Глава 3
В тот же день, когда с моей ноги был снят гипс и доктор констатировал мое полное выздоровление, двое младших офицеров СС, пришли за мной и, сказав лишь: «Мы действуем по поручению штандартенфюрера СС Канариса», вывели меня из закрытого госпиталя, усадили в большую черную машину и увезли. Через некоторое время автомобиль остановился, и меня проводили в небольшой домик, находившийся где-то за городом. Вокруг темнел густой хвойный лес. Солнце садилось, и уже в сумерках я и дом-то толком не разглядела. Только фонарь над крыльцом. Затем маленькая неосвещенная прихожая и я оказалась в жарко натопленной гостиной. Горел камин и большая лампа под потолком. Отсюда же, из гостиной, наверх вела узкая крутая лестница из темного дерева, как и каминная полка, и балки потолка, и перилла галереи наверху.
Я остановилась, оглядываясь, а мои провожатые тем временем куда-то исчезли. И тут из глубокого кресла, стоявшего у камина, поднялась фигура в черном. Я вздрогнула, но фигура обернулась, и я узнала Канариса. Под лампой блеснули его серебряные погоны.
-Добрый вечер, сержант! — улыбнулся он. — И добро пожаловать в мой охотничий домик!
Тут только я обратила внимание на рога и головы животных, висевшие по стенам.
-Здравствуйте, господин штандартенфюрер. А зачем меня сюда привезли?
-Ну, во-первых, позвольте поздравить вас с выздоровлением, сержант!
-Спасибо.
-Следовательно, если вы здоровы, в госпитале вам делать нечего. И я решил вывезти вас оттуда раньше, чем это надумает бригадефюрер Мантейфель.
-А если он узнает?
-Присаживайтесь, сержант! Прошу вас… Макс, принесите вина! — крикнул Канарис в сторону двери, и через несколько минут появился седой мужчина с подносом в руках. Он поставил на стол хрустальный графин и два бокала. Молча вышел. — Он непременно узнает. Вернее, наверняка уже знает. Но это не его дело. Если вы даете согласие на работу для разведки, вы автоматически попадете в ведение разведки, а соответственно под ее эгиду. А это означает, что Гестапо ваша личность уже не должна интересовать. Хотя, конечно же они, все равно, везде суют свои носы. И все же, против адмирала Канариса бригадефюрер Мантейфель пойти поостережется.
-Адмирала Канариса?!
-Вам знакомо это имя?
-Я слышала об адмирале Канарисе, но разведка и вы… Вы ведь тоже Канарис.
-Да, я его племянник… Пейте вино, сержант! Красное вам полезно. А это хорошее, французкое. Немцы же так и не научились делать вино…
Он налил мне вина, наполнил свой бокал и уселся напротив.
-Если вы решили, что я обычный протеже, будете правы, но лишь отчасти. Дядя, конечно, замолвил за меня словечко, но основную роль сыграли деньги моей семьи. Я ведь барон… Я мог оказаться и в самой разведке, что было бы интереснее для меня, но моя мама… Она очень больна. Ее сердце смещено вправо и сильно увеличено. Она почти не двигается, проводя все время в каталке, уже давно. Врачи запретили любое сильное волнение. Вот дядя и помог определить меня в элитное подразделение, подальше от самой войны, что бы я непременно остался жить. Все ради мамы. Кроме меня и дяди, брата моего отца, у нее никого больше нет. Она обожает меня.
-Не сомневаюсь!
Канарис поднял брови, улыбнулся.
-Ну а что же до моего дяди, он сейчас шеф военной разведки и мы с ним частенько друг другу помогаем. То дело, то поручение, на которое я собирался вас послать, оно касается дядиной работы и очень важно для него, а, следовательно, и для меня… Вы подумали? Что вы решили?
-Почему именно я? Почему вы так уверены, что я справлюсь? Ведь если это дело так важно, почему не поручить его профессионалам?
-Кто лучше русской сможет изобразить русскую? Кроме того, действовать желательно женщине. Но важно, что бы эта женщина хоть что-то понимала в самолетах, а еще лучше — сама являлась летчиком. Но самое удивительное, что этот, на первый взгляд, невообразимый набор мы нашли в вас, сержант. Во истину, просто сам Бог послал!
-Человека, у которого, кроме всего прочего, нет родины, а вернее, эта родина расправилась с его семьей… — добавила я. — Это ведь очень удобно — предавать-то, по сути, некого… Я согласна, господин штандартенфюрер.
Его взгляд потемнел, он допил бокал залпом.
-Почему? Уж не хотите ли отомстить комиссарам?
-Нет. Мстительность — нехорошее и бесплодное чувство. Если бы хотя бы одного человека мщением можно было вернуть! Нет, господин штандартенфюрер, я не собираюсь мстить. У меня совсем иная цель. А вернее, причина. Но я вам ее не скажу… Не подозревайте ничего плохого! Это очень личная причина и никакой политики, никакой войны она не касается. Вам достаточно этого?
Канарис поглядел мне в глаза.
-Хорошо. Решение принято, и как я уже говорил, теперь назад пути нет. Конечно, будет подписан ряд документов, подтверждающих ваше согласие работать на нас. Но это потом. А сейчас мне достаточно вашего слова, сержант… Что ж, время ужина. Пойдемте?
-Куда?
-Господи, ужинать конечно же!
И он, поднявшись с кресла, подал мне руку.
Вкусный ужин — жареное мясо на ребрышках, печеный картофель, салат из овощей — ароматное вино, свечи на столе, тихая музыка из граммофона… Так хорошо, как сейчас, я не чувствовала себя очень давно. Наверное, с самого детства. Я совсем расслабилась, рассказывала Канарису о своем деде, родителях. Он слушал, улыбаясь, сняв китель и оставшись в коричневой форменной рубахе.
-Может, потанцуем, сержант? — спросил вдруг Канарис.
Я замолкла на полуслове.
-Вам… вам надоела моя болтовня? — спросила я, наконец.
-Нет, мне как раз, очень интересен ваш рассказ, но вы, наверное, и сами уже устали. Отдохните немного и потанцуйте со мной. Согласны?
-Я не уверена, что у меня хорошо получится.
-Но если не попробуете, не узнаете! Идите же сюда!
-Это приказ? — улыбнулась я.
Он подошел ко мне и протянул мне руку.
-Нет, сержант, это приглашение! Прошу вас!
Я подала ему руку и поднялась из-за стола.
Он вел уверенно и мягко, ноги сами несли меня и так легко, так приятно было танцевать с ним, что даже слегка кружилась голова. Его лицо было совсем рядом, хотя он был много выше меня. Я даже чувствовала его дыхание на своей коже. Его глаза блестели теплым, почти ласковым блеском… Господи, я танцую с немецким, с фашистским офицером! С эсэсовцем! Я обнимаю его, чувствуя пальцами его упругие плечи под хрустящей материей рубахи! Меня, точно, по голове ударило. Я зажмурилась, встряхнула головой с уже немного отросшими волосами и снова посмотрела в лицо Канариса.
-Что с вами? Вам нехорошо? — спохватился он, озабоченно глядя на меня.
-Нет, нет, господин штандартенфюрер! Все хорошо. Просто слишком хорошо, что бы в это поверить.
-Даже так?.. Похоже, вам все-таки лучше будет лечь спать. Кроме того, завтра рано вставать — время не ждет.
-Хорошо, господин…
-Да перестаньте вы! Оставьте этот официоз для других случаев. Да и язык ваш, кажется, уже заплетается!.. Марш спать, сержант!
Я остановилась.
-Так точно!
-То-то. Давайте, я вас провожу. Заодно покажу вам вашу комнату.
Мы поднялись по лестнице на галерею. Сюда выходило несколько дверей. Мы подошли к одной из них и Канарис распахнул ее передо мной.
-Вот ваша комната, сержант. Располагайтесь. И спокойной ночи вам!
-Скажите, а вам понравилось со мной танцевать? — спросила я.
-Да. Мне было очень приятно с вами танцевать, сержант. Я поначалу опасался, что ваша нога еще не очень в порядке, но Рюменике знает свое дело — вы совершенно не хромаете. И необычайно легко двигаетесь. Спасибо вам за очень приятно проведенный вечер!
-Спасибо, господин… Канарис. Спокойной ночи и вам!
Моя комната оказалась достаточно аскетичной в своем убранстве — кровать, камин, небольшой комод, стол, стул и тумбочка с тазиком и кувшином для умывания. Белые стены с панелями темного дерева и темными же досками, прибитыми в типично германском стиле. На единственном окне плотные вишневые шторы, задернутые сейчас. Но камин пылал, комната озарялась его светом и выглядела очень уютно. Я подошла к тазику и обнаружила, что кувшин предусмотрительно полон воды. Тогда я умылась, утерлась безупречно белым, хрустящим полотенцем и села на кровать. Только сейчас я почувствовала, насколько хочу спать. Разобрав постель, я быстро устроилась под одеялом, стараясь не смотреть на огромный шрам на ноге, закрыла глаза и моментально провалилась в сон.
-Доброе утро, сержант! Подъем!
Вздрогнув невольно, я открыла глаза и увидела Канариса, расшторивавшего окно. Он впустил в комнату яркое утреннее солнце.
-Нам пора, поднимайтесь! Внизу для нас приготовлен небольшой завтрак и кофе. Одевайтесь, я жду вас.
И он вышел, не дав мне опомниться и сказать хотя бы пару слов. Я спустила ноги с кровати, потянулась и тут только заметила на столе маленькую вазочку с букетиком фиалок. Вечером ее не было. Как мало надо женщине, что бы улыбнуться!.. Но я тут же вспомнила о том, что меня ждут. Мигом оделась в ту форму, что выдали мне еще в больнице — серый комбинезон, ботинки. Пилотку я засунула под ремень.
Нас накормили вкуснейшей яичницей с колбасой, булочками и кофе. Настоящим отменным кофе!
-Разрешите узнать, куда мы поедем? — спросила я, справившись с яичницей и приступив к кофе.
Канарис закурил папиросу и отпил кофе.
-Сегодня я покажу вам то место, где вас будут обучать, а затем вы подпишете все нужные документы.
-Ясно… Только один вопрос.
-Да?
-Скажите, господин Канарис, после того, как я перейду в ведение разведки, вы… вы уже не будете мной заниматься?
-Вам не терпится отделаться от моей персоны, сержант?
Канарис пристально глядел на меня, и я не могла понять, какой ответ его удовлетворил бы.
-Нет, мне не хочется отделаться от вас, как вы выразились… Совсем не хочется! — добавила я непроизвольно.
-Почему?
-Я… я как-то уже привыкла к вам, привыкла с вами общаться. Мне кажется, новые командиры не станут со мной так возиться.
-Я не возился, но обращался с вами просто, как с молодой, симпатичной девушкой, которой не очень повезло в жизни, которая попала на войну, совершенно ей не нужную. С девушкой, с которой в других условиях следовало бы сходить в театр или в кино, которую следовало бы угощать конфетами и беречь. А еще как с человеком, достойным уважения, не смотря на все условности военного положения… Да, я тоже не уверен, что новые командиры станут обращаться с вами так же. Но и меня вам все-таки, придется еще потерпеть. Я уже упоминал, что операция, в которой вы должны участвовать, очень важна. Мой дядя, адмирал Канарис, не будучи уполномочен командовать мною, все же, очень надеется на мою помощь. Мне это не очень легко — придется совмещать с моей непосредственной деятельностью в рядах СС, но дяде я отказать не могу, да и вас вот так, просто передать в другие руки тоже. Я буду наблюдать, направлять и в некотором роде участвовать… Мы будем часто видеться, сержант. Кроме того, жить вы будете здесь. До тренировочного полигона военной разведки отсюда недалеко — за вами будут присылать машину… Кстати, вы должны познакомиться с Максом. Макс, подите сюда!
-Да, господин Канарис?
Седой мужчина, склонился в легком поклоне.
-Это фроляйн Катарина Клямер. Она, как вы уже знаете, станет жить здесь. Вы будете выполнять все ее просьбы.
-Конечно, господин Канарис! Все будет сделано.
-Не сомневаюсь, Макс, и очень на вас надеюсь.
-Я очень рада познакомиться с вами, Макс, — я от души улыбнулась старику, — и надеюсь, что не доставлю вам слишком много хлопот.
-Мне только в радость, фроляйн Катарина, если позволите, господин Канарис.
-Пожалуйста, Макс.
-Мне ведь здесь подолгу некому прислуживать, — продолжал Макс. — Дом совсем небольшой и содержать его в порядке и чистоте вовсе нетрудно. Кроме меня здесь еще есть кухарка Гертруда. Вдвоем вот и живем. С удовольствием мы поможем вам во всем, фроляйн Катарина!
-Спасибо, Макс!
-Вы свободны, — добавил Канарис и Макс удалился. — Он очень давно служит в моей семье. Еще с моего детства. Сейчас уже состарился, тяжеловато служить в большом доме, в городе. Кроме того, мама больна и ей требуется уход человека помоложе. Вот я и перевез его сюда. И ему отдых, и дом не пустует. Сейчас ведь не до охоты, а вот видишь, пригодился… Что же, сержант, поехали?
Когда мы сели в машину, Канарис обернулся ко мне:
-И помните — Макс, Гертруда тем более, а кроме того, и все, с кем вы встретитесь на полигоне, понятия не имеют, кто вы такая. Для них вы — немецкая девушка. На полигоне даже имени вашего никто не должен знать. Только конспиративное прозвище.
-Какое?
-Сержант.
-Но ведь это русское звание!
-Неважно. Это первое, что мне пришло в голову.
-Но Мантейфель по нему легко сообразит, о ком речь.
-Я вижу, он так и не выходит у вас из головы… Оно и понятно. Что ж, пускай соображает. Мы вас не крали, все в рамках дозволенного и на моей ответственности. Вы все поняли?
-Так точно, господин штандартенфюрер!
День пролетел незаметно. Меня представили моим инструкторам, дали понять об условиях моего пребывания на полигоне, моем поведении там, условиях общения с остальными тренирующимися. Все просто и непросто. Обучать меня будут наравне с остальными, но общаться с ними мне дозволялось лишь по мере необходимости. Им со мной тоже. Кроме того, среди тренирующихся не было ни одной женщины. Мне лишь оставалось надеяться, что дисциплина на этом полигоне железная. Впрочем, глядя на каменные лица солдат, я понимала, что это именно так. Ближе к вечеру на полигон въехала большая черная машина, и из нее вышел высокий человек в серой форме, с седыми висками и стальным взглядом на суровом лице. Канарис улыбнулся и поднялся со скамьи, на которой мы сидели.
-Вот и дядя! Пойдемте, Сержант. Он приехал специально, что бы познакомиться с вами.
И тут я увидела, как сильно они похожи. Особенно, когда на лице адмирала Канариса появилась легкая, еле заметная улыбка.
-Здравствуй, Франц!.. Добрый день… э-э…
-Сержант! — подсказал Канарис. – Ее конспиративное прозвище.
-Добрый день, Сержант.
-Здравствуйте, господин адмирал! — вытянулась я и осторожно улыбнулась.
Он оглядел меня с головы до ног. Очень недоверчиво, надо сказать.
-Но вы… вы такая маленькая!
Я не удержалась и рассмеялась. Улыбнулся и Канарис. А мне или показалось, или действительно его улыбка была почти нежной.
-Да, господин адмирал, птичка не велика ростом, но мне кажется, она себя еще покажет.
-Надеюсь! Что ж, пойдемте, поговорим немного. И распорядись принести кофе, Франц, будь добр!
-С коньяком?
-Да, пожалуй, Отсюда я прямо домой. Устал!
По дороге Канарис раздал несколько поручений, а адмирал все украдкой разглядывал меня.
Мы расположились в небольшой комнатке, предназначенной для обучения навыкам работы на передатчике. Солдат принес кофе для всех и бутылку коньяка, из которой налил немного в чашку адмирала.
-Ну, что же, сержант, Франц рассказал мне всю вашу историю вплоть до операции на вашей сломанной ноге. Честно сказать, мне не очень понятно то доверие, с которым к вам отнесся мой племянник, но ему виднее. Положусь на его чутье. Все же остальное, все те качества, которыми вы обладаете, позволяют мне надеяться на то, что вы в силах выполнить поручаемую вам работу. Вынужденно надеяться, надо сказать. Хотя, — он отпил немного кофе, пристально глядя на меня, — вероятно, в процессе подготовки ваши возможные будущие успехи докажут мне правильность выбора вашей кандидатуры. И так, прежде чем я смогу рассказать вам о вашем задании, подпишем документы. Клаус!
Откуда не возьмись появился адъютант с папкой документов.
-Благодарю.
Адмирал достал несколько листков и по очереди передал мне. Я подписала, практически не читая. Что толку? Я и так знала, что повязана теперь по рукам и ногам, обязуясь служить Рейху, Гитлеру до последней капли крови. Я смотрела на Канариса и чувствовала то, что делало все мои подписи на этих бумагах совершенно бессмысленными. Я и так повязана. И чем дальше, тем крепче…
-Прекрасно, Сержант. Теперь о деле. Я выскажусь вкратце, а Франц расскажет и обсудит с вами все подробности… В России разработан самолет. Истребитель — перехватчик, оснащенный новейшими оружием, системой навигации и локации, обладающий прекрасными, превосходящими все имеющиеся подобные машины всех армий мира техническими данными. Скорость, маневренность и так далее. Вы, как летчик, должны понять.
Я кивнула.
-Самолет еще никто не видел — все держится, как вы понимаете, в строжайшем секрете. Однако, опять же, как вы вероятно, сообразили, мы получаем информацию почти из первого источника — наш человек работает на этом заводе уже очень давно. Но он не имеет доступа к чертежам, техническим данным и всему тому, что так важно для нас. Любая его попытка обернулась бы крахом всей операции — на этом заводе он лишь рабочий, простой токарь. Но настало время, когда оказалось возможным внедрить на завод еще одного человека и попробовать добыть нужную информацию — завод эвакуировали и, как вы понимаете, в условиях эвакуации соблюдать строжайшую охрану уже просто технически сложно. Начиная от численности самой охраны — она сократилась, так как люди нужны для фронта, и кончая просто условиями. Я имею в виду и само здание, и не слишком совершенную систему сигнализации, и прочее. Мы собираемся забросить вас туда в качестве родственницы нашего рабочего, родственницы эвакуированной из Ленинграда. Конечно, в случае провала это бросает тень на нашего человека, но выхода другого нет — нужно, что бы он внедрил вас на завод, устроил на работу. Кем — ему решать. Будьте готовы ко всему. А уж дальше — ваша работа. Нужны чертежи, вся документация по всем узлам и деталям самолета. Как вы это сделаете — ваша проблема. Я даже посоветовать ничего не смогу. Только сами. Все сами!.. Это огромный риск для вас. Вам это, я думаю, ясно. Советоваться будет практически не с кем, связываться с нами будет наш человек — то есть, прямой связи в любой нужный вам момент не будет. Это тоже большая трудность для вас, я думаю. Но если вы сумеете выполнить это задание, если вернетесь — ваша работа будет оценена по достоинству. Уверяю вас!
Адмирал глядел на меня своими стальными глазами, точно, спрашивая, что я обо всем этом думаю, но я понимала, разумеется, понимала — дороги назад нет, отказываться поздно. Но понимала я и другое — задание для меня, летчицы, которая не налетала и тех часов, что бы летчицей и называться, слишком сложное. Ну, кто я есть?! Девчонка, лишь немного попробовавшая войну. Да, немного летала, да, умею стрелять, да, прыгала с парашютом. Но и только. Но даже не это было главное. Всему, что будет необходимо, меня научат со всей дотошностью, свойственной немцам. Я поняла вдруг слишком ясно — когда я окажусь в России, я уже буду являться для них, бывших моих сограждан, врагом. Самым настоящим врагом. Каково это будет? Как я это выдержу, не выдавая себя?.. Только они, эти два Канариса, не должны знать об этом ничего.
-Мне не нужны награды, господин адмирал, — сказала я. — Вернее, та награда, которую я жду, на которую надеюсь, ее вы не в состоянии мне дать.
Адмирал поднял брови в недоумении, Канарис же смотрел на меня пристальным взглядом, который я снова не могла понять.
-Что ж, значит, на этом и порешим, — произнес адмирал. — Начинайте подготовку. Я рассчитываю на тебя, Франц! До свидания!