-Что стало с девочкой? – тихо, совершенно севшим от ужаса голосом спросил Филип.

-Ее спасли тогда. Правда, поначалу она находилась в коме… Родители Бекки не располагали большими средствами и были совершенно уничтожены несчастьем – вся их радость и надежда были сосредоточены в дочери. Они не смогли найти возможность сделать ей дорогущие пластические операции, да и с матери Саманты стрясти было особенно нечего. Правда, стоит отдать ей должное – она сделала все возможное, что бы помочь Бекки. Продала дом и самое ценное, а на суде над дочерью, заявила, что ей нестерпимо стыдно за нее и что там, на Балу, она получила по заслугам. А еще – что ни на секунду не верит в эту частичную невменяемость. Все ждали, что Саманта разразится бранью в адрес матери, но она молчала. Молчала и глядела на скованные наручниками свои руки. И возможно, это пугало куда больше, чем ожидаемые крики… А Бекки…

Лесли тяжело вздохнул и поглядел в окно машины. Его кофе и кусок торта оставались почти нетронутыми.

-… Бекки заштопали, как сумели, в местной больнице. Правда, полученные от матери Саманты деньги обеспечили ей лучший уход, пока она лежала в коме, и хорошие лекарства после выхода из нее. Но… когда девочка увидела себя в зеркало… Тебе лучше не видеть той фото, которую я нашел. От лица Бекки не осталось почти ничего. Мессиво. Кроме того, очень сильно пострадал один глаз – он почти ослеп, а второй закрылся корявым шрамом. Никто не смог бы вернуть ей внешность. И она это понимала. Даже выучись она, как собиралась, на скромного филолога, она и к старости не смогла бы заработать нужной суммы. Бекки… выпила здоровенную горсть снотворного, которое ей прописали, и умерла. Через неделю после выписки из больницы… Саманта же через положенное время, убедив врачей, что достаточно вменяема и способна себя контролировать, вернулась к семье. На этом настаивали те, кто ее выпускал – мисс Пойндекстер должна адаптироваться к жизни на свободе в семейной обстановке! К тому времени мать, продавшая дом, переехала с младшей дочерью к своему брату, уволенному из армии по ранению полковнику Гордону. Теперь вся семья жила в Йоханесбурге. И дядя Гордон обошелся с племянницей строже, чем со своими подчиненными когда-то. В свою бытность в армии он прославился среди солдат и офицеров невероятной жесткостью поведения. Он настоял, что бы она поступила учиться, что бы никаких вечеринок, НИКОГДА! Все свободное время Саманты дядя Гордон занял спортом под собственным присмотром. Он, правда, потерял ногу на учениях, и ковылял на протезе, но убегать от него Саманта, похоже, не собиралась. Странным образом она изменилась – слушалась дядю Гордона, исправно пила свои таблетки, занималась спортом – увлеклась теннисом – и ходила на занятия. Она поступила в местную театральную школу, в которой о ее прошлом, благодаря дяде и его многочисленным знакомствам, никто не узнал. Там она удивила преподавателей неплохими успехами в перевоплощении в «плохих девочек», участвовала во множестве постановок, а потом постепенно сменила репертуар на положительные роли. Закончив театральную школу, Саманта стала служить в одном из театров Йоханесбурга… Неплохо, да? Для такого бурного прошлого!