Асмодей усмехнулся: они поняли друг друга без лишних слов. Обстоятельства могли меняться, могли исчезать и кружиться, а между ним – демоном высшей знати и архистратигом лежала пропасть, и в то же время царило удивительное понимание.

            Скрипнула дверь, из неё неторопливо совещаясь, не замечая ничего, вышли, вернее даже выплыли, мудрецы, призванные Подземным Царством.

–Вы не понимаете, сущность искусства состоит в том, чтобы оно служило людям, а не являлось привилегией богатства и ума. Оно должно быть одинаковым.

–Это вы не понимаете, – возражал второй мудрец, совсем не замечая  ни Асмодея, ни Габриэля, – одинаковость лишает искусства самого понятия искусства. Искусство ли народная песнь?

            Асмодей и Габриэль проводили мудрецов мрачными взглядами.

–Не расползаемся, собаки! – рявкнул демон, и рванул за ними.

            Габриэль же заглянул в комнату, и встретился лицом к лицу с Тагасом, который впервые за сто пятьдесят лет встал с ложа, и был бледен.

–Светлейший, – Тагас был слаб от столь долгого лежания, но внутренняя твёрдость была в нём, – я хочу вернуться в строй. Спасибо, что проявили столько терпения, я даже боюсь представить, что стало ценой моего спасения!

–Я тоже, – мрачно согласился Габриэль, поражаясь тому, что мир ещё не рухнул.

***

–разве я не заслуживаю правды? – спросил Азазель в отчаянии.

            Люцифер взглянул на него с равнодушием, затем смягчился или, по меньшей мере, сделал вид, что смягчился: