« Предатели » Предатели. Глава 6

Глава 6

Рано утром Канарис разбудил меня, поцеловав и погладив по голове.

-Просыпайся, вставай, мой Сержант! Тебе пора. Нам обоим пора.

Я открыла глаза. Он сидел рядом на постели, уже полностью одетый, причесанный.

-Макс принес нам завтрак. Сияет почему-то, как медный грош!.. Давай быстренько выпьем кофе с булочками, я отвезу тебя на полигон, а сам поеду в Берлин. Да?

-Да, — отозвалась я. — Хорошо.

И попыталась улыбнуться как можно спокойнее и веселее. Но Канарис внимательно следил за мной и наверняка заметил выражение моих глаз, мою растерянность и грусть, граничившую с отчаянием.

Мы позавтракали, я оделась в свою запасную форму, и мы сели в машину. Не доезжая до полигона, Канарис вдруг остановился, вышел из машины и помог выйти мне.

-Там, на полигоне, нам не удалось бы попрощаться… Тихо-тихо! А ну не пугаться! Сержант!.. Девочка моя, ты что же это?!

Я еле сдерживала слезы, по-дурацки улыбаясь и терзая в руках свою пилотку.

Он прижал меня к себе, укачивая, как ребенка.

-Я вернусь. Слышишь? Я вернусь К ТЕБЕ! Поняла? И ты вернешься. Обязательно! Я очень тебя люблю! — он взял мою ладонь и указал на кольцо. — Это никчемная побрякушка, которая и мизинчика твоего не стоит, сколько бы каратов ни весил этот камешек. Но пусть хотя бы это колечко постоянно напоминает тебе о том согласии, которое ты дала. Ты пообещала быть со мной, а значит, и я никуда не денусь. Я всегда с тобой, где бы я ни был!.. Ты, наверное, права — мои попытки успокоить тебя сейчас, скорее всего, тщетны. И уезжая отсюда, я буду видеть перед собой твое заплаканное личико. И все же… Постарайся верить, Сержант! Помни, что теперь ты не одна в целом свете, и я переживаю за твое сердце. Ладно?

Я кивнула и бросилась ему на шею.

-Я тоже очень-очень, я бесконечно люблю тебя, мой штандартенфюрер, мой Канарис! Я верю тебе, как верила только своим близким и сделаю для тебя все. Все, что бы быть с тобой. Поезжай спокойно!

И я поцеловала кольцо. А Канарис обнял меня и этот его последний поцелуй еще долго горел на моих губах, как и слезы, жгучие слезы непримирения с расставанием, которое раздавило меня, заставляя предчувствовать все самое плохое и кажется, не было этой ночи, не было объятий Канариса, его голоса, его слов и поцелуев или, точно, сгинул он навсегда, пропал где-то далеко, немедленно позабыв обо мне… Нет! Он не забыл! Ни за что! Только бы жив был! Господи, только бы жив!..

Как в каком-то жутком полусне я весь день выполняла все задания инструкторов, двигалась сомнамбулой, в столовой почти ничего не ела. Я все время видела его лицо, постоянно оглядывалась на ворота в ожидании увидеть его машину и сама мысль о том, что теперь все повисло в воздухе, и я не могу знать, когда теперь он снова будет рядом, пробуждала в груди, в глазах невыносимую боль. Когда же мне сообщили, что на полигон прибыл адмирал Канарис и хочет меня видеть, я даже не сразу это поняла. Я услышала фамилию, и сердце мое подпрыгнуло. Канарис! Он приехал! Но через секунду до меня дошло, что это не тот Канарис, что сейчас речь пойдет о моей заброске и это уже реально и совсем близко. Кое-как я взяла себя в руки и вошла в кабинет, где ждал меня адмирал.

-Добрый день, Сержант! — произнес он, прикуривая. — Вы уже в курсе, что сегодня ночью ваша заброска?

-Да, господин адмирал.

-Вы не передумали?

-Нет, господин адмирал. Я готова.

-Хорошо…. Хорошо…

Он встал из-за стола и прошелся по комнате.

-Ну, что же, тогда сегодня вечером, в двадцать три ноль-ноль за вами приедет машина и отвезет вас на аэродром. За час до этого вам доставят одежду и все необходимые инструкции, которые вам надлежит прочесть, запомнить и уничтожить. Вы меня поняли?

-Так точно, господин адмирал!

-И не грустите, — добавил вдруг он. Вам предстоит серьезная работа, где нет места эмоциям. Но что бы хоть немного подбодрить вас, скажу, что сегодня я виделся с моим племянником, штандартенфюрером СС Канарисом. Надо признать и вы должны это знать — он очень гордится вами, как своей протеже, и передает вам привет и самые лучшие пожелания. А главное — стойкости и удачи! Это его слова.

-Благодарю вас, господин адмирал… — я опустила голову, что бы он не увидел, как заблестели мои глаза. — Благодарю…

-Вы уверены, что с вами все в порядке, Сержант? Это очень важно, ведь речь идет об очень серьезной работе.

-Со мной все в порядке, господин адмирал, — я взяла себя в руки и вскинула на него взгляд. — В абсолютном порядке. Можете полностью рассчитывать на меня.

-Хорошо. В таком случае, сейчас я оставлю вас, что бы у вас было время отдохнуть, собраться с силами и мыслями. Вас отвезти в охотничий домик или останетесь здесь?

Я знала, что, вероятно, лучше было бы остаться на полигоне, но на сей раз не смогла выдержать.

-Если можно, я хотела бы поехать в охотничий домик, господин адмирал. Здесь, на полигоне, установлена прекрасная дисциплина, но все же, думаю, с мыслями мне лучше удастся собраться в тишине и покое. Надеюсь, вы поймете меня правильно.

-Я понимаю, Сержант. Будь по-вашему. Пойдемте, я дам вам машину.

Большие настенные часы пробили четверть седьмого по полудни, когда  я прошла через гостиную охотничьего домика. Я медленно поднялась по лестнице наверх, остановилась на мгновение у двери своей спальни и пошла дальше, к комнате Канариса. Вошла. Конечно, глупо было бы надеяться, что постель до сих пор разобрана, и я смогла бы почувствовать его запах на подушке. Все было убрано, постель идеально заправлена, комната проветрена. Как будто, и вправду, как в моем кошмаре, не было ничего. Только сон, просто сон, мечта несбыточная… Я прошла и села на кровать. Погладила ладонью льняное покрывало, обвела взглядом комнату и увидела шкаф, обычный платяной шкаф. И я вспомнила свое детство. Тогда, совсем маленькая, я любила открывать мамин шкаф с платьями, бельем. Ее в такие моменты не было дома, и когда я начинала скучать по ней слишком сильно, я открывала тихонько ее шкаф, перебирала платья на вешалках, прижималась к ним лицом и вдыхала, вдыхала и вдыхала запах ее духов, ее, мамин запах. И тогда разлука уже не казалась такой тяжелой, мама, словно, ближе становилась… Я встала  кровати и подошла к шкафу, повернула маленький ключик и открыла дверцу. Чудо, что здесь, в охоничьем домике, вообще оказались какие-то его вещи! И все же, они были — пара мундиров, два или три охотничьих костюма, какая-то теплая одежда. Справа, на полках — аккуратно уложенные белые и коричневые форменные сорочки, цивильные рубашки. Я провела рукой по рукавам мундиров, опустила взгляд и увидела совсем небольшую корзину для грязного белья, задвинутую к задней стенке. Там что-то было и, выдвинув ее, я увидела белую рубашку. Она явно лежала здесь недавно, и я поняла, Канарис был в ней вчера, а утром бросил ее в корзину. Я достала ее, поднесла к лицу и вдохнула. Медленно, глубоко, так, что бы не потерять ни единой капли запаха, его запаха, моего единственного мужчины. Ведь в нем, в этом запахе сейчас сосредоточилось для меня все — вчерашний вечер, ночь, его взгляд, дыхание, его объятия, слова, его нежность и сила и все, все мои несчастные мечты! Мое будущее… Я заплакала, понимая, что уже слишком много плачу, что сил совсем не осталось, а через несколько часов мне лететь на задание, вернуться с которого у меня и надежды почти нет. Только отчаянное желание как-то выполнить его и увидеть Канариса еще хоть разок, обнять его хоть на минутку, потому что, вдруг поняла я — никогда мне не быть с ним. Никогда! Все обман, все пустое, глупые мои, несбыточные иллюзии. Только нет у меня в этом мире больше ничего и никого, кроме него. Ни родины, ни близких, ни флага, за который воевать. Всех предала, про все забыла… Слишком долго я отталкивала от себя все эти мысли, но в глубине души все это время я знала, что удел мой теперь лишь презрение. Весь свет, все те, с кем я росла, воспитывалась, с кем служила в армии, летала — все они сейчас кровь проливают за мир, за справедливость, за добро, наконец. Просто за добро, уничтожаемое фашистами, за которых теперь воюю я, за которых я скоро полечу на задание, что бы уже окончательно предать свою, пусть и не очень родную страну, которая была жестока с моей семьей, которая запуталась во лжи, захлебнулась кровью, но все еще оставалась моей страной. И теперь я воткну ей в спину нож. Воткну ради него, ради Канариса… Я утерла слезы его рубахой. Что ж, ничего больше не остается. Он — мой флаг и пути назад нет. Даже если и надежды совсем не останется.

Наверное, сама того не заметив, я прилегла на кровати в обнимку с рубашкой, да так и задремала. Проснулась разом, когда за окном уже смеркалось. И тут же услышала внизу чьи-то голоса. А через минуту послышался вежливый стук в дверь.

-Да? — отозвалась я.

Вошел Макс с большим пакетом в руках.

-Фроляйн Катарина, прошу прощения, но только что для вас привезли вот этот пакет.

-Хорошо, Макс. Спасибо.

Я поднялась с кровати, подошла и забрала пакет.

-Как себя чувствуете, фроляйн? Может быть, чаю или кофе?

-Все в порядке, Макс. Просто задремала здесь… Если можно, принесите мне чай сюда. Мне скоро уезжать, собраться надо, подготовиться. Хорошо?

-Да, да, конечно! Сию минуту.

Я пила, как всегда, вкуснейший, крепко заваренный Гертрудой чай, не обращая внимания на пару свежих, теплых еще пирожков, принесенных Максом вместе с чаем. В моих руках лежала раскрытая папка с подробными инструкциями, которые мне надлежало прочесть, запомнить и уничтожить. Я старалась читать внимательно, понимая и запоминая каждое слово, но слезы застилали мне глаза, слова, казались написанными по-китайски, руки мои дрожали, а вместе с ними и вся папка. Из нескольких фраз я поняла все — …не пытаться связываться с работающим агентом… …не пытаться самостоятельно выходить на связь с Ценром… …уничтожить самолет любыми доступными средствами…

Я поняла, что все, сказанное ранее адмиралом Канарисом было ложью. Агент, работающий сейчас на этом военном заводе, должен был связаться со мной, объяснить, как устроиться на завод и на этом его миссия заканчивалась. Никакой помощи, никакого прикрытия, никаких путей к отступлению. Мне предоставлялись все необходимые советские документы, что бы никакая военная комендатура не придралась. Я — эвакуированная из Ленинграда. Родные погибли. Все знали, что такое ленинградская блокада! Была больна, лежала в госпитале, теперь направлена в эвакуацию. А на большом военном заводе всегда найдется работа для молодой девушки. Во всяком случае, в немецкой разведке считали, что попробовать стоило. Любой ценой уничтожить самолет… О, господин адмирал знал, что делал! От цепкого, пристального взгляда его стальных глаз наверняка не укрылось, какими глазами я смотрю на Канариса, он все понял и решил, что мое отношение к его племяннику — лишняя гарантия моей преданности, моего рвения исполнить любой приказ. Разумеется, он понимал, что существует риск того, что я попробую сбежать. Ну, и что? Одной дурой больше, одной меньше, даже если мне удастся скрыться здесь, в Германии, что само по себе сомнительно. Куда мне здесь деваться?! Не к родственникам же в Берлин! А кроме абсолютного знания немецкого языка у меня ничего нет. Попытка рассказать об операции советским властям? Это равносильно самоубийству. Риск потерять агента, которого они так берегут? Но из инструкции я поняла, что я его толком и не увижу, не говоря уже о том, что вряд ли он мне представится. Ничего серьезного я комиссарам выдать и не смогу, кроме одного, что я — советский летчик, попала в плен к немцам и пошла на сотрудничество с ними. Никто не поверит, что я могла сделать это намеренно. Просто чушь собачья!.. Конечно, я могла бы попросту жить и работать в России, на этом самом заводе или даже уехать куда-либо спустя какое-то время. Я бы просто провалила операцию. И все. И плевать им на меня. Если только агент этот немецкий меня где-нибудь втихую не пристрелит. Так, на всякий случай…  Мне ничего не оставалось, как собраться, сесть в посланную за мной машину, а затем в самолет и сделать то, зачем меня послали. Меня пускали в расход и никакой надежды снова увидеть Канариса. Никогда. Вот и все!.. И как же я, идиотка, только предположить могла, что ко мне отнесутся всерьез, что моя шкура здесь имеет хоть какую-нибудь цену?! Канарис?! Скорее всего, он все знал и лишь подыгрывал своему дяде, подогревая мое чувство к нему, что бы готовилась я к операции со всем возможным рвением. Надеялись, что после прочтения инструкции я ничего не пойму, не соображу, что пути назад нет и не будет? Возможно. Хотя, Канарис прекрасно знал, что я такое есть, что найдется в голове, чем пораскинуть. Да только, видимо, и он считал, что не будет такой уж потери, если я провалю операцию. Найдут другую возможность, агентом этим своим рискнут в конце концов. Скорее всего, это тоже бывший советский. Только знает побольше, да пригодиться еще может… Значит, все ложь. Все абсолютно. И ведь он мне так и сказал — вернешься к своим занятиям, и баронесса тебя никогда больше не увидит. Вот когда была правда! Только тогда… Наверное, мне надо было бы разрыдаться. Только слезы мои разом высохли. Не было больше слез. Только чернота перед глазами и глухая боль в груди. Для меня погас весь свет, меня, словно, к кровати придавило, на которой я сидела. Я подняла голову, поднесла чашку с остатками чая к губам и машинально выпила. Оглядела комнату, в которой ничего не изменилось — все та же кровать, освещенная лампой, те же кресло, стол, стул, шкаф, камин. На кровати так и лежала его белая рубашка. Только меня здесь, точно, и не было. Никогда. Инородный предмет, который, впрочем, скоро отсюда увезут. И снова здесь все будет, как прежде. До меня…

Я встала, держа в руках папку, взяла рубашку Канариса, подошла к горевшему камину и бросила все в огонь. Потом я достала из пакета компактную сумку и посмотрела содержимое — платье, туфли, в которые я должна была переодеться там, в России. Документы. Деньги. Немного. Что ж, самое необходимое у меня было…

Очень скоро я услышала звук подъезжавшей машины. Это за мной. Пора. Только теперь некому было прощаться со мной. Во всем свете ни у кого уже не найдется для меня теплых слов. А чего ожидать предателю, кроме предательства?! Я огляделась в последний раз, отвернулась и быстро вышла из комнаты.

Перед тем, как отправиться в Берлин, Канарис заехал к своему дяде, адмиралу Канарису. Тот явно его не ожидал и, казалось, был даже не очень доволен этим неожиданным визитом.

-Франц?! А ты что здесь делаешь? — впрочем, он быстро с собой справился. — Я был уверен, что ты уже на пути в Берлин.

Он указал племяннику на кресло и тот сел.

-Извини, дядя. У меня небольшое дело к тебе. Мой вопрос, вероятно, удивит тебя, но для меня это важно.

-Я тебя слушаю.

-Я хотел бы прочесть те инструкции, которые получит сегодня Сержант.

Адмирал вскинул брови.

-Это еще зачем? Ты и так все знаешь.

-Знаю. Тем не менее, дядя. Мне хотелось бы знать подробности.

-Ты так волнуешься за эту девчонку? Хочешь быть уверен, что она вернется? Франц, не заставляй меня думать, что ты испытываешь к ней какую-то симпатию!

Канарис усмехнулся.

-Ты удивляешь меня, дядя! О каких симпатиях может идти речь?! Ты просто смеешься надо мной!.. Я закурю? Ты позволишь?

-Кури. Может, коньяку немного?

-Можно. Только, действительно, немного — мне еще за руль.

Адмирал достал из шкафчика бутылку и пару рюмок. Налил коньяк и уселся за свой стол. Канарис выпил и закурил.

-Ты же понимаешь, дядя, что операция эта, как бы ни была секретна, дойдет до верха в любом случае. Успешна она будет или нет. Я не работаю в разведке, но о моем участии тоже станет известно и тоже при любом исходе. Я нашел агента, я его готовил, значит, я за него и отвечаю. Стало быть, мне бы стоило быть осведомленным обо всех подробностях и нюансах. Ты не согласен? Честно сказать, мне попросту до сих пор не очень ясно, как так легко и быстро ты согласился на то, что такое сложное, ставшее невыполнимым для твоего агента на заводе задание, должна выполнить, действительно, девчонка, у которой, по сути, всех плюсов — только то, что она сама русская, да то, что в самолетах мало мальски разбирается. Никакого опыта разведки. Ничего!

-Ну, во-первых, не так уж легко, как тебе кажется, Франц. А во-вторых… Хорошо, возьми, читай!

И адмирал вынул из ящика стола тонкую папку. Бросил на стол перед Канарисом. Тот медленно открыл ее и стал читать.

-Ну, что же, дядя, — минут через пять Канарис захлопнул папку, — мне лишь остается теперь поблагодарить тебя за доверие!

-А ты всерьез мог поверить, что мы ей и агента раскроем, и позаботимся о ее возвращении?! Ты правда думал, что она сможет достать документы?! Я был уверен, что ты и сам догадаешься!

-Потому и сомневался. Что же, теперь мне все стало ясно. Спасибо, дядя.

Канарис поднялся.

-Мне пора.

Адмирал пристально взглянул на племянника.

-А вот мне так и не ясно. Ты что-то, по-моему, не совсем в себе, Франц.

-Не выспался, наверное… Ладно, будем надеяться, что девчонке удастся то, что вы задумали. Особенно после того, что она сегодня прочтет.

-Думаешь, догадается, что назад ей пути не будет? Может выкинуть что-нибудь?

-Догадается. Но не выкинет. Она прекрасно понимает, что нет у нее другого выхода, кроме как лететь.

-Там все завалит?

-Вы и так рискуете, но хотя бы не вашим агентом.

-У нас тоже нет другого выхода. Если не нам, то пусть никому не достанется этот треклятый самолет!

-Но они построят новый!

-Надеюсь, документацию удастся достать.

-Подожди! Что-то я не очень понимаю… Выходит, бумаги вы достать можете, а заваруха с самолетом — прикрытие для вашего агента? Все свалят на Сержанта?

-Ну, наконец-то! Я уже боялся, что ты не додумаешься… Ты же понимаешь, что просто исчезновение документов поднимет большой шум, который поставит нашего человека под удар и вынудит его поспешно исчезнуть. Таким образом, мы теряем возможность использовать его далее. Если же твоему Сержанту удастся проникнуть на завод и уничтожить самолет, то естественно, комиссары будут считать, что исчезновение документов — дело рук диверсанта.  А уж наш человек постарается, что бы этот диверсант был найден. Ей никогда не доказать, что она здесь ни при чем, что есть кто-то еще, кто мог украсть документы.

-Но они будут искать документы у нее!

-Правильно! Они их и не найдут. И сколько бы она не утверждала, что не брала их, они будут уверены, что она их уже передала и просто молчит, не желая выдавать сообщников. Она и выдать никого не сможет, потому что, как ты понял из инструкции, никого и не узнает. Ее попросту поставят к стенке! А пока шум и гам, документы попадут к нам. При удачном стечении обстоятельств все получается замечательно.

-Ну, а если она все же, просто не станет работать?

-Плохо, конечно, и наш человек нам дорог… Время поджимает, вот что! Но если она, взбрыкнет, придется использовать агента, а потом поспешно его выводить. Нежелательно, но это так. Много лет его работы, его вживания в свою роль пропадут.

-Но вы получите документы! Это немало.

Канарис направился к дверям.

-Поезжай спокойно, — адмирал поднялся из-за стола. — В любом случае твоя карьера не пострадает. Свою работу ты выполнил прекрасно!

-И на том спасибо.

Еще почитать:

Анна. Глава 5 Влюбилась

Б л е с к — Глава 1. Кто она?

Мистер Хадсон — Мистер Хадсон. Глава 1

Любовь Тургут бея