— Пока!
— До вечера! — Они поцеловались.
Девушка вышла из квартиры, закрыла на ключ входную дверь и направилась к лестничному пролёту. Голос вездесущей Глори, соседки сверху, окликнул её по имени, и девушка остановилась, про себя выражая недовольство: «Ну что ей ещё надо? Я же на работу опоздаю».
— Шарон, Шарон, подожди! Прости… — Глори торопливо спускалась по лестнице, постоянно поправляя спадающие с ног домашние вельветовые тапочки грязно-коричневого цвета. — Девочка, подожди. Как ты? Всё время думаю о тебе… Бедняжка, как всё это тяжело…
— Вы опять? — Шарон продолжила путь, не обращая на соседку внимания. — Мне некогда.
— Я же переживаю, что тут плохого? — обиделась Глори, поправляя сползающие с волос бигуди. — Просто хотела спросить. Представляю, как тебе сейчас тяжело…
— Прекратите нести чушь. Мне нисколько не тяжело… Я спешу на работу.
— Шарон, на какую работу?
Но вместо ответа снизу донёсся звук закрывающейся подъездной двери. Глория ещё некоторое время стояла на площадке возле квартиры Шарон, скрестив руки на груди. Покачивая головой, она продолжала разговаривать с Шарон: — Я всегда рада видеть тебя, девочка. Для тебя мои двери всегда открыты.
«Вот дура. Сколько можно меня доставать? С ума сошла конкретно», — злилась Шарон, выйдя из подъезда. Она прошла несколько ярдов и остановилась, оглянулась и посмотрела на окна своей квартиры на втором этаже; на её лице появилась счастливая улыбка, она прошептала: — Дорогой, я вечером вернусь. Люблю тебя, — и поспешила к автобусной остановке.
Последнее время ей все твердят одно и то же: что его нет. Все жалеют её, сочувствуют ей и предлагают всяческую помощь, хотя она в ней нисколько не нуждается. Эта сумасшедшая Глори, так та вообще окончательно съехала с катушек: считает, что её Роберт умер. Вот ненормальная. А он дома. Просто он пока не может выходить. Соседи же не знают этого. И если многие сочувствующие Шарон знают о том, что её муж в данный момент болен и не говорят про него страшных слов, то эта ненормальная Глори всё время каркает про смерть. Надумала себе какие-то похороны Роберта, и теперь всё время извиняется за то, что не присутствовала на его погребении. Шарон перестала злиться на соседку и старается лишний раз не пересекаться с ней: выслушивать бред больной женщины про смерть своего мужа ей крайне неприятно. Как говорится, на больных не обижаются: ради бога, пусть считает, что так оно и есть. Это её проблемы.
Они с Робертом поженились в прошлом году. Медовый месяц (на самом деле целых три месяца) молодожёны провели на Бермудах. До сих пор они счастливы и сильно любят друг друга. Счастливы, даже несмотря на то, что Робби месяц назад попал в страшную аварию и пострадал. Немножко. Какое счастье, что он отделался, можно сказать, лёгкими увечьями. Главное, остался живой. Он пока ещё слаб, находится дома и никуда не выходит. Но скоро поправится, обязательно выздоровеет. Сейчас ему нельзя много ходить — во время аварии он сильно ушибся головой. Роберту необходим полный покой и её забота и любовь. А сплетники?.. Ах, как ей плевать на то, что думают о них другие. Пусть считают, как и её соседка, что Робби умер. Ей надоело доказывать обратное и разубеждать всяких идиотов в том, что он — живой.
Но это ещё что. Тут добавилась ещё одна проблема, нарушающая её — их — покой: в последнее время кое-кому постоянно что-то от них нужно. Приходят какие-то люди, подсовывают всякие бумаги, требуя поставить на них свою подпись; зачастил пожилой доктор со страшной фамилией Сет и очень серьёзным и отталкивающим лицом, покрытым глубокими оспинами. Он постоянно задаёт странные, а порой абсурдные и смешные вопросы, и каждый раз, в конце беседы, предлагает лечение. Вроде взрослый мужчина, опытный врач, а тоже несёт всякую ерунду, прям как Глори.
Ох, как Шарон терпеть не может всех этих врачей, юристов, сочувствующих; как претит ей отвечать на их глупые вопросы и вдаваться в суть непонятных документов, которые необходимо подписать. Как же она устала от всей этой суеты вокруг неё, как ей хочется от всего отдалиться, просто побыть наедине с Робби. Почему им мешают жить и понапрасну тревожат. Как же они не поймут, что их семье нужен покой, и больше ничего. Только так, никем не тревожимый, её муж быстрее пойдёт на поправку, и они скорее выйдут в свет. И тогда всем станет понятно, что её любимый Роберт в полном здравии, и оба они счастливы. Может тогда, наконец, и соседка успокоится, и перестанет доставать её своими жалостями.
Шарон доехала до спортивной школы, вышла из автобуса и направилась к деловому центру. День был ясный, светило июньское солнце. Не замечая весёлых взглядов прохожих и не обращая внимания на комплименты парней, девушка шла по тротуару, горделиво приподняв голову. Подставляя лицо светилу, и улыбаясь ему, она плавно двигалась, слегка покачивая туловищем в такт мелодии, звучащей у неё в голове. Глядя на неё, ни у кого из прохожих не возникало и тени сомнения, что она — самая счастливая девушка на свете.
Обойдя два раза бизнес-центр по периметру, Шарон вернулась к главному входу и вдруг резко остановилась. Неподвижными, бездонными глазами она неотрывно смотрела на вращающуюся зеркальную парадную дверь, приоткрыв рот. Нередкое в последнее время жгучее желание находиться дома рядом с любимым мужем вновь нахлынуло на неё, заставляя учащённо биться сердце. В таком паническом состоянии она, конечно же, работать не сможет. Ей необходимо срочно вернуться к Робби. Когда она находится рядом с ним, её нервы успокаиваются.
Спустя полминуты девушка пришла в себя и огляделась вокруг, увидела знакомое лицо охранника, молодого крепкого парня в чёрном костюме. Он стоял неподалёку от входа, курил, смотрел на неё и улыбался. Пряча глаза, Шарон скромно улыбнулась в ответ и, опустив голову, направилась в сторону остановки возле спортивной школы.
«Может доктор и прав: нужно взять отпуск, отдохнуть, побыть наедине с мужем?» — рассуждала она. — «Или взять, и уехать нам куда-нибудь в тихое место. Но не на побережье, не в приморские многолюдные города, нет, а куда-нибудь в глушь, в тихое место, туда, где будет красиво и спокойно. В Монтану, например… Или на Аляску».
Точно, эту идею надо предложить Робби, решила она, и вошла в подъехавший автобус.
Она ехала, прильнув щекой к стеклу, и рассматривала мимо проплывающие дома, магазины, кафе. Она обожала этот город. И не только потому, что в нём родилась, и для неё он самый красивый город в мире, но и потому, что этот город познакомил их. То, чего раньше она не замечала, до встречи с Робби, чему не придавала особого значения, теперь для неё было святым. Она по-новому влюбилась в город, в его улицы, по многим из которых они с Робби гуляли вечерами. Она любила все мимо проплывающие за окном магазины, в которых они покупали продукты; обожала небольшие ресторанчики и кафе, в которых они часто ужинали вдвоём. Вот мелькнул переулок, в глубине которого расположен салон свадебной одежды; у его витрины они с Робби во время прогулки на втором свидании оказались случайно, — а может и нет, и это было чудесным предзнаменованием свыше, — и впервые целовались. А там, чуть дальше, на скамейке в городском сквере он сделал ей предложение выйти за него замуж. Вот за крышами домов промелькнул шпиль собора, в котором они обвенчались… От ностальгирующих воспоминаний у девушки сильнее забило сердце, она испытывала печаль и радость одновременно.
Выйдя на своей остановке, почти бегом Шарон направилась к своему дому, издали всматриваясь сквозь листву деревьев на свои окна на втором этаже, в надежде увидеть лицо Робби.
Переступая через две ступени, она спешно поднялась на свой этаж, свернула в коридор правого крыла и оказалась перед двумя мужчинами, которые стояли напротив двери её квартиры. Испугаться она не успела, так как услышала знакомый голос доктора Сета: — Простите, мы пытались дозвониться вам…
— Я не ношу с собой телефон, — резко ответила Шарон и, не глядя на мужчин, протиснулась между ними к двери и достала ключи из сумочки.
Второй мужчина ей не был знаком.
— Но… если мужу понадобится позвонить вам? — осторожно спросил доктор.
— Меня достали звонки, — нервно ответила девушка, проворачивая ключ в замке.
— Понятно. Мы могли бы с вами поговорить, Шарон? Это займёт не много времени. — Доктор снял шляпу, обнажив лысину.
Шарон чуть было не открыла дверь, но опомнилась и тут же повернулась к мужчинам, закрывая собой вход.
— Нет! Подождите! — чуть ли не закричала Шарон, выставив вперёд руки. — Не смейте входить. — Избегая всепроникающего взгляда доктора, она смотрела на его брюки. Её пугал взгляд доктора. В прошлую с ним встречу ей показалось, что он рассматривает её мозги. — Нет, останьтесь здесь. Мне надо предупредить мужа. А ему нужен покой. Вы не должны его беспокоить. И вообще…
— Мы не потревожим его. Нам нужно поговорить с вами, — пояснил незнакомец, в ехидной, издевательской улыбке оскалив неестественно белоснежные зубы.
— Я сейчас приду. Оставайтесь здесь. — Девушка нешироко приоткрыла дверь и через образовавшуюся узкую щель протиснулась в квартиру, с опаской озираясь на мужчин.
— Хорошо, мы подождём тут, — согласился доктор.
— Передавайте привет мужу! — крикнул вслед незнакомый мужчина и слегка приподнял руку в приветствии.
Шарон вошла в квартиру, закрыла за собой дверь на замок и, не разуваясь, поспешила в спальню. Роберт, увидев её, быстро поднялся с кровати и поспешил на встречу. Они обнялись.
— Ты рано вернулась.
— Робби, я чувствовала, что они придут. Тебе надо спрятаться. — Он, казалось, не слушал её: обнимал, осыпал лицо поцелуями. — Дорогой, они там, за дверью. Они хотят войти.
— Что им нужно? — немного отстранившись, спросил Роберт, поглаживая ладонями её влажные от слёз щёки.
— Им опять что-то надо от меня… — Она посмотрела в его ясные, голубые глаза. — И от тебя.
— Ну и пусть заходят, тебе-то чего волноваться?
— Я не знаю. Мне неприятно общаться с ними… Мне не хочется ни с кем общаться. Я хочу, чтобы нас оставили в покое. — Она заплакала. — Они все настроены против тебя, против нас. Они говорят про тебя страшные вещи. Я не хочу слушать их бред. Я хочу… Я хочу на Аляску…
— Куда?..
— Я хотела тебе рассказать, но пришли они… Они хотят войти. Как только я выпровожу их, всё расскажу тебе. Ты пока спрячься, хорошо?
— Я буду сидеть тихо, как мышка. — Роберт улыбнулся и поцеловал её в бровь. — Не бойся их, пусть заходят. Буду ждать тебя смирно. — Он послал ей воздушный поцелуй. — Аляска!
— Да, Аляска…
Роберт спрятался. Шарон внимательно осмотрела комнату, убедилась, что они его не обнаружат, даже если вдруг без спроса войдут в комнату, и вернулась к непрошеным гостям.
— Ещё раз извините за беспокойство. — Не дожидаясь приглашения, доктор первым вошёл в квартиру. — Это Джон Райт, — представил он незнакомца, — представитель компании, в которой работал ваш муж.
Шарон остановилась, повернулась и настороженно посмотрела на доктора. Её бровь несколько раз заметно дёрнулась.
— Работал? — переспросила она. — Почему «работал»?
— Миссис, — неуверенно начал представитель. — Ваш муж не работает у нас уже месяц… По понятной причине мы уволили его. Компенсация и заработанные им за последние три недели деньги мы передадим вам. От вас требуется всего лишь подпись. Это небольшая формальность. Но без этого мы не сможем перевести на ваш счёт полагающуюся вам сумму.
— Шарон, — перебил представителя компании доктор, — мы понимаем вашу утрату: потерять близкого человека — горе для любого человека. Мы не желаем вам ничего плохого. Мы хотим лишь помочь вам.
— В чём? — обеспокоенно спросила девушка, теребя рукав платья. — Мне не надо ни в чём помогать. Нам не нужна ваша компенсация. Да и вообще, с чего вы взяли, что нам полагается компенсация. Роберт выздоровеет, и вернётся на вашу работу. Зачем вы его уволили?
Доктор присел в кресло, осмотрел комнату и громко произнёс, поглядывая на закрытые двери других спален: — Роберт Мэйсон, вы слышите меня? Здравствуйте! Если слышите, ответьте, будьте любезны. А было бы ещё лучше, если бы вы вышли и присоединились к нам.
Шарон настороженно переводила взгляд с доктора на дверь спальни. Доктор, в свою очередь, проследил за её взглядом и, хитро улыбаясь, спросил, указывая на одну из закрытых дверей:
— Шарон, он в той комнате, не так ли?
— Не смейте ему мешать! Не тревожьте его. Ему нужен покой. Он не станет с вами общаться, и выходить к вам не будет. Что вам нужно? Я ничего не хочу подписывать. Убирайтесь!
— Ваш муж умер, как бы вам не хотелось разубедить в этом мир. — Доктор Сет достал из портфеля какие-то бумаги. — Вы и сами не посещаете работу уже три недели…
— Прекратите! Он живой! Уходите! — Шарон указала на выход.
— Мы поможем вам, — невозмутимо продолжал доктор, — и пусть будет по-вашему: пусть муж ваш будет живой, раз вам так легче, мы не будем доказывать противоположное. Но прошу вас о единственном: примите моё предложение, пройдите, пожалуйста, обследование в нашем центре и… Для этого нужно ваше согласие. Подпишите некоторые документы, и всё. Уверен, что вам… кх-кх, как и вашему мужу, это не повредит в любом случае. А коль вы не можете жить без него, что ж, в таком случае пусть и он вместе с вами находится в нашей клинике. Мы поместим вас в одну палату. Так будет лучше и нам, и вам спокойнее.
— Вы пугаете меня. — Шарон испуганно посмотрела на доктора. — Вы, наверное, что-то путаете. Нам не требуется ваша помощь. У нас всё замечательно. Прошу вас, оставьте нас в покое!
— Если ваш муж находится здесь, то что мешает вам познакомить меня с ним. Мистер Райт его знает, а вот я нет. Убедите нас в его существовании. Пусть он хотя бы голос подаст, что ли, и тогда я обещаю вам, если его присутствие в этой квартире подтвердится, мы тотчас же покинем вас и больше не побеспокоим. Но… — Он замолчал, выждал десять секунд, прислушиваясь, и, разведя руками, с сожалением констатировал: — Но, кроме нас троих, тут, как я понимаю, больше нет никого.
— Есть! — выкрикнула Шарон, и направилась к выходу. — Он живой! Покиньте квартиру!
— Я не думаю, что мы сможем сделать что-то ещё. Пожалуй, оставим несчастную, — обратился доктор к Джону Райту и поднялся с кресла. Тем временем представитель быстро подбежал к двери спальни и, пока хозяйка находилась к ним спиной, открыл её.
Шарон оглянулась и оцепенела от увиденного. Её лицо выражало не просто негодование, оно выражало ярость и злость, вызывая у присутствующих страх. Никто не смел врываться в её святую святых — спальню. Она заверещала: — Не смейте входить! — И подбежала к представителю, вцепилась в его рукав пиджака, как разъярённая кошка, и принялась вытягивать из комнаты. Тот, не обращая внимания на неё, успел пробежаться взглядом по спальне, но ничего, что могло бы указывать на присутствие в ней постороннего человека, не обнаружил.
— Прошу вас, успокойтесь. Джон, вернись в комнату. Нас могут услышать соседи.
Джон, поправляя пиджак и разравнивая ладонью мятый рукав, поддался натиску хозяйки и вышел из спальни, насмешливо и брезгливо поглядывая на неё. Девушка, тяжело дыша, вернулась в спальню, осмотрела её, немного успокоилась: Роберт не выдал себя. Затем вытерла слёзы, поправила причёску и вышла.
— Уходите, — едва сдерживая ярость, сквозь зубы процедила Шарон. — Иначе я вызову полицию.
— Не стоит к этому прибегать. Мы сейчас же покинем ваш дом. Но вашего мужа здесь нет. Будь он здесь, непременно бы вышел из комнаты и не допустил, чтобы его жену до слёз довели двое посторонних мужчин. — Доктор посмотрел на платье Шарон, потом прошёлся глазами по её ногам и обуви, и, не скрывая своей брезгливости, сочувственно посмотрел ей в глаза: — Вы перестали следить за собой.
Визитёры направились к выходу.
— Мы умываем руки. До свидания. Социальные службы позаботятся о вас.
Как только Шарон закрыла за ними дверь на ключ, сразу подбежала к двери спальни. Но, дотронувшись до ручки двери, вдруг застыла — вспомнила слова, сказанные доктором. Она с опаской оглянулась, чтобы посмотреть на своё отражение в зеркале, прикреплённом на противоположной стене, а затем медленно нагнула голову и осмотрела своё платье и обувь, и — ужаснулась! Вместо платья на ней висел сто лет не глаженый и давно не стиранный домашний халат, а на ногах вместо туфель были кроссовки. Причём разного цвета. На голове, казалось, произошёл взрыв: волосы торчали во все стороны, несколько дней нечёсаные и неделю не мытые.
Робби не должен видеть её в таком виде, и она спешно скинула обувь, стянула халат и переоделась в более приличную одежду. Как же она могла не заметить и пойти на работу в таком виде?
На ходу приглаживая непослушные растрёпанные волосы, она вошла в спальню и позвала мужа:
— Выходи, дорогой. Они ушли.
Гробовая тишина сначала испугала её, но через несколько секунд послышался шорох и знакомое, сдержанное дыхание. И вот, перед ней ниоткуда появился Роберт: красивый, мужественный, с доброй улыбкой на лице, целый и невредимый. Слегка, правда, уставший и сонный, — но живой. Она бросилась ему на шею и крепко обняла, прижала к себе точно так же, как прижимала на первых свиданиях. Она прикоснулась губами к его мочке уха, и нежным голосом стала что-то тихо-тихо шептать: возможно, она жаловалась ему на злых людей, а может, говорила про любовь, про их светлое будущее… про Аляску.
Он тоже крепко сжимал её в своих объятиях. И постепенно она забыла всё негативное, что было до этого. Её уже не волновали ни злые языки людей, ни сумасшедшая соседка Глори, ни доктора, ни юристы. Её не беспокоил больше тот мир, в котором заживо похоронили её мужа. В объятиях любимого Робби она была спокойной и уверенной.
Так, слившись друг с другом, они стояли вечность: девушка и пустота, которую она обнимала за шею, нашёптывая ей на ухо:
— А все говорят, что тебя нет…
КОНЕЦ
