Это был последний спокойный вечер перед началом вступления Америки во  Вторую Мировую войну. На утро меня и моих товарищей срочно призвали в армию. Все девушки плакали, обнимая своих женихов, лишь Мадлен оставалась спокойной. Она стояла у открытой двери домика, устремив взор в бескрайнюю даль. Когда я подошёл к ней, она вдруг задумчиво произнесла, обращаясь не то ко мне, не то ко внутреннему «Я»: «Как странно… Вчера ночью было такое ясное небо, звёзды сияли ярко, вода была совершенно тихая, а сегодня… все небо в тучах, а море бушует, словно к шторму- волна за волной яростно разбиваются о те скалы, где мы вчера играли в прятки… Удивительно, как быстро может быть все переменчиво…»  Мы простояли так еще примерно полчаса, молча глядя перед собой в темное пасмурное небо, будто в неизвестное далекое будущее. Но вот, раздался сигнал машины, которая должна была увести нас, быть может, даже на смерть. «Прощайте, дорогая Мадлен! Благодарю за вчерашний вечер!»-произнес я, пожимая её тонкую изящную руку. «Спасибо, Калеб, я рада, что нам с вами удалось подружиться. Постойте!»- воскликнула она и быстро убежала в свою комнату. Через минуту она вернулась с засушенным цветком эдельвейса, перевязанным сиреневой лентой. «Я нашла этот цветок здесь, на одной из вершин склонов, хотела бы, что б он остался у вас на память о наших каникулах.» Едва дрожащими пальцами я принял из её рук её скромный, но ни с чем не сравнимый для меня по цене дар. «Я благодарю вас, обещаю никогда их не забыть.»  Мы вышли на задний двор, откуда уже не было того чудесного вида. Две машины дожидалась нас, чтобы увести одних в город, а других- в штаб. Садясь в военный грузовик, я последний раз взглянул на Мадлен, она улыбнулась мне своей живой мягкой улыбкой, затем села в машину к другим девушкам, и мы разъехались в совершенно разные направления…