо, у меня это снова не выходит. — Люсинда попросила сначала убраться.
Косые глаза Аксель от злости лезут на лоб, и если бы я осмелилась ее сфотографировать в эту секунду, то получилась бы замечательное фотопособие: «Каких мимик избегать, чтобы не казаться дауном».
— Через пять минут мне нужно уже отправить ее боссу! Неужели тебе так трудно посчитать?
— Тогда помогите мне сложить вещи, — тихо отвечаю я.
Бесцветно голубые глаза Аксель готовы выпрыгнуть из орбит.
— Что? Я? Сложить? Если ты не можешь справиться со своей работой, то…
На «ты» она называет меня, когда действительно злится.
— Скажите, а у Вас есть такой же свитер, но другого цвета? — вылазит из кабинки парень.
— Да. Голубой, — как можно более вежливо отвечаю я.
— Покажите.
Аксель скрещивает руки на груди и ждет. Я снова бегу на склад, проклиная по дороге свой отдел, где я уже полгода как прошу поставить какой-нибудь комод с выдвижными ящиками. Места на стандартных вешалках катастрофически не хватает для того, чтобы разместить все валяющиеся на складе вещи, а клиенты стали, на удивление, капризными. Видимо, постоянный холодный дождь, туман и слякоть действуют раздражающе не только на меня и моих начальниц. Зима в Париже всегда была невыносимой.
— Вот, пожалуйста, — слегка запыхавшись, я протягиваю клиенту кофту, откопанную в завалах склада непосильным трудом.
Он слегка кривит губы.
— А. Голубой. Нет, мне не нравится этот цвет.
Боже! Как бы мне хотелось засунуть ему этот свитер ему прямо в…
— Лили, Вы еще не разложили вещи? — Люсинда издалека посылает мне новую волну стресса.
— Нет уж, ты сейчас же делаешь статистику, — Аксель шлепает ладонью по стеклянному столу, оставляя на нем жирный отпечаток своей пятерни. Она, видимо, забыла, что стол этот отмываю тоже я.
— Хотя мне и не нравится, я все же померю. Но мне нужен размер медиум, — вклинивается парень из примерочной кабинки.
— Но это и есть медиум, — совершенно теряюсь я.
— Он какой-то маленький. Нужен побольше.
В этот момент я хочу закричать. Громко и выразительно. Послать всех к чертям, развернуться и уйти из этого ада. Я проглатываю слюну, чтобы заткнуть самой себе рот. Работу искать тяжело, а с плохой рекомендацией, так вообще, невозможно.
— Я сейчас принесу, — покорно шепчу я клиенту. — Подождите, пожалуйста, я…
— Быстрей!
Когда я, готовая к новому спринту, поворачиваюсь к дверям, то слышу испуганный крик. И странные, сухие, щелкающие звуки, словно кто-то запустил череду громких, взрывающихся хлопушек. Снова крик. На этот раз мужской. Обрывающийся внезапно на невообразимой ноте.
— Всем на пол! Лежать! Не двигаться!
Секунды все же имеют свойство превращаться в вечность. Я чувствую во рту соленый, металлический вкус, и тут же понимаю, что всего лишь прикусила себе язык. Рядом со мной, запутавшись в складках своей длинной юбки в горошек, на пол бухается Аксель. Я даже слышу, как ее шпилька рвет легкую ткань, попавшуюся ей на пути в момент падения. В двух метрах от меня, недовольный клиент, так и не успевший зашторить примерочную кабинку, в ужасе оседает вниз, все еще держа в руках ярко-голубой свитер.
Чуть дальше на полу уже лежат человек десять. Я вижу рыжие волосы Люсинды, подметающие грязный, пыльный паркет, а в голове проносится мысль, что ее прическе это нисколько не повредит, так как она и так моет голову безумно редко. В метре от них лежит охранник. Я даже не могу вспомнить его имя, но он всегда был со мной добр. Я не вижу, куда попала пуля, но лужа крови, вокруг его обездвиженного тела говорит о том, что умер он быстро. Наверное.
И, наконец, я замечаю его. Невысокий. Можно даже сказать симпатичный. Темные волосы слегка вьются, видимо, отправляясь сюда, он-таки попал под дождь. В его глазах застыл такой ужас, что на секунду, мне кажется, что он тоже – невинная жертва. Случайный клиент. Затем, я вижу автомат в его руке и вздрагиваю так, словно меня ударило током. Я никогда раньше не видела оружия так близко.
— Лежать, я сказал! — он поворачивается вокруг себя, видит застывшего в изумлении Джо, возвращающегося из туалета. — НА ПОЛ!
Он стреляет в потолок. Один раз. Потолки у нас высокие, как-никак, люксовый магазин. Пуля застревает в штукатурке, на голову парня сыпется белая крошка, так похожая на снег.
Джо ныряет вниз, стукается головой об столик с компьютерными сумками и громко пыхтит.
Я все еще не могу пошевелиться, когда парень с автоматом поворачивается ко мне. Его брови ползут вверх, но, в отличие от раскосой Аксель, ему это идет. Он похож на мальчишку из рекламы геля для душа и, если бы не оружие, то я бы попросила у него автограф.
— Тебе особое приглашение нужно? — негромко спрашивает он, поднимая на меня дуло автомата.
Аксель отползает от меня на добрые тридцать сантиметров, разрывая свою юбку еще больше. Я всегда знала, что она трусиха.
— Стреляй! — спокойно и уверенно говорю я преступнику. — Давай. Я готова.
От неожиданности он опускает автомат на несколько сантиметров. Если он попадет в живот, вместо сердца, умирать будет больней. Я развожу руки в стороны.
— Что же ты ждешь? Я не ложусь на пол! Вперед, герой!
Он не арабской внешности. Темные волосы, но совершенно белая кожа. Светлые глаза. Только мешки под глазами слегка портят его красивое лицо. Или даже придают загадочности. Автомат опускается еще на пару сантиметров.
— Как там у Вас? «Аллах Акбар!» и погнали убивать, чтобы доказать этому миру, что у Вас самый лучший Бог? Ну, так давай! …