Проехав по тракту мимо «Пьяного» моста, машина выскочила на высокий пригорок. Отсюда хутор был виден как на ладони. Даже маленькие пчелиные домики хуторской пасеки в самом конце села и те разглядеть можно было. По обеим сторонам двух улиц, сразу за домами, вытянулись широкие прямоугольники огородов с пожухлой картофельной ботвой и желтыми шапками подсолнухов. Тихая, как зеркало, гладь запруды у хуторского моста, делившего хутор на две части, блестела на солнце и казалась с высоты большим водохранилищем. За полями, как острова в море, виднелись околки и рощи желтеющего, осеннего леса. Милентьич невольно нажал на тормоз и все вышли из машины. 

– Твою мать, вот это красота! – воскликнул Сева. Евгений улыбнулся и произнёс в ответ: 

– Вот за что я русский язык и люблю. Слыхали? Пять слов всего сказал, а как точно выразил восторженное состояние наших душ, замерших от такой красоты… Командир это ты про эту речку говорил? 

– Нет, это наша Тарбуга. Здесь тоже рыба есть, но в основном карась и щука. Нам дальше, в тайгу, на заимку, там речка другая, у неё даже названия нет и на карте она не обозначена. … Только это, бойцы, тут такое дело… Дорогу туда я знаю, а вот места настоящие, рыбные на хуторе сейчас всего два человека знают. Мой дед Семён и сосед его дед Матвей. Дед Семён сейчас у внучки на Севере гостит, а деда Матвея уговаривать придётся. Любит он покочевряжиться, может заартачиться.