То, что Багдамаг недолюбливает своего сына — не было секретом. Даже Утер Пендрагон, порою, одергивал своего друга:

-Угомонись, у тебя такой сын! За ним будущее.

А Багдамаг свирепел еще больше:

-Подлец убил своим рождением мать! Он ни на что не способен, кроме разрушения и уничтожения всего, что мне дорого. Как мечник он и вовсе — позор!

-Не в мече дело, — возражал ему Утер, — хорошим мечником быть и крестьянин может. А вот ум! Он либо есть, либо нет. Да и хитрость, ловкость…

-Я жалею лишь о том, что слишком любил его мать, чтобы не завести бастардов, — не слышал никого и ничего Багдамаг.

И лицо Утера мрачнело, но не от жестокосердечности друга, а от собственного укола совести. Где-то был ведь и его, Утера, бастард… свидетель слабости, похоти и ничтожества собственных чувств.

А может быть, уже не был?

Может, унесли его птицы смерти?

-Я не знаю, — медленно ответил Уриен, который тоже уловил это настроение Мелеаганта и знал о ней с другой стороны, чем Мерлин, — я не знаю, зачем он поступил так с Аллекто. Но я могу предположить, что…иногда люди так поступают, потому что не могут даже представить, что попало к ним и что создано ими. Это тяжело, но это воспитывает и делает лучше…

Уриен умолк. Мерлин взглянул на графа, потом на будущего принца. тот овладел собою, хмыкнул:

-Ты прав, Уриен! Мерлин, хватит занятий на сегодня. Расскажи нам что-нибудь о своих скитаниях, а?