Глава 4
-Как идет работа, Франц?
Спустя две недели штандартенфюрер Канарис сидел в кабинете своего дяди. На столе стояли две рюмки и бутылка коньяка. За окнами стемнело.
-Она работает, дядя. Работает так, что нашим воякам и не снилось. Они следят за ней и готовы сожрать собственные пилотки — я сам видел. Стреляет лучше всех, по физической подготовке не отстает нисколько — бегает, прыгает, метает, плавает, преодолевает полосу препятствий не хуже этих здоровяков, а то и позади их оставляет. О прыжках с парашютом я и не говорю! Это ее конек. С вождением автомобиля поначалу были небольшие проблемы, но скоро она их преодолела и водит прекрасно, что легковой автомобиль, что грузовик, что мотоцикл.
-А ты не перехваливаешь ее? Все-таки, твоя протеже.
-Вот отчеты ее инструкторов. Можешь почитать.
-Хорошо. Очень хорошо, Франц! Когда, ты думаешь, она будет готова к заброске?
-Скоро. Дай мне еще неделю.
-Я бы тебе и месяц дал, дорогой мой, только самолет уже на половине сборки, после чего будет отправлен на, так сказать, показательный полет перед Сталиным. Нет времени, Франц. Совсем нет!
-Хорошо, четыре дня ты мне дашь?
-Давай-ка я съезжу, посмотрю на нее. Скажем, завтра.
-Хорошо, дядя. Буду завтра ждать тебя.
Адмирал выпил рюмку и закурил.
-А что, Франц, с ее подготовкой именно как разведчика? Что говорят спецы?
-Вот фраза из их отчета — сообразительна, находчива, легко располагает к себе, внимательна, артистична.
-По всему просто клад для разведки!
Канарис задумчиво тянул свою рюмку.
-Несомненно, — проговорил он.- И не только для разведки.
-Что ты сказал?
Канарис не стал отпираться, зная, что адмирал прекрасно слышал его слова.
-Я сказал, что не только для разведки.
-То есть?
-Да так… — Канарис рассмеялся, стараясь придать своему объяснению шутливый тон. — Приехал к ней как-то вечером, уже после полигона. Так, проведать. Хотя уверен был, что спит — тяжелый был день. Захожу и слышу шум на кухне, смех. Ее смех и Гертруды. Оказалось — они там блины стряпают! Настоящие русские блины! Гертруда восседает на стуле, а наш Сержант в ее клетчатом переднике шурует у плиты. На блюде горка уже готовых блинов, а Макс лопает их за обе щеки, макая в миску со сметаной. Ты бы видел! При виде меня подскочили все, а она так и осталась стоять с лопаточкой в руках и улыбаясь…. Я попробовал блины. Действительно, очень вкусно!.. А однажды она приготовила борщ. Просто объедение!
-Так может, не забрасывать ее никуда, а устроить кухаркой? Хотя бы к маме. А? Как, Франц? — усмехнулся адмирал. Но глаза его цепко следили за племянником.
-Идея прекрасная, дядя, — Канарис безмятежно улыбался. — Но дело есть дело. Это важнее. Кроме того, у мамы и так прекрасный повар.
Только от стального ренгена адмиальских глаз не укрылась капелька грусти во взгляде Канариса. Он вздохнул.
-Конечно, конечно. Я пошутил…
…Теплая, тихая летняя ночь втекала в открытые окна автомобиля Канариса. Он курил, задумчиво выпуская дым, а после очередной развилки вдруг понял, что свернул не туда. Его путь домой лежал направо, он же свернул налево, на дорогу, ведущую к его охотничьему домику. К ней. Канарис остановился, докурил сигарету, потом резко развернулся и поехал домой. В эту ночь он так и не уснул…
Сильные порывы ветра гоняли по полигону тучи пыли. Шли занятия по вождению, и на полосе грохотали несколько грузовиков. По кругу, по пересеченной. Мне достался американский «Студебеккер» и я по заданию проходила на скорости повороты, штурмовала искусственные горки и трамплины. В очередной раз проезжая мимо казармы, я заметила две новые фигуры, в сером и в черном. Оба Канариса наблюдали за занятиями. Канарис-младший указывал на мой автомобиль. Сердце мое екнуло, я с трудом взяла себя в руки и продолжила заезд. Вцепившись в руль, я взяла очередную горку, свернула, снова оказавшись лицом к казарме. Укрываясь от порывов ветра, адмирал и Канарис повернулись ко мне спинами. Канарис придерживал фуражку. И тут я услышала ужасающий рев двигателя — на полной скорости обшарпанный русский грузовик летел прямо на обоих офицеров. Чертова машина! Солдаты уже не раз жаловались, что тормоза у него ни к черту, что педаль газа западает. Я-то знала — уже ездила на нем! Но инструктра только руками потирали — лишняя тренировка!.. Господи, у меня только пара секунд на размышление! Я нажала на газ, втопив педаль до отказа, и мой «Студер» рванул наперерез потерявшему управление русскому грузовику. В последний момент я увидела его глаза — Канарис обернулся, услышав, наконец через свист ветра приближающийся с ревом автомобиль. Секунда эта, словно, повисла в пространстве — только его распахнутые ужасом глаза… И удар. Чудовищной силы. Мой «Студер» едва не опрокинуло, а до Канариса и адмирала оставалась какая-нибудь пара метров. Меня с силой швырнуло на дверцу, я ударилась головой и потеряла сознание.
…Первым, что я увидела, был деревянный, крашеный в белый цвет потолок лазарета. Пошевелив головой, я поняла, что она забинтована.
-Как вы, мой Сержант?
Это был его голос и тон его, это единственное слово «мой»… Я вдруг почувствовала, как по моей щеке катится слеза. Только не это! Я повернула голову и увидела его лицо. Бледный, без фуражки, он глядел на меня своими неимоверными глазами и я… я поспешно стерла слезу, попыталась улыбнуться. Он тоже попытался.
-Хорошо. Все хорошо, господин штандартенфюрер.
-Я с вами не согласен. Вас бы отчитать надо, а заодно и ваших инструкторов!
-За что?
— Либо они плохо учили, либо вы плохо учились — ведь можно было и выпрыгнуть, не подставляться!.. Господи! Я ведь знал, я всегда знал, что когда-нибудь вы сделаете для меня что-то очень хорошее. Я видел это по вашим глазам… Сегодня вы спасли мне жизнь, Сержант. Мне и адмиралу Канарису.
Он взял мою руку в свою, пожал легонько.
-Спасибо!..
-Ну, и как там наша спасительница?
В палату вошел адмирал Канарис. В первый раз я видела на его лице улыбку. Правда, улыбка была несколько странная. Скорее удовлетворенная, чем благодарная или просто веселая, ободряющая. Впрочем, мне сейчас было совершенно не до него.
-Все в порядке, дядя, — Канарис поднялся с табурета, на котором сидел. — Врач сказал — небольшая ссадина на месте ушиба, опухоль и легкое сотрясение мозга. К вечеру повязку снимут.
-Прекрасно, прекрасно! Да, наверное, коньячку не помешает. А? Как вы относитесь к коньячку, фроляйн Сержант?
-Хорошо, господин адмирал.
-Вот и славно! А еще вам стоит как следует поесть. Но сначала нам с Францем коньяк, а вам — кофе с коньяком. Живо подниметесь. А завтра вам выходной.
Ему удалось, наконец, порадовать меня. Выходной! За эти недели на полигоне их, этих выходных выпало только два. Только два дня я смогла выспаться и отдохнуть по-настоящему. Просто проваляться полдня на диване в дремоте и мечтах. Правда, после полудня мне уже становилось скучно, я поднималась, бродила по дому, рассматривала предметы обстановки, книги на полках, картины с изображением охотничьих сценок. Потом забредала на кухню, болтала с Гертрудой и Максом. А под вечер выходила в крохотный садик позади дома, карликовый цветничок, разбитый Гертрудой с разрешения хозяина. Садилась на скамью, любовалась цветами и снова мечтала. Грезила о совершенно несбыточном — мне виделось, что сижу я вот так, на этой скамье, а стеклянная дверь открывается и выходит ко мне он, Канарис. То ли в своей черной форме, то ли в том костюме, в котором он был тогда, в тот первый день, когда мы разговаривали. Выходит, садится рядом и, обнимая, прижимает к себе.
-Вот и я! — говорит он. — Соскучилась?
-Очень! — отвечаю я, ластясь к нему, щекой чувствуя его теплую грудь, биение сердца.
-Но ведь виделись только утром, дурочка моя маленькая! Когда же ты успела?
-А я начинаю скучать сразу вслед твоим шагам. Я жду тебя каждую минуту, даже тогда, когда ты точно еще не можешь прийти. Я не могу жить без тебя ни минуты, родной мой! Я не живу без тебя. Я делаю что-то, разговариваю с Гертрудой или Максом, смеюсь, читаю, гуляю, стряпаю что-то на кухне, но не живу. Я ЖДУ! Все время жду. А живу сейчас, когда ты рядом, когда я руки твои чувствую, тепло, голос слышу. Только тогда все в порядке, только тогда мое сердце на месте. Совсем на месте…
-Тогда я скажу тебе, хорошая моя, что я и не ухожу от тебя. Я всегда, каждую минуту рядом с тобой! Что бы я ни делал, с кем бы ни разговаривал, я вижу твои глаза, вижу, как они улыбаются мне и как спрятанная рвется из них грусть, когда я собираюсь уходить утром. Твоя любовь сочится из них подобно слезам, твое сердце я чувствую на своей ладони весь день с того момента, как просыпаешься ты утром рядом со мной. Моя девочка!
Он наклоняется ко мне и… я прерываю свои мечты. Намеренно прерываю, что бы окончательно не сойти с ума. И начинаю ждать утра, когда за мной приедет машина, и я окажусь на полигоне, а значит, возможно, увижу его… Значит, завтрашний день снова пройдет без него. Но хоть высплюсь…
Как всегда, в выходной, что-то около полудня я поднялась с дивана в гостиной, на котором дремала после завтрака. Потянулась и решила выйти в садик — уж больно день выдался славный! Не жаркий, не очень солнечный — легкая дымка затянула небо, но удивительно было на душе. Как-то сладко так, тепло и слегка тревожно. По-хорошему волнительно, точно, в ожидании чего-то. Я уселась на скамью и сидела так, не известно, как долго, любуясь цветами, пока, наверное, не задремала. А открыв глаза, как будто, от толчка, я, как в видениях своих, увидела открывающуюся стеклянную дверь и фигуру Канариса в черной форме СС.
-Добрый день, Сержант!
Я хотела встать, но он сел рядом.
-Здравствуйте, господин Канарис!
-Все хорошо тут у вас? Наверное, хорошо! Тихо так, спокойно!.. А я к вам по делу, Сержант.
Конечно, он говорил вовсе не те слова, что в моих полуснах, но он сидел рядом, и я готова была для него на все, что бы он ни попросил.
-Я вас слушаю, — еле скрывая дрожь, тихо сказала я.
-Сегодня день Рождения моей мамы. Гостей она уже несколько лет совсем не собирает, с тех пор, как не может ходить. Обычно я приезжаю к ней, мы садимся за стол, угощаемся вкуснейшим ужином с шампанским и тортом с кофе. Слушаем музыку, разговариваем, вспоминаем. Сегодня я решил нарушить эту традицию, тем более, что не очень-то она праздничная. Я подумал, а не привезти ли мне сегодня с собой вас, Сержант? Сегодня у вас выходной, скучаете, наверное. А тут и город увидите, и мама развлечется.
-Вот нужна я вашей маме, господин Канарис! Да мне и идти не в чем, и выгляжу я более чем не презентабельно. Волосы только-только отрастать стали вот.
-Ничего, это не проблема! Мы купим вам красивый наряд, зайдем в парикмахерскую — словом, приведем вас в полный порядок. Или вы не хотите составить мне компанию?
-Но кто я для вашей мамы? Что вы ей скажете?
-Уж поверьте, найду, что сказать! Да и мама моя вовсе не монстр и очень рада будет новому лицу, новому человеку в доме.
-Она тоже не должна знать, кто я есть?
-Разумеется. Тем более она! Я назову ваше настоящее имя, но вы будете девушкой из Берлина. Просто девушкой из Берлина.
-Хорошо. Я согласна. Наверное, что бы все успеть, ехать надо прямо сейчас?
-Вы удивительно догадливы! Но прежде я все-таки, выпью с дороги чаю. Будете чай?
Я кивнула, улыбаясь, и он протянул мне руку, вставая.
-Тогда пойдемте! Чай уже ждет.
Гертруда подала к чаю свежие вкуснейшие булочки, их ароматом заполнился весь дом и Канарис с удовольствием уплетал уже третью. Только мне в рот ничего не лезло. Я пила чай, не заметив даже, что забыла положить сахар…
-Прошу вас, господа, проходите! Что желаете? Чем я могу помочь вам?
Пожилая, но очень стройная женщина в безупречном костюме лилового цвета и нежной сиреневой блузке, украшенной воздушными рюшами под горлом, совершенно гармонировавшими с ее седыми волосами, уложенными в аккуратную прическу, встретила нас в дверях одного из самых модных и дорогих дамских магазинов Бранденбурга.
Она благоговейно глядела на Канариса, его черную форму.
-Добрый день, фрау Мартин! — Канарис лихо отдал ей честь. — У нас проблема, которую сможете разрешить только вы.
Я готова была провалиться сквозь пол при виде всех этих манекенов в роскошных и изящных, скромных, но очень привлекательных нарядах. А еще великое множество шляп, шляпок, шарфиков, косынок, боа, палантинов и еще всего такого, о чем я и понятия не имела, не говоря уже о туфельках, чулках и чудесном ажурном белье. Отдельно находилась еще и витрина с духами, пудрами, помадами, расческами, гребешками, шпильками и всем тем, что может пригодиться настоящей даме для наведения красоты. И меж всего этого, на глазах у нескольких покупательниц — я в своем сером комбинезоне, порядком уже поношенном, здоровенных башмаках и пилотке на волосах, своей длиной вполне под нее подходящих! На меня глядели несколько пар совершенно ошарашенных глаз, среди которых сквозила явная брезгливость. И только фрау Мартин глядела на меня приветливо и только чуть-чуть удивленно.
-Этой молодой фроляйн совершенно необходим вечерний наряд. Она прибыла прямо с фронта, а вечером бал у ее начальства. Хотелось бы, что бы выглядела она… Нет, не достойно, не сногсшибательно, а … прелестно. Понимаете меня, любезнейшая фрау Мартин?
-Конечно! Конечно же понимаю, господин штандартенфюрер! И непременно вам помогу. Как вас зовут, фроляйн?
Я еле заметно глянула на Канариса и он кивнул.
-Меня зовут Катарина Клямер, фрау Мартин.
-Прекрасно, фроляйн Катарина! Пройдемте со мной? А вы, господин Канарис, прогуляйтесь пока где-нибудь. Хорошо?
-Хорошо, фрау Мартин, отдаю ее в ваши руки совершенно спокойно.
И он вышел, подмигнув мне.
Мы с фрау Мартин зашли за плотную бордовую занавеску и оказались в большой и очень удобной примерочной, завешенной зеркалами от пола и до потолка. Несколько из них было размещено так хитро, что можно было легко рассмотреть себя со спины. Фрау Мартин усадила меня в кресло, приказала принести кофе и присела рядом со мной, улыбнулась.
-Вы не смущайтесь только, фроляйн Катарина! — произнесла она, глядя мне в глаза. — Я прекрасно понимаю, каково вам сейчас в вашем комбинезоне среди всей этой роскошной мишуры. И вообще, наверное, после фронта… — она вздохнула. — Так хорошо, что вы сегодня на праздник попадете, развлечетесь в компании такого видного офицера! Я ведь знакома с господином штандартенфюрером еще с тех времен, когда его мама, баронесса фон Канарис заходила ко мне, ведя за ручку его, тогда еще очаровательного голубоглазого мальчика. Чудесный был ребенок! Улыбчивый, внимательный и очень воспитанный — настоящий маленький барон!.. И вырос он совершенно таким же — очень галантным, вежливым, достойнейшим молодым человеком. Впрочем, вы наверняка знаете это не хуже меня!
Я улыбнулась и кивнула.
-А уж жених какой завидный! — не удержавшись, хихикнула она, но тут же спохватилась. — Да что это мы время теряем?! Я вот что подумала, глядя на вас — демонстрировать вам все вечерние платья, что у нас имеются на ваш возраст, не стоит сейчас, вы лишь устанете. Давайте так поступим, — фрау Мартин поднялась, — я принесу вам буквально два-три платья, которые, мне кажется, вам более всего подойдут. А вы уже выберете то, что вам приглянется.
И она вышла, а я машинально слушала, как она на ходу раздает указания своим помощницам. Вздохнув, я допила кофе и осмелилась, наконец, встать и взглянуть на себя в зеркало. Ужас! Сбежать бы отсюда куда подальше! Но я стояла на месте, смотрела на свое отражение, и мне захотелось плакать. Ну, вот что это за страшилище! Бледная, бесцветная какая-то, похожая на беспризорника с этими торчащими во все стороны волосами. Никакое платье не спасет! И зачем только он тащит меня к своей маме?! Вместо клоуна что ли?.. Но послышались приближающиеся шаги и голоса, я утерла слезы и снова уселась в кресло. Вошли фрау Мартин и две ее помощницы, несшие три платья на «плечиках». Все три изящно сделали книксен и застыли с платьями в руках и улыбками на ухоженных личиках.
-Ну, как, фроляйн Катарина? Вам нравится что-нибудь?
Я молчала, ибо такой красоты не видела бесконечно давно. Скорее всего, с самого детства, когда любовалась мамиными нарядами и думала, что, наверное, так должна выглядеть Золушка на балу у принца. А мама была удивительно хороша!.. Первое платье было сшито из тонкого белого шелка. С запахом мягких складок впереди и глубоким вырезом, так же задрапированным складками сзади, оно было перехвачено широким кушаком на талии и спадало вниз пышными волнами. Чудо! Просто чудо!
-Оно прекрасно, фрау Мартин! — выдохнула я, дотрагиваясь до нежной материи.
-Будете мерить, дорогая?
-Нет. К огромному моему сожалению, нет.
-Но почему, раз оно вам так понравилось?! Неужели вас беспокоит его стоимость?!
-Нисколько! Я просто не могу его надеть… Вот, посмотрите.
И я, ни на йоту не смущаясь — пусть она сразу все поймет! — расстегнула пуговицы, скинула комбинезон и повернулась спиной. Я услышала, как фрау Мартин тихонько ахнула.
-Господи!.. Простите меня, фроляйн Катарина! Я ведь и понятия не имела…
-Ничего страшного. Теперь вы знаете, и нам проще будет понять друг друга. Кстати, вот это платье тоже не подойдет.
И я кивнула на наряд из вишневого панбархата с оригинальным покроем — запахнутое на бок под самое горло, плотно облегающее, с рукавом «три четверти», платье переливалось золотым шитьем в восточном стиле и… доходило лишь до колена.
-Вот, глядите! — я указала на свою изуродованную шрамом голень.
Фрау Мартин с горечью подняла глаза и в сердцах воскликнула:
-Проклятая война! Проклятые мужчины, которые не могут прожить без политики, без своих взрослых, жестоких игрушек! Так изуродовать такую милую девушку!.. Зачем?!
Она с шумом выдохнула и поглядела на меня.
-Простите меня, дорогая! Но иногда сдерживаться просто невозможно… Вы ведь не станете рассказывать об этом господину Канарису?
-Конечно же, нет, фрау Мартин! Вы так добры ко мне… Но у нас осталось третье платье и его я, наверное, примерю.
Девушки помогли мне одеться, и через пару минут я стояла перед зеркалом оглядывая себя и с удивлением чувствовала себя довольной. Верх платья — воротничок стоечкой, облегающий, совершенно закрытый с длинными, тонкими рукавами и маленькими накладными плечиками — был выполнен из темно-синей сетки, расшитой крупными цветами из синего же бархата с серебряным шитьем и искрами искусственных бриллиантов. На поясе широкий кушак из синего блестящего шелка, а ниже длинная юбка из того же материала. Не очень пышная, но эффектная благодаря складкам переливавшейся тяжелой ткани.
-Возможно, темновато для вашего возраста… — проговорила фрау Мартин.
-Мне двадцать три. Не так уж и мало.
-Но выглядите вы гораздо моложе!
-Благодарю! — вздохнула я. — Вам правда нравится?
-Очень! Этот чернильный оттенок замечательно подчеркивает ваш цвет лица и не затмевает вашу слишком короткую стрижку, с которой мы, кстати, прекрасно управимся. Во-первых, подберем головной убор, а во-вторых, позовем парикмахера. Кроме того, мы выберем вам пудру, помаду и духи. Ну, и, конечно же, белье, чулки и туфли.
Она даже руки потерла от предвкушения этой работы.
-Лина! — обратилась она к одной из девушек. — Будь добра, сходи за господином Людвигом. Скажи, что очень, ОЧЕНЬ важно и срочно!
-Да, фрау Мартин, сию минуту! — прощебетала хорошенькая брюнетка Лина и исчезла.
Господин Людвиг оказался тем самым парикмахером, а вернее, очень известным дамским мастером, держащим свой салон на соседней улице. Седовласый, худой, с длинным носом и живыми карими глазами, он, улыбаясь, поздоровался со всеми, поцеловал фрау Мартин руку.
-Вот, господин Людвиг, этой очаровательной фроляйн нужно привести в порядок волосы. Как вы сами видите, война делает свое дело!
Господин Людвиг подошел ко мне, улыбнулся и осмотрел мою голову.
-Ну, что же, милая фроляйн, я с удовольствием вам помогу. Как вы сами понимаете, многого я сделать не смогу, но вы, по крайней мере, сможете чувствовать себя достойно вашего прекрасного наряда и того праздника, на который собираетесь… Для начала вымоем ваши волосы. Фрау Мартин?
-Да, да, господин Людвиг, все уже готово, — откликнулась фрау Мартин.
Душистым шампунем мне промыли волосы, высушили мягким полотенцем, и господин Людвиг взялся за свой саквояж, откуда выудил несколько пузырьков, чашечку, расчески, ножницы и много чего еще из своего загадочного арсенала. Я сидела в кресле, закрыв глаза, и думала о том вечере, который мне предстоит, пыталась представить себе мать Канариса, баронессу фон Канарис. Думала и о нем самом, о том, что он скоро появится здесь, посмотрит на меня, на то, как я изменилась. Что он подумает? Что он вообще думает обо мне?..
-…Ну, вот и все, дрогая фроляйн! — услышала я голос господина Людвига, точно, издалека. — Откройте глаза и посмотрите.
Я послушно открыла глаза. Из зеркала на меня смотрела девушка, в которой я узнавала себя, но у которой на голове была коротенькая, но совершенно очаровательная прическа. Волосы были аккуратно причесаны — буквально, волосок к волоску! — и блестели при свете ламп. Мне показалось, но, похоже, даже их цвет слегка изменился — стал ярче, чуть темнее.
-Спасибо вам, господин Людвиг!! Мне очень, очень нравится! Представить не могла, что мои уродливые, жалкие отростки могут так хорошо выглядеть.
-И рана ваша не очень заметна, фроляйн. Только при ближайшем рассмотрении, — добавил господин Людвиг.
-Опять рана?! — воскликнула фрау Мартин.
-Да, совсем свежая, только-только начавшая затягиваться.
-Это я вчера на машине заработала, — пояснила я. — Ничего страшного. Скоро пройдет.
Фрау Мартин пожала плечами, громко вздохнула.
-Что же, теперь косметика.
На этот раз мне помогали девушки из салона фрау Мартин. А я снова закрыла глаза и уже плохо понимала, что они делают с моим лицом… Они что-то наколдовали! В зеркале снова было мое лицо, но цвет кожи, выразительность глаз, губы, которые теперь стали видны, благодаря темно-красной помаде — это все было так здорово, так неожиданно красиво, что в груди у меня что-то подпрыгнуло зайчиком. Моя надежда на то, что теперь, когда я так выгляжу, он… Мне не дали додумать — девушки принесли на подносе несколько флаконов духов и чашечку с зернами кофе, что бы выбирая аромат, я не запуталась. А фрау Мартин принесла несколько шляпок синего цвета, из которых тут же сама и выбрала маленькую круглую шляпку с вуалью, напоминающей формой веер и прикрепленной кокетливо слегка сбоку. Лицо в итоге закрывалось наискось.
Вскоре я выбрала духи и получила к платью синие атласные перчатки и крохотную сумочку с пудреницей, помадой и флакончиком духов. Все! Я была абсолютно готова. Стоя перед зеркалом, я рассматривала себя и чувствовала Золушкой, а фея-крестная стояла рядом гордая своим детищем.
-Что вы скажете теперь, дорогая? Вы довольны собой?
-Я довольна, очень довольна вами, вашей заботой, а о том, насколько я хороша, можно будет сказать лишь по окончании этого вечера. Вы не согласны?
Фрау Мартин посмотрела на меня и усмехнулась:
-Очень умная маленькая фроляйн с большой тайной вот здесь! — и она коснулась пальчиком с большим перстнем моей груди.
-Фрау Мартин!.. Фрау Мартин!.. — громко зашептала одна из девушек.
-Да, Барбара?
-Туфли, фрау Мартин!
-Господи, ну конечно! Покажите мне вашу ногу, фроляйн Катарина!
Я приподняла подол платья и выставила свою ступню, обтянутую шелковым чулком.
-Тридцать шестой, Барбара! Несите те черненькие, с «рюмочкой». Высокий каблук ей не нужен — трех сантиметров хватит.
-Но она такая маленькая, фрау Мартин!
-Не забывай, детка, что фроляйн Катарина прибыла с фронта и каблуков не носила целую вечность. А нам надо, что бы она чувствовала себя легко и уверенно, а не думала каждую секунду о том, как бы не свалиться!
Девушки прыснули, а Барбара умчалась за туфлями. Они оказались в самый раз, как будто, на меня шитые. И вот, теперь уже и в самом деле, абсолютно готовая, я стояла посередине салона и девушки, фрау Мартин и еще несколько зашедших покупательниц любовались мною.
-Пройдитесь, прошу вас! — скомандовала фрау Мартин.
Я постояла с секунду и пошла в сторону двери на улицу. Медленно, потом чуть быстрее и легче.
-Прекрасно! — похвалила фрау Мартин и в этот же момент дверь распахнулась, звякнул колокольчик и в салон вошел Канарис.
Я шла прямо на него, улыбаясь, слегка наклонив голову. Он остановился и медленно закрыл за своей спиной дверь. В повисшей тишине оглушительно звякнул колокольчик и вслед за ним раздался радостный возглас одной из покупательниц, красивой, яркой блондинки, модно и броско одетой, на высоких каблуках, с завитыми, падающими на плечи локонами:
-О, Франц, дорогой! Как же я рада тебя видеть!
И не дожидаясь его ответа, она подлетела к нему, стуча своими каблуками, обдав меня шлейфом своих приторно-сладких духов.
-Агата?! — воскликнул Канарис и неожиданно широко улыбнулся. — Вот не ожидал! Прекрасно выглядишь, красавица моя!
И наклонив голову, он поцеловал ее в щеку. Она же, буквально, повисла на нем.
-Ах ты, разбойник! Где ты пропал? Я так соскучилась по тебе! А ты? Ты скучал? Ведь почти полгода вы не появлялись, господин барон и штандартенфюрер!
-Конечно, скучал! — он снял ее руки со своих плеч. — Конечно. Но ты же понимаешь, детка, идет война, у меня ответственная служба…
-Здесь, в дамском салоне?! — рассмеялась она.
-Да, Агата, именно здесь, — подтвердил он и посмотрел на меня.
А я уронила взгляд в пол, чувствуя, как кровь отхлынула от моего лица, зажмурилась с силой и мне во второй раз за сегодняшний день захотелось провалиться сквозь пол. Я чувствовала на себе взгляды фрау Мартин и ее девушек. Сжав кулаки от напряжения в попытке не зареветь, я подняла глаза на фрау Мартин. А она сделала большие глаза, нахмурила брови и отрицательно покачала головой. И тогда я снова поглядела на Канариса, чувствуя, что слезы все же, выступили из моих глаз.
-Ну, вот, ты извини меня сейчас, Агата, но у меня мало времени. Мне нужно забрать эту… фроляйн.
И он кивнул на меня.
-Это чья-то родственница с фронта? — полюбопытствовала Агата.
-Да, родственница.
-Такая важная птица, что ты опять исчезаешь?
-Я не исчезаю и обязательно тебя навещу. Не сердись, дорогая!
Канарис снова поцеловал ее, она обвила его шею руками.
-Я буду ждать тебя, Франц. Очень буду ждать! Как и всегда.
И она, оглядываясь, отошла к витрине с духами. А Канарис подошел ко мне.
-Вы готовы, я вижу, Сержант?
-Готова, — проговорила я.
-Подождете минутку? Я расплачусь.
-Да.
С фрау Мартин они отошли к кассе, а я осталась стоять посреди салона. Агата еще поглядела на меня, вскинула голову и вышла из магазина. Девушки тоже медленно разошлись, занявшись остальными покупательницами. И вдруг рыженькая Барбара быстро подошла ко мне, слегка пожала мне руку и прошептала:
-Вы очень красивы, фроляйн Катарина!
И она убежала, а фрау Мартин и Канарис вернулись ко мне.
-Надеюсь, вы довольны, господин барон?
И фрау Мартин взяла меня под локоть.
-Я ни на секунду не сомневался, что вы все сделаете в самом лучшем виде! — ответил он. — Фроляйн Клямер просто ослепительна!
-Тогда вам непременно надо прозреть, господин штандартенфюрер! — улыбаясь, заявила фрау Мартин и, пожав мой локоть, отпустила его.
-Я давно уже вижу то, что и должен был увидеть! — улыбнулся Канарис в ответ. — Благодарю вас, фрау Мартин!
Он подал мне руку.
-До свидания, фрау Мартин!
-Всего хорошего, господин барон, и вам тоже, фроляйн Катарина! Была счастлива помочь.