Планета эта с самого начала показалась мне дурацкой. Вся какая-то серая, каменистая, сморщенная… И растут на ней ссохшиеся кривые кизляки, просто чудом поддерживающие уровень кислорода в атмосфере. И живут на ней отморозки, питающие страсть к взрывающимся штукам — вот бы ещё выяснить, кто им ингредиенты таскает. Одним словом, не планета, а херня.
При мысли о предстоящем задании весь мой жизненный опыт свивался в тугой кнут беспокойства и хлестал меня по заднице, гоняя по кабинету. Обычно обитаемые планеты или милые — океаны, зелень, фрукты, — или имеют какие-то ресурсы, например, как та инопланетная свалка, где я нашёл Эрика. Здесь же — ничего. Всего лишь космический булыжник, на котором нет официального населения, только пироманы без удостоверений личности. И поскольку они фактически распоряжаются планетой, наверняка устроили там какую-нибудь подлянку — а мы даже не имеем права развернуть масштабные военные действия: по бумагам там никого и ничего нет.
Главного, видимо, всё это тоже насторожило, поэтому он назначил отряд вдвое больше предписанного инструкциями: два подразделения, сто человек. А свободных кораблей-то на вокзале и нет! Ну, это как всегда: то одно, то другое, там штурвал сломали, тут движок залило потёкшим азотом, а на этом корабле вообще улетели за деталями для другого, в котором какой-то идиот во время взлёта решил «открыть окно, потому что душно». В итоге на ходу остался единственный крейсер — та ещё неповоротливая туша. Один корабль! Для идиотской планеты, населённой идиотскими пироманами! Да будь моя воля, я бы туда и не садился, просто залил её горючкой из танкера и бросил вниз зажигалку.
Ох, как мне это не понравилось. Я своему подразделению ещё за три дня до даты Хэ начал полоскать мозги — и про технику безопасности, и про должностные инструкции на все возможные критические ситуации, и устроил креативный опрос типа: «Представьте, что вас атакует хищный кактус, напарнику уже откусили руки, а у вас есть только отвёртка, ваши действия?» — кстати, встречались ответы весьма остроумные, я даже записал пару.
В целом мои парни были готовы.
И вот представьте мою досаду: мы благополучно долетели, мы уже почти сели, и тут в хвосте раздаётся эпичное БУХ! Наш большой красивый корабль начинает взрываться, переливаясь красочными всполохами, и все мои бойцы разлетаются на мелкие кусочки, не успев применить многочисленные и очень полезные должностные инструкции.
А я остался жив. Ну, потому что, во-первых, мне очень не нравилась эта мерзкая планета — и я сидел как на иголках, а во-вторых, я очень быстрый, как уже много раз говорилось. Пока где-то в хвосте взрывается, очень быстрый мутант вполне успеет открыть носовой шлюз, спрыгнуть с корабля и удрать достаточно далеко, чтобы не сдохнуть.
За спиной вспыхивает белое, меня швыряет ударной волной, а уши чуть не разрывает грохотом.
Кое-как поднимаюсь на четвереньки. В голове звенит, всё кружится, дышать трудно. Что говорит инструкция про такой случай? Нужно бежать подальше, спрятаться получше, ждать подкрепления или эвакуации. Но вы же видите эти ошмётки корабля и людей, которым ни разу не помогли инструкции?
Нужно вернуться и посмотреть, есть ли выжившие. Шанс невелик, но всё же — я обязан проверить.
Небо кажется пасмурным, хотя это не так: со стороны корабля виден кружок тусклого солнца. Серая каменная пустыня внизу, серое небо над ней, а посередине — огромное чёрное пятно гари. Слишком резкое на фоне окрестного пейзажа.
Запах крови окутывает тяжёлым тёплым одеялом. Пепел, мясо, горячие железки, провода и снова мясо. Это были мои парни, ебучие вы уроды! Всё моё подразделение!
Тишина, только кое-где потрескивает огонь. Ни стона.
А я их всех по именам помню. Равно как и второе подразделение — они хоть и не мои, но бумаги всё равно я веду, других желающих не нашлось. А теперь на всех похоронки писать.
Но сейчас об этом думать нельзя. Вот выберусь отсюда — тогда да, сяду с бутылкой вискаря и, может, даже реветь буду. Да ладно, чего прикидываться — точно буду. Всякий раз, после того как заполняю эти настоебавшие бланки с чёрной каймой, напиваюсь в хлам и реву в три ручья.
Это потом. Сейчас — мне нужен Эрик, потому что он единственный гипотетически мог пережить взрыв. Он живучий, он должен.
Среди обломков и копоти разглядеть что-либо трудно, поэтому рыскаю, полагаясь больше на чутьё: ищу запах или ощущение от его сознания. Пока — ни того, ни другого.
Тем временем пироманы подтянулись, справа за холмами перекрикиваются. Небось, думают, что все погибли, потому и шумят так смело.
Слева мелькает знакомый запах, и я пробираюсь туда. Выворачиваю обломки корабля. Эрик! Ух, бля… Живой, и это, конечно, замечательно, вот только у него нет ног и живот превратился в месиво. Аккуратно стягиваю исцарапанный шлем. На губах — кровавая пена, чёрт, ещё и лёгкое… У него внутри осталось хоть что-нибудь целое?
Один — распластаться по земле. Два — расцарапать ногтями шею. Три — прижаться к его губам.
Грязные, скользкие от крови руки резко хватают за затылок, сжимают удушающе крепко, пока зубы вгрызаются в шею. Ощущение по сути пугающее, но меня, наоборот, радует. Это же Эрик. Ему можно. Пусть поест.
Однако слишком много отдавать тоже нельзя, у меня ещё предусмотрено развлечение с пироманами. Кошусь на него — подействовало лечение хоть немного? — но с этой гарью и кровью не разобрать.
Голова ощутимо кружится — значит, пора заканчивать. С трудом отрываю от себя руки и зубы Эрика — надеюсь, он не выгрыз мне кусок шеи? — зажимаю рану и мысленно кричу: «Я принесу еду. Дождись меня». Как будто громкость может компенсировать то, что он без сознания.
Так-так, пироманы всё шумят. Какие храбрые парни — взорвали корабль издалека, ох какие молодцы. А теперь давайте проверим, будете ли вы такими же смелыми при прямом контакте.
Что говорит моя личная инструкция на такой случай? Выбрать одиночку с краю — вот этот мелкий сойдёт. Схватить со спины, утащить за камушек… А, ты девушка? Извини, но девушка со связкой динамита идёт на общих основаниях — я не позволю подорвать себя даже самой красивой «Мисс мерзкая планета». Значит, выпить — и почувствовать себя заметно лучше.
Что ж, ребята, вот и я — стремительный и неотразимый. Спорим, я перережу вас всех не только быстро, но даже изящно? Для тех, кто понимает работу мастера, конечно.
О, смотрите, я выиграл. Остались трое — перепуганные малолетки. Столпились в круге высоких камней как бараны и не подумали, что мне, прячась за этими укрытиями, даже удобнее. Кто из вас хочет стать моим первым призом? Давайте, не стесняйтесь, всё равно я получу всех.
Дальше всё как по нотам. Схватить одного, утащить за камни, выпить с удовольствием. За это время двое оставшихся расстреливают все патроны — судя по звуку, в воздух.
Эффектно захожу в круг, дёргаю следующего за руку — прямо в мои страстные объятья, строю кровожадную морду и пью на месте. Ну как, похож я на Дракулу из того фильма? Видимо да, потому что у последнего пиромана трясутся руки — эй, ты не с той стороны магазин тычешь, зачем ты вообще полез играть в войнушку? Впрочем, он даже не смотрит на своё оружие — только на меня.
Забираем у этого цыплёнка ненужную ему больше железку, взваливаем на плечо и тащим к Эрику. Что, не ожидал такого, придурок с гранатой? Что ты орёшь и лупишь меня по почкам — не хочешь быть вкусным цыплёнком? А кто ж тебя спрашивать-то будет. Раньше думать надо было, до того как решил оставить меня без подразделения.
Эрик ещё дышит, хотя на каждом вдохе хрипит, а на выдохе — на губах прибавляется красных капелек. Ничего, помощник, держись! Режем цыплёночку горло, а на десерт — моя кровь. Я теперь сытый, могу поделиться — и после этого явно чувствую, что Эрику лучше. Пора строить планы на будущее.
Первая задача — спрятаться. Вторая — найти связь. Корабль наш выгорел основательно, передатчики не работают. Сюда, конечно, направят проверку, но я не могу сидеть и ждать их посреди пустыни. Следовательно, нужно найти другой передатчик, а там уж нас подберут или свои, или полицейский патруль. Всё элементарно! Сделаю в два счёта.
От куртки Эрика мало что осталось, но броник почти целый, повезло — он хоть и тонкий как водолазка, но теплоизоляцию даёт достаточную. Осталось только придумать что-нибудь с перевязкой, я же не могу волочь моего ценного помощника внутренностями по земле.
Пробежавшись по окрестностям, собираю наименее грязную одежду и накручиваю на нижнюю часть Эрика — теперь он выглядит как наполовину мутант, наполовину гусеница, результат экспериментов безумного учёного. Главное, что кровотечение остановилось, и, надеюсь, эта импровизированная перевязка поможет и дальше сохранить его в таком состоянии. Без кровавых следов на каменистой почве нас будет сложно выследить, и дополнительный бонус: без ног — а главное, без армейских ботинок! — Эрик очень лёгкий. Повезло мне.
Для начала нужно добраться вон до той скалистой гряды — всего-то пара километров, я легко это сделаю. Ну ладно, пять. Всё равно близко. Чёрт, с раненым, по открытой местности… И долбаные карабины на тряпках, которыми я его обернул, так и норовят расстегнуться… Что за мудаки поставляют одежду в армию — один небольшой взрыв, и эта сучья фурнитура уже оплавилась! Да я бы этих уродов — вместе с теми, кто подписал им контракт на поставку, — подвесил на этих самых карабинах над пропастью, чтобы прочувствовали, какой уровень надёжности требуется.
Ладно, нормально, и не из такого выбирались. Там дальше уже начинаются настоящие горы, спрячемся в лучшем виде. По скалам лазать я умею с детства. И, судя по островкам зелени, там может быть еда.
Итак, горы, ждите меня!
***
Уф, наконец-то на месте. Можно распластаться в темноте, на холодных камнях, и отдышаться, хватая ртом воздух. Такой же мерзкий, как и всё на этой планете, — его постоянно не хватает. Вот же занесло нас на мою голову… Рёбра колет мелким каменным крошевом, даже через броник чувствуется. И всё-таки хорошо быть живым.
Ещё повезло, что у меня нет клаустрофобии, хотя лежать в малюсенькой расщелине, уходящей глубоко в скалу, не особенно приятно. Стоит вообразить все эти тонны камня сверху — так и ждёшь, что они вот-вот рухнут и сплющат нас в двумерные фигуры. Ладно, хватит думать об этом.
Зато отличное убежище: неприметный лаз в глубине, в стороне от гораздо более удобных — и потому очевидных вариантов. Нет уж, мы лучше скромненько.
Труднее всего было затащить сюда Эрика — заняло целый час.
Для начала я уложил его на свою куртку рядом с расщелиной, а сам пополз на разведку. Чем дальше, тем более стыло и непроглядно — как каменный холодильник.
Убедившись, что места в одном из тупиков хватит для нас двоих, а по дороге нет ничего опасного, вернулся и тут же пополз обратно — на этот раз ногами вперёд, подтаскивая за собой куртку с Эриком. Нащупывать путь ногами сложнее, а свёрток из помощника так и норовил развалиться — приходилось тянуть то с одной, то с другой стороны. Пока дополз, семью потами изошёл. После этого лежать на холодненьком даже приятно, хотя ясно, что это ненадолго, — справочник показывает, что скоро стемнеет, значит, температура упадёт.
Зато мы ещё живы. Ну, мне-то что, со мной и так всё в порядке. А вот Эрик лишь бы продержался до больницы — уж там ему пришьют новые ноги, от зайчика или ещё какого кузнечика. Хм, представляю, что получится на выходе… Ладно, шутка, у него вырастут собственные, хотя, как я слышал, процесс это медленный, мучительный, требует круглосуточного переливания крови и тонну обезболивающего.
А сейчас медикаментов у нас нет — я, идиот эдакий, так торопился сбежать, что забыл поискать хоть что-нибудь среди обломков корабля. И пока я обустраивал Эрику «гнездо», подпихивая одеждой со всех сторон, он ещё и очнулся — вскоре это стало заметно по напрягшимся мышцам под моими руками и стуку зубов. Чёрт. Конечно, хорошо, что он жив, но без обезболивающего от таких повреждений рехнуться можно — вот и он, видимо, так сдурел от боли, что вцепился мысленно в моё сознание и стал требовать, чтобы я его выпил. Где-то я уже это слышал.
«Ты сам знаешь, что я этого не сделаю».
«Потому что ты идиот» — надо же, в его сознании чувствуется даже искра злости. Отлично, злость помогает держаться.
«От идиота слышу. Можешь хоть сдохнуть, но твои требования я выполнять не собираюсь».
«Очень смешно» — и Эрик обиженно замолкает, только зубы в темноте стучат.
Тоже придумал — оскорбляться из-за того, что я не хочу его убить. Суицидник хренов. Ну, зато на фоне всех его повреждений голова работает на удивление хорошо — дурная, конечно, но на привычном уровне. Это успокаивает. Как и яркие огоньки его глаз в темноте.
Раз я отлежался, пора идти за едой. Местные угрёбыши точно не имеют летающих аппаратов — ни самолётов, ни спутников, — так что если я аккуратно поохочусь в горных низинах, не увидят. Эх, а ведь если бы мы засекли что-то подобное, я бы первый настаивал на дистанционной бомбёжке, и мы с помощником не оказались бы сейчас в такой заднице — чёрной и холодной как могила. Однако и в этом есть плюс: раз у аборигенов нет спутников для связи, значит, должно быть много мощных и при этом портативных передатчиков. Нам достаточно найти всего лишь один.
Свой бронежилет я тоже сунул под спину Эрика, чтобы создать максимальную прослойку между телом и камнями, поэтому ползать туда-сюда стало ещё веселее: чёртово крошево царапает пузо и щедро набивается под футболку. Надеюсь, она не порвётся от этого, не хватало мне тут вообще голым скакать.
Что безусловно радует — здесь оказалось достаточно еды. Растительность я придирчиво обнюхал — выглядит и пахнет знакомо, с Земли привезли, — однако слишком уж терпко, пробовать не решился. Мясо безопаснее, поэтому, разведав окрестности, я открыл сезон охоты на горных козлов, тут и там укладывающихся спать.
Поскакать за ними я могу, однако таскать эти брыкающиеся туши с острыми рогами к Эрику не получится — тем более что в нашу узкую расщелину их и не пропихнёшь, поэтому пищевая цепочка такова: козлы — я — помощник. Он, конечно, демонстративно недоволен, но когда чувствуешь кровь на губах, трудно придерживаться идеалов: она ведь не только еда, но и лекарство, после кормёжки Эрик ощутимо расслабляется, перестаёт дрожать в ознобе.
Да и вообще, пусть скажет спасибо за доставку — я-то наверняка приятнее козла буду. Ну… Во всяком случае, у меня нет густой комковатой шерсти, насчёт запаха уже не уверен.
Теперь, когда Эрик пришёл в себя, во время еды ведёт себя спокойнее: не прикасается руками, обходится без зубов, и даже губами почти не двигает — только сглатывает судорожно.
Я вот что-то вспомнил, как пил его кровь — тогда, в пыльной комнатушке полуразрушенного здания. Это было приятно… Даже очень… Интересно, ему тоже настолько сносит крышу от этого? Вот сейчас — непохоже, но когда Эрик был без сознания, кормёжка выглядела гораздо эмоциональнее: впивался в мою шею горячим ртом, прижимал к себе и дышал так тяжело, со стонами вперемешку с кровожадным рычанием. То зализывал царапину — сильно нажимая языком, такое щекотное ощущение, — то снова присасывался, покусывая кожу так, что у меня мурашки по спине бежали. Если учесть, что вокруг ни черта не видно, — однозначно казалось, будто это не человек, а животное какое-то.
Сейчас уже об этом не говорят — табуированная тема, — но раньше для описания кровопоя открыто использовали слово «наслаждение». Странное дело, чем меньше у мутантов было прав, тем более свободны мы были в выражениях и вообще в повседневной жизни.
В моём детстве, помню, было какое-то социальное движение типа секты, они регулярно собирались, пели и кормили друг друга кровью — круговорот чистой энергии внутри группы, отказ от любой другой пищи… Носили белую одежду, листовки на улице раздавали. Очень популярные ребята были одно время, но потом эту контору прикрыли. Сейчас, в эпоху толерантности, уже невозможно представить, чтобы о крови говорили так открыто, прямо на улице — если мы хотим быть равными с людьми, то должны притворяться, что ничем от них не отличаемся.
«Хватит» — Эрик прижимает языком царапину, но и это делает так осторожно, словно не хочет лишний раз ко мне прикасаться. Почему-то это задевает. Нет, я вообще не то чтобы мечтал, чтобы мой помощник обсасывал мою шею будто сладкий леденец, но… Не знаю, мне больше нравится, когда у Эрика прорываются сильные эмоции — они ощущаются настолько знакомо, почти как мои собственные. Я раньше не чувствовал подобного.
Снова путь наружу. Кожу на животе саднит. Может, перевернуться на спину и цепляться за камни, подтягиваясь?
А ещё некоторые пропагандировали кровопой как замену сексу — сейчас эта идеология ушла в подполье, но всё ещё существует. Мол, и наслаждение особенное, и хранит отношения «чистыми». Духовная связь вместо низменного желания. Что правда, то правда, удовольствие в этом есть, но проверить, насколько оно способно заменить секс, у меня вряд ли получится: для этого нужно найти генномодифицированную девушку, да ещё и влюбиться в неё для полноты эксперимента. Если мужчины-мутанты ещё иногда живут среди людей, то женщины предпочитают не покидать границы гетто. Лично я знаю только одну, переехавшую к мужу в человеческий город, но она выглядит как обычная и ото всех скрывает, что мутантка.
Эх, я бы, конечно, не отказался от красивой девчонки, но безвылазно сидеть в гетто ради этого? Вот уж скука. Я не променяю свою жизнь на безопасность Данбурга или любого другого города мутантов. Да, сегодня много людей погибло. Хороших парней. Но я пока ещё жив. Дышу холодным воздухом, цепляюсь пальцами за каменные откосы, разглядываю незнакомые звёзды над головой — в отличие от тусклого солнца, они сверкают как острия игл. Бросить всё это ради милого домика с клумбой и безопасной работы? Пф!
Ночь длится и длится, прыгать в поисках козлов уже надоело, сердце тяжело колотится — чёртов воздух! — но нужно продолжать. Тёмное и светлое время суток здесь длятся примерно по шестнадцать часов. Сейчас наедимся до отвала, днём поспим, а завтра ночью отправимся в путь.