Эпилог
Эту историю нам рассказала наша бабушка Клава, которая была родом из этой самой деревни.
На тот момент, когда мы в очередной раз приехали к ней в гости, мне исполнилось пятнадцать лет, а моей младшей сестре – одиннадцать. Нам очень хотелось побывать в тех местах, где когда-то жили наши предки. Что нас поразило больше всего, так это красота здешних мест, простирающиеся бескрайние леса и река Волга, с ее живописными берегами. Ближе к вечеру, мы приходили все вместе на набережную и могли часами любоваться, раскинувшейся перед нами, потрясающей панорамой. Красавица река, спокойно и величаво несла свои воды, а по ее водным просторам то и дело сновали речные трамвайчики, тянулись длинные груженые баржи, а у выстроившихся вдоль берега пристаней, красовались белоснежные красавцы теплоходы. Удивительные по красоте места, оставили неизгладимый след в моей юной душе. Даже по прошествии многих лет я с неподдельным восторгом вспоминаю эти полюбившиеся, мне всем сердцем пейзажи.
Путь до деревни был не коротким. Вначале переправлялись через Волгу на пароме. На автобусе доехали до Александровска, а затем предстояло идти пешком. Нас было всего пятеро, решивших отправиться в деревню. Но вскоре к нам примкнула еще одна женщина, с большой плетеной корзиной наперевес.
Было раннее утро. Мы шагали по грунтовой дороге, с одной стороны которой раскинулось голубое поле. Тогда я впервые увидела, как цветет лен. Его цветы, потрясающего аквамаринового оттенка, слившись воедино, напоминали кусочек неба, опустившегося на землю. По другую сторону расстилалось ржаное поле, усыпанное синими, сиреневыми и белыми васильками. Я шагала по этой пыльной проселочной дороге и не могла налюбоваться красотой здешних мест. Поле закончилось. Теперь дорога побежала через лес, петляя между вековыми соснами и елями. Взрослые шли негромко беседуя между собой, а мы с сестрой собирали по обочинам дороги душистую с легкой горчинкой землянику. Больше всего попадалось брусники, словно кто-то специально рассыпал по траве рубиновые бусы, но ее ягоды были, еще терпко-кислыми и невкусными. Не помню сколько времени мы так прошагали, но вот дорога резко нырнула в сторону, и мы оказались на берегу небольшой речки. Поднявшись немного вверх по течению, стали переходить ее вброд. Шагали не спеша, чтоб не дай бог не поскользнуться на гладких отшлифованных камушках, которыми было устлано дно речушки. Вода в ней была чистой и прозрачной, словно слеза, так что можно было без труда рассмотреть шныряющих туда-сюда рыбешек. Некоторые из них, наверное, самые любопытные, то и дело тыкались носом об мои ноги. Перейдя речку оказались на нешироком песчаном берегу, а дальше дорога, точнее уже тропинка вновь углубилась в лесную чащу. Здесь стоял полумрак, так как лесные заросли были настолько густыми, а деревья настолько высокими, что солнечные лучи не могли пробиться сквозь их листву. Тропинка то и дело терялась в высокой траве. И лишь Татьяна, мамина двоюродная сестра, да примкнувшая к нам незнакомая женщина, отыскивали ее без труда, не давая сбиться с пути. Но вот стена леса оборвалась. Впереди раскинулось поле, усыпанное полевыми цветами. Вдали на холме возвышалась старая полуразрушенная церковь, наводя ужас на окружающих своими черными глазницами вместо окон. Потревоженная нашим появлением большая черная ворона вспорхнула над церковью, каркнула несколько раз и захлопав громко крыльями, полетела над нами в сторону леса. Нам всем стало как-то не по себе. На миг остановившись, все настороженно посмотрели в сторону церкви. Наша бабушка перекрестилась, и мы тут же постарались как можно быстрее покинуть это неприветливое место. За холмом показалась деревня Пылаиха. Точнее сказать, то что от нее осталось. Это пять уцелевших изб, разбросанных вокруг, в которых доживали свой век старики, не пожелавшие покинуть родные места. Мы поравнялись с темной покосившейся избой, полусгнившая крыша которой, была готова рухнуть в любую минуту. Вот в этой избе, когда –то родились моя бабушка Клава и ее две сестры. Мама у них умерла рано и их троих воспитывал отец – мой прадед Михаил. Последний раз мы приезжали сюда лет шесть назад, когда он был еще жив. Помню мы вошли через сени в горницу. По центру стоял массивный дубовый стол, рядом на деревянном стуле со спинкой, сидел седой как лунь старик в светлой рубахе. Увидев нас, его морщинистые кисти рук, лежащие поверх столешницы, стали нервно подрагивать. Подслеповатые с поволокой глаза заблестели и из них одна за одной покатились слезинки. Он ничего не говорил, видимо от волнения перехватило дыхание, а лишь моргал и время от времени тер по лицу рукавом рубахи. Все растрогались, и зашмыгали носами. А прадед еще долго не выпускал из своих объятий мою маму – свою любимицу. Он видимо чувствовал, что это их последняя встреча и больше они уже никогда не свидятся. Через полтора года его не стало. Он скончался на девяносто четвертом году жизни. Все это время его досматривала младшая дочь Валентина, которую после смерти прадеда, забрала к себе моя бабушка.
Постояв еще какое-то время у развалин, мы зашагали прочь. Недалеко стояла еще крепкая на вид изба, где жила баба Маша, наша дальняя родственница, здесь и остановились на ночлег. Весь следующий день мы пробыли в лесу. Назад вернулись уже ближе к вечеру уставшие, но с полными корзинами грибов и сладкой черники.
Баба Маша принялась кормить нас душистыми щами со ржаным только что испеченным хлебом. Затем в центре стола поставила большую чугунную сковороду жареной картошки с лисичками. А напоследок пили чай с земляничным вареньем из пузатого, начищенного до блеска медного самовара. Мы пробыли в Пылаихе еще один день, и спозаранку следующего дня отправились в обратный путь.
Напоследок я оглянулась, окинула взором некошеные зеленые луга, заброшенные избы и подступающую к ним уже почти вплотную темную чащу леса.
— Когда-то здесь вовсю кипела жизнь. Люди жили, трудились. Вместе делили и радость, и горе, – подумала я, – и кто бы из них мог подумать, что по прошествии времени их деревня исчезнет с лица земли.
На сердце стало тоскливо и мне пришлось сдерживать слезы, чтобы не расплакаться. Мы уходили все дальше и дальше. Я еще пару раз оглянулась и мысленно попрощалась с Пылаихой. Я знала, что больше сюда никогда не вернусь. Это была моя последняя, прощальная с ней встреча.