То и дело озираясь по сторонам в поисках чего-то прекрасного, животрепещущего, загадочного, шёл, покачиваясь как сипленькие, молодые сосны, что борются за своё существование в этом мире, полном теперь уж лесорубов, а не бобров, строящих свои замысловатые плотины. Наткнулся через час на очень трагичное событие в мире природы, чем так интересовался, искал я: стояло высокое дерево, через ветви которого неумолимо пробивался лунный свет, режущий блестящие узоры на снегу, отскакивая от него обратно, он будто пытался вернуться к своей владычице, но луна будто специально избавилась от него, от этого блеска, он тщетно пытался возвратиться. У обнажённого ствола берёзы виднелся куст, что так же боролся с спутником нашей планеты, которую мы, люди, любим так сильно, что рушим все законы её обитания, обживаем всюду и везде, где только можно, уничтожая такую красоту, не замечая её влияния на умы искателей прекрасного и их соискателей. Внутри меня бушевал пожар, мой живот ревел, а газы, выходившие из моих уст должны были быть либо ядовитыми, либо горючими парами. Я сделал зарисовку, обозначив кое-как схематично объекты, фон, настроение моего будущего творения, я принялся изучать дальше, страшась что-то упустить, упустить самое главное в этой сцене в снегу.  

Вернувшись к дому, где находилась моя студия, заметил ещё одно интересное явление: искажённый свет от фонаря ложился паутиной на ветви сопутствующего ему дереву, вырисовывая игру света и теней, а вдалеке шли люди по своим делам. Я сделал все нужные мне заметки, удостоверился ещё раз, что мои прогулки ночные – не такое уж и бесполезное времяпрепровождение. Сверкающая на небосводе луна, что придавала снегу яркость стала моей музой, творив такую прелесть со всем, до чего могла она дотянуться своими бледными, но лучистыми руками в серебряных кольцах, браслетах, дотягиваясь женственными пальцами до снега, она обволакивала его своим сиянием, порождая краски, которые то и дело врезаются в мозг пытливым умам в искусстве рассыпанным. Ночью она – Ultima Thule созерцания.