— Ма, ты все уложила? Я не могу найти свое полотенце.
— Зачем оно тебе? Ты же не в командировку едешь!
— Я собираю свой несессер, и мне нужно его укомплектовать. Где мое полотенце?
— Я не помню, куда убрала. Возьми другое в шкафу.
— Зачем мне другое? Мне нужно именно мое, оно идеально укладывается. Найди, пожалуйста!
— Настя, найди в шкафу папино полотенце, если он так хочет! Я занята и не могу бросить дела. А то будем сидеть на море без всего, зато с несессером…
— Папа, это оно?
— Да. Оно мятое, погладь пожалуйста.
— Оке.
Настя, в отличие от отца — физически развернутого, была в мать: худенькой и гибкой. Принимая полусерьезно его причуды и помня о взрывных чертах характера, в свои -…надцать лет, она, находясь в апгрейдах переходного возраста, предпочитала в мелочах не упираться и попусту отца не игнорировать, хотя, как подросток, иногда банила его.
— Вот, — над темной текстурой ламината нависла полоска отутюженного полотенца. Сверху на уголке — щипчики большого и указательного пальцев вытянутой руки дочери, уткнувшейся в смартфон.
— Теперь все в порядке, — педантично свернув полотенце в плотную трубочку, Эдуард Владимирович уложил его в несессер, где аккуратно, в неизменном годами порядке, лежали небольшой тюбик зубной пасты, средства для и после бритья, бритва, мыло и зубная щетка в футляре.
— Можно ехать, — произнес он довольный и закрыл несессер.
Супруга и дочь удобно разместились на заднем сиденье в автомобиле такси, где приятно и безопасно, но для Эдуарда Владимировича существовало лишь одно место. Водитель управлял автомобилем, а он, сидя рядом, повелевал водителем. Будучи из числа тех, кто ездит в такси только на переднем сиденье, он всякий раз непременно указывал куда, как и с какой скоростью вести машину.
— Да, Петр Саныч, все успеем в срок… Да. Мои люди обучены, на работу напружинены. Я на пару недель к морю… Хорошо, понял. На связи. До свидания! — посмотрев сквозь лобовое стекло на впереди стоящую машину, Эдуард развернулся к навигатору, — что тут у нас? О-о-о… Командир, мы опоздаем. Самолет – не поезд, в пути не догонишь!
В навигаторе, петляя и переламываясь, пробкой краснела толстая нить маршрута. Водитель, коротко стриженый, сухощавый молодой человек, с головой будто сложенной из крупных камней гравия, полируя пальцами экран, искал варианты объезда. Его короткая равномерная щетина по углам лица и стяжкам выступов на затылке ерошилась и ходила ходуном в процессе умственной деятельности, и, судя по ее судорожным рывкам, у него ничего не получалось. Периодически прижимаясь к рулевому колесу и вглядываясь в даль, он теплил надежду увидеть спасительный просвет и иногда прогибался настолько сильно, будто готовясь выпрыгнуть и бежать вперед, чтобы руками разметать создавшийся затор.
— Надо было другой дорогой ехать! От тональности женского раздражения залежи выступов на голове водителя задвигались, и он, прильнув к экрану навигатора и прерывисто вращая картой, уже не прощупывал путь, а ожидал чудесного спасения.
— Ма, ну теперь-то что?! Шеф, здесь нужно через дворы, навигатор не поможет. Чуть дальше будет съезд. Пока прямо. Я покажу. Давай в правый ряд.
Трафик, вобрав в себя критическую массу автомобилей, и, раздражая всех и вся, в некоторые моменты невыносимо замедлялся и мучительно замирал. Еле-еле они дотолкались до поворота и, свернув, ушли в сторону. В навигаторе, сменяя друг друга, замысловатыми петлями затанцевали варианты невозможно длинных траекторий маршрута. Супруга, заметив эти пляски, тревожно спросила:
— Мы точно успеем?
Эдуард открыл окно и, глотнув свежего воздуха, успокоил:
— Разумеется.
В салоне запахло нагретым бетоном, влажной зеленью листвы, мутной водой теплых асфальтовых луж, скисшей едкостью мусорных баков — богатым ароматом придомового пространства летних многоэтажек. Медленно и с трудом пробираясь сквозь дворовые территории, виртуозно петляя мимо припаркованных автомобилей, детских площадок, беспорядочно установленных клумб, насаждений и кустарных спортивных сооружений, автомобиль выкарабкался-таки на трассу, и досадный затор остался позади. Неприветливый водитель молчал, а Эдуард Владимирович, нахально шлепнув ладонью по пластику торпедо и задорно оттолкнувшись от него, повернулся к жене и дочери:
— Ну? И что бы вы без меня делали?
Белоснежная голливудская улыбка слилась с безупречно сидящим поло такого же цвета и отчеркнулась холодным блеском довольных глаз.
«Красавчик все-таки! Не спроста мама клюнула», — отметила про себя Настя, — «хотя иногда нудит, как одноклассники-«душнилы». Но вслух, по негласным правилам, серьёзно-скучно произнесла:
— Опоздали бы.
— Правильно, Настя. Потому что я продумываю наперёд и планирую. Жизнь такая, что нужно быть готовым ко всему: в общем, быть адаптированным человеком! — и, отвернувшись, вальяжно пробарабанил костяшками пальцев по чужой тверди торпедо.