Ко входу в дом налетело много листвы. Теперь, стоило Константину Глебовичу Сироткину, владельцу дома, только шаг ступить с порога, как вместо привычного его уху скрипа древесины возник хруст.
Он обратил на это внимание еще самым утром, когда только светало. Его громадный ботинок раздавил первым же шагом пухлую стопку жухлой листвы, как пачку вафель. Он даже удивился и опустил большую свою голову вниз в поисках того, что там решило поменять его утреннюю рутину.
«Хм», — удивился он.
Понятное дело, теперь, вместо того, чтобы пойти к уличному рукомойнику, он решил спуститься с крыльца и свернуть в сторону погребка, где у него хранился всякий инвентарь, вроде граблей, лопат и всего прочего.
Он смёл листья с крыльца и на последнем движении случайно поднял голову к горизонту. Его домик стоял в глубокой низине, а потому горизонт был виден даже его слабым глазам — всего полкилометра вдаль и наверх. Он увидел, как там проехала машина.
Константин Глебович удивился еще больше, чем новому звуку на крыльце. Он подумал: «С чего бы это?». И правда, дороги вокруг дома не было. Единственно, охотники всегда гуляли где-то неподалёку, но без машин, пешком.
К слову, на машине и подобраться то сюда было очень проблематично — кругом одни болота.
«Может, повиделось…», — подумал он снова, не найдя больше машины на горизонте.
И закончил с листьями.
Он поморщился, когда наверху появились первые солнечные лучи — привычный ритм был нарушен. Следовало поторопится с завтраком, а то он рисковал не успеть в этот день сделать еще что-нибудь важное.
Подобравшись по высокой траве к рукомойнику, который умельцы ему сваяли из куска стальной трубы, Сироткин принялся умываться. Вода у него бежала из нехитрого умывальника из большой бочки с краном, в которую падала вода с ливнёвок на крыше дома. Бочка обычно всегда была полной.
Дойдя до полоскания зубов, Константин Глебович приметил, что премаляр с левой стороны у него совсем плох. Он еще не болел, но почему-то шатался, как будто вот-вот и выскользнет.
И тут он снова заметил машину наверху. Теперь он видел её точно: то был старенький седан, заграничный, не ржавый, но старый, с выцветшей краской.
Пока Константин Глебович разбирался с зубом, пассажирская дверца у машины открылась и из неё вылез человек, одетый, как клерк — в костюм, галстук и шляпу.
Сироткин развернулся в сторону автомобиля и опёрся на рукомойник, улыбаясь и продолжая полоскать свой рот.
«Кого чёрт принес?», — подумал он и, чуть погодя, добавил — «И как он в этом костюмчике через мой борщевик полезет?».
А клерк и впрямь шел точно к дому Сироткина. Он еле-еле вброд преодолел борщевик и чуть не упал в крапиве. К тому времени, Константину Глебовичу уже надоело наблюдать за этим «чучелом», как он его назвал, и он уже растапливал уличную печку к завтраку.
На весь путь, которым Сироткин обычно ходил в лес и, зная места, тратил от силы пять минут, у клерка ушло около десяти. Он по дороге все-таки один раз неудачно упал, запутавшись в корнях. Пиджак его весь припорошило луговой пылью, а на одном колене остался, едва видный на тёмном, зелёный след от травы.
Константин Глебович за те десять минут уже растопил печь, набросал курам пшена и листьев лопуха, который рос совсем рядом с курятником и даже поставил на огонь турку — он специально выбрал побольше, чтобы угостить гостя с тяжелой дороги.
Однако, как только гость подошел к дому, Сироткин глубоко и разочаровано вздохнул.
-Чего ты пришел? — спросил он, не поздоровавшись.
Клерк, запыхавшись, опёрся руками о колени и не поднимал голову.
Константин Глебович еще немного подождал ответа, а потом снова вздохнул и отвернулся, занявшись кофе.
-Кость… — позвал хозяина клерк
-М? — откликнулся тот, не отрываясь от дела.
Клерк, отдышавшись, подошел к печи, а потом даже обошел, чтобы увидеть лицо Сироткина.
-Костя! — позвал его клерк еще раз и, видимо не до конца отдохнув, опёрся руками о печь.
Не прошло и мгновения, как по всей округе разлетелся крик. Птицы, спокойно встречавшие рассвет, все разлетелись врассыпную. Крик напугал кур, которые еще не успели закончить с пшеном — петухи стали кричать, пытаясь успокоить свою стаю, но все равно была беготня. Перья то и дело вылетали через рабицу.
Сироткин только улыбнулся, но промолчал.
Клерк, бывший, по всей видимости, спросонья, долго разглядывал свои красные ладони. Ничего особенного — максимум пара-тройка волдырей, да и всё.
Он стал показывать свои руки.
-А… — только и произнёс он, вытянув их перед Константином Глебовичем.
-Ну, чего ты мне их суёшь? Лучше бы наоборот следил за ними получше. На, — предложил Сироткин стакан, — держать то есть чем еще?
Но тот отказался. Сироткин помотал головой и пошел к крыльцу. Клерк, молча шел следом.
На крыльце Константин Глебович по-хозяйски закурил, усевшись на ступеньку и также безответно сунул самокрутку своему гостю.
Сироткин именно это и считал завтраком — кофе и самокрутку. Еда была после и для неё, как он считал, надо было сначала разбудить желудок.
Клерк, надышавшись дымом, все отходил в разные стороны, но всегда самое большое облачко прилетало ему точно в лицо, как специально.
Хозяину это надоело:
-Чего ты мечешься?
-Пахнет.
Константин Глебович цыкнул и стал искать урну. Той почему-то на крыльце не было. «Наверное», — думал он, — «ветром сдуло». И правда — чуть привстав, он увидел розовую странную вазу, скорее всего из-под цветов, большую, но с до смешного крошечным дном, как у обычного стакана. Такая и без ветра падала, когда он взбирался по ступенькам.
Покурив, Сироткин вошел в дом и стал рыскать по полкам разные банки. Клерк в дом только заглянул, просунув в проём одну лишь голову.
Внутри было как-то по особому уютно. Всё из сруба и явно построено давно. Мебель была поновее, но такая же деревянная. Электричества как будто не было совсем, хотя какой-то провод в низину и опускался.
Из кухни, которая была прямо от входной двери, выглянул Константин Глебович. Лицо у него было как всегда серьёзное, но так как гостю он был совсем не рад, в нём было даже что-то грозное. Он держал в руках две банки и пристально смотрел на клерка.
Тот, видимо, хорошо зная хозяина, сам кивнул в сторону одной из банок, которой оказалась тушёнка.
На том и разрешилось, чем они будут завтракать. Спустя еще четверть часа в тишине, через несколько точно таких же «Костя», которыми и раньше гость пытался окликнуть хозяина, еда была готова.
Сироткин накрыл прямо на улице. Вокруг стола травы не было совсем, все стоптано до голой земли.
Константин Глебович сразу принялся за еду — огромную лохань гречки, сдобренной точно отмеренной половиной банки тушеной говядины. Тарелка клерка была намного меньше, во столько же раз, во сколько и он сам был меньше Сироткина, но говядины было поровну. Водки к завтраку хозяин не предложил.
Клерк лениво поводил вилкой по верху своего блюда и снова принялся за своё.
Он выждал момент, когда Сироткин сам поднимет глаза на него, а когда это случилось, опять произнёс:
-Кость…
Константин Глебович тут же закрыл глаза и стал долго вдыхать. Скулы у него задвигались, как механические. Он замахнулся и со всей дури ударил по столу рукой, в которой держал вилку. Та оказалась по самое основание зубьев в столешнице.
Клерк даже не шелохнулся. Он всего-то один раз моргнул от звука, когда тяжелая рука приземлилась на стол.
Рукоятка старинной вилки тоже согнулась от удара. За столом стояла тишина. И не то, чтобы за одним только столом, а, казалось, солнце помедлило выглядывать из-за горизонта, а птицы и сверчки подутихли.
Клерк был напуган меньше всех. Он еще больше отсел от края стола, а потом и вовсе развернулся, так и не съев ни единого кусочка.
Сироткин, увидев, что гость повернулся к нему спиной, успокоился. Чуть погодя, он тихо встал из-за стола и сходил до дома за новой вилкой. К несчастью, у него в сумме их было немного и долго ругаться с кем-либо за столом он бы не смог, а потому спокойно принял, что Клерк отвернулся.
Тот, тем временем, оглядывал переднюю часть участка. Его не удивляло, что повсюду, кроме самых проходных мест, трава выросла по колено. Участок в принципе выглядел, как хижина посреди поля — ферма, но с хозяином, не особенно смыслящем в земледелии. Вернее даже — совсем не смыслящем.
Услышав, что Ситроткин вытирает лицо, Клерк посчитал, что уже снова можно поговорить. Однако, рисковать и снова начинать своим «Кость…» он не стал. Он зашел совсем издалека, даже не поворачиваясь к нему:
—Что-то совсем ничего не выращиваешь… Не нравится?
Константин Глебович из-за его спины , как-то обиженно ответил:
-Я не пробовал.
-А чего?
Сироткин промолчал. Он все ждал новых вопросов, сразу раскусив гостя. Немного раздобрев после еды, он даже сам к этому подвел:
-Что ты хотел?
-А? — удивился Клерк и повернулся к хозяину.
-Зачем приехал? За тем же?
Гость немного растерялся. У него в планах было начать еще чуть погодя.
-Ну…
Сироткин уложил локти на стол и подпёр одной рукой голову, намереваясь выслушать.
-Я просто когда ехал сюда… — он вздохнул и прикусил губу, подбирая в голове каждое слово, — Я думал, что ты обустроился…
Константин Глебович недопонял, но даже не двинулся и ничего не сказал. Клерк напрасно пытался уловить что-то у него во взгляде, там также ничего не поменялось. Ему пришлось продолжать. В любой момент этот бугай, думал он, может перевернуть стол и начать громко-пригромко кричать на него. И пускай даже это не особенно бы испугало Клерка, доводить до такого было совсем не нужно.
-Ты пишешь? — спросил он, снова прикусив губу, на этот раз до боли.
Сироткин хмыкнул и поднял с руки голову.
-Чем же я еще могу заниматься?
-Ты? Вот я понятия не имею! После того, как ты сюда перебрался, я вообще не уверен, что до конца тебя знаю. Может, ты тут табак выращивать собрался — на продажу…
Константин Глебович улыбнулся и развел руками.
-Посмотри вокруг. Из меня садовод, как из тебя верный муж и отец, — сказал он, подавляя смешок.
Клерка эта шутка засмущала.
Сироткин, немного побарабанив пальцами по столу, взглянул на часы и встал со скамьи.
-Пойдем, — предложил он, — покажу дом.
Они прошли внутрь той же дорогой, что и раньше. Разувшись у порога, Клерк стал внимательно оглядывать все, что только попадалось глазам. Запах внутри напоминал запах старой деревянной бани, но был не затхлым, потому как по ногам явно сквозило — все окна были нараспашку.
Комнат в доме было три, не включая большую «кухню» и «гостиную», если их можно было так назвать, совмещённых в одном лице.
Плита на кухне была, но обычная, дровяная, и, судя по всему, в работе сильно коптила и он старался пользоваться ей только в несезон. А в гостиной на каждой из стен висело по большому шкафу с книгами и стоял диван. Было понятно, что именно гостей тут обычно не бывает.
Сироткин провожал Клерка в каждую комнату, но сам оставался у двери. Так было и в гостиной и в остальных комнатах. Но там Клерк уже понял, что это было самым правильным решением — две из трех комнат были настолько маленькими, что им двоим было ни за что там не поместиться. Скорее всего, подумал он, одна из них вообще раньше была чуланом, в котором предыдущие жильцы оставляли свои зимние башмаки и пальто. Теперь же там стояла машинка.
Константин Глебович не соврал — все место в комнате, которое не занимали стол, машинка и деревянный стул, было завалено исписанными бумажными листами. Некоторые были в пачках, перевязанных бичёвкой, некоторые уже совсем пожелтели от старости, забытые где-то далеко от глаз на полке над столом.
Клерк спросил:
-Перемотанные это…
-Да, — коротко ответил Сироткин.
У Гостя потекли слюнки, видя столько пухлых стопок, валявшихся и там и тут. Он хотел было попросить хотя-бы одну и для того обернулся лицом к хозяину, но тот все понял и медленно замотал головой.
Вторую и третью комнату Клерк даже не запомнил — то были спальня и какая-то, вся в пыли, комната для упражнений с единственной гантелей, лежащей у окна. У него в голове так и осталась эта «священная келья», для кого-то полная макулатуры, а лично для него — золотыми слитками.
Показав все, Сироткин снова улыбнулся. Он сказал:
-Я знал, что тебя заинтересует.
Клерк повторил лицо, как после его шутки про «верного мужа». Они правда знали друг-друг друга чуть ли не наизусть.
Пошатавшись по второму кругу, хозяин дома предложил гостю кофе, а на его отказ ответил, что больше ничего предложить не может. Они прошли на кухню — договорить. Клерк, пышащий от радости, даже, скорее, от надежды, все не мог остановиться. Он ходил по комнате, пока Константин Глебович, опершись на стол, наблюдал за этим.
Вдруг, гость заговорил:
-Ты понимаешь, от чего оказываешься?
-Хватит.
-Чего хватит? Ты понимаешь от чего отказываюсь я? У меня вообще-то, как бы ты не шутил, есть семья. Я им сразу про тебя рассказал, наобещал…
-Не говори семья. Семья — это когда вы вместе.
-Да какая к чертям разница? — прикрикнул Клерк.
Константин Глебович тут же поднялся со стола и подошел близко к нему.
-В моём доме чтобы таких слов больше не было! Понял? — грозно, но тихо сказал Сироткин, — Если в тебе ничего святого, то это не значит, что святого нет вообще!
Клерк снизу-вверх смотрел на большущего хозяина, нависшего над ним. Он впервые за многое время почувствовал перед ним страх, но старался никак не выдать его.
-Понял я.
И Сироткин вернулся на своё место.
-Ты меня тоже пойми, — сказал он чуть погодя, — я правда одно время жил тем, что нашел тебя.
Он было начал снова шагать по комнате, но остановился и подошел ближе.
-Ты же писатель, Костя. Самородок! Чего ты тут забыл? У тебя даже электричества нет.
-Оно есть…
-Да… — Клерк задумался и сказал, что хотел по-другому, — Есть оно, да, я видел. И все равно: глушь — глушью.
Он позвал его, пытаясь обратить внимание, хотя Сироткин все отворачивался:
-Кость… Ну ты работай тут — пускай. Но ты хоть то, что написал высылай по почте. Может, вещь создал, а она у тебя на полке лежит…
-Лёша, — впервые назвал он Клерка по имени, — Мы уже говорили с тобой об этом.
— Ну и что, что говорили? — снова вспылил Лёша, — Я готов к тебе каждый день приезжать и одно и тоже рассказывать. Ты же понимаешь — это и моя жизнь тоже!
Клерк вышел из кухни, и вернулся с одной из тех папок, которыми была полна маленькая комната.
-Положи, — как будто с неприязнью к ней, сказал Сироткин.
Но Лёша только посмотрел на свету на это множество маленьких чёрных букв, разбросанных по первому листу и стал показывать.
-Смотри, вот хочешь я даже ни разу не прочитаю. Просто отправлю в типографию, её там напечатают под другим именем — если хочешь — и издам. — он стал тыкать в папку пальцем, — Её завтра же с полок сметут. Весь тираж!
—И что? — спросил Сироткин без интереса.
Клерк опустил руки.
-Как обычно: мне новая машина, тебе, если хочешь — еще парочка таких же домов.
Он подошел к Сироткину еще ближе и договорил:
-Целую деревню тебе! Будешь жить один. Построим тебе супер-маркет там. И ты один будешь ходить там. Можешь даже друзей себе выдумать. М?
-Смотри, — сказал Константин Глебович, и указал на свой рот, после чего отчётливо, артикулируя, выговорил, — нет.
Лёша, закрыв глаза глубоко вздохнул. Он вышел из комнаты, бросил папку на полку, пошелестел остальными листами, отдельно разбросанными по столу и даже сделал еще шаг назад — посмотреть на все это еще раз.
Сироткин так и продолжал стоять на кухне, уже изнемогая от того, насколько в доме много народа. Не дождавшись возвращения своего гостя, он сам вышел к нему в прихожую и увидев, как тот вожделенно смотрел на его «святыню», подошел и закрыл перед ним дверь.
-Ну все, — прошептал Лёша.
-Пора работать, — посетовал с улыбкой Константин Глебович и положил, провожая руку ему на плечо.
Когда они вышли на крыльцо, Клерк еще раз взглянул в сторону заветной комнаты и спросил
—Не передумаешь?
Сироткин промолчал, считая, что прошлого ответа было достаточно.
-Тогда — до следующего раза?
На это он также не ответил, и лишь протянул Клерку свою огромную руку. Тот пожал и, собравшись с мыслями, пошел опять наверх, в сторону машины.
Константин Глебович снова закурил и всю дорогу сопровождал Лёшу взглядом, пока тот не забрался в машину.
Лёша сел, запустил двигатель и поднял на прощание ладонь в сторону дома своего бывшего товарища. На крыльце уже никого не было.
Он опять глубоко и горько вздохнул. Ему было жаль, что тот снова его не услышал. Лёша отодвинул кресло, задрал по колено штанину и высвободил промотанную той бичёвкой к ноге стопку бумаги.
Посмотрев на чуть пожелтевший первый лист, он, со сладостью в голосе, прочитал название, выписанное не меньше, чем двумя ударами машинки, в левом верхнем углу:
-«Жажда». — и, чуть помечтав, добавил, — Звучит!
Затем он аккуратно положил рукопись на пассажирское сидение, переключил передачу и медленно уехал в неизвестную сторону.
15.08.2023 г.
