Мне было жаль их огорчать. Разум подсказывал, что как прежде уже не будет. Будучи маленьким мальчиком я видел черно-белые и цветные фильмы в небольшом помещении, где старик Иван прокручивал их по несколько десятков раз на день. Я выучил их наизусть, знал, когда и что должно было произойти. Вот сейчас выбежит мальчик и укажет рукой на сломанное сильным порывистом ветром дерево, за ним появится женщину — видимо мама, возьмет малыша за руку и, улыбнувшись, отведет его обратно. Молчание фильма лишь иногда прерывалось закадровым голосом диктора, вещавшего о прекрасно мире будущего, которого достигнет наша страна в ближайшее время. Я бы верил во все это, если бы не знал, что мечтам тех людей уже не суждено сбыться.

В конце концов они умерли. Родители слегли в один день, как они и мечтали. Что-то произошло. Болезнь скосила их в считанные дни, а после смерти мне выдали маленькую справку с известием, что теперь я представлен сам себе и… сообществу, которое меня окружает.

Люди внутри муравейника знали друг друга с самого детства. Интрига сохранялась лишь несколько раз в год, когда рождались новые жители нового подземного мира, никогда не знавшие ни белого света, ни тепла настоящего солнца, ни той жизни, что вели наши предки, когда небо еще не было затянуто непробиваемым слоем свинцовых туч и жизнь казалось самым страшным даже на фоне смерти.

Люди постарше завидовали мертвым. Их тоска очень сильно ощущалась в разговоре с ними. Вряд ли в жизни я мог испытать еще раз нечто подобное, но когда ты видишь плачущего старого мужика, с железными натруженными руками, способными гнуть самый прочный металл, очень многое становится на свои места. Начинаешь понимать, что для них значил тот мир, которого они больше не увидят.