Простил он ее. Только сказать не успел. Умерла она, в газетах писали – в новый год с балкона, с десятого этажа головой вниз. Записки не нашли, только фото, где она молоденькая, какой-то мужчина и маленький ребенок.
В тридцать три еще раз попробовал, влюбился, как пацан, на руках носил, цветы подарки дарил, только дело в точности, как и первый раз закончилось.
Больше не женился и романов не заводил, только для поддержания мужского здоровья женскими услугами иногда пользовался.
Так с малолетства, кирпичик за кирпичиком, складывалась стена между ним и всем женским полом.
Проводница, грюкнула латунным подстаканником о металлическую окантовку вагонного столика, улыбаясь и спросила:
– В столицу ездили, навестить кого или к родственникам?
Он очнулся, задумался, будто искал подходящий ответ и на выдохе прошептал:
– К родственникам… К сыну на могилу…
Проводница пожала плечами, громко вздохнула, развернулась и ушла.
Окуная в горячий ароматный чай и причмокивая, сладкие кусочки кускового сахара он ждал отправления поезда. И тихо говорил сам себе:
«Хотел бы я, чтоб время стирало, воспоминания, как старые пожелтевшие фотографии. Но память хороший закрепитель. Исчезнувшие, истлевшие фотографии не вернуть, а воспоминания всегда возвращаются. Иногда позавидуешь старческому слабоумию, когда не вспомнишь какой сейчас год и сколько тебе лет, и как зовут твоих детей».
В его мысли бесцеремонно вторглись голоса молоденьких девушек, как две весенние птички они влетели в вагон, уселись на соседнюю полку и весело зачирикали:
