-А что ж, рыдать теперь? – поинтересовалась Арахна одновременно. – Так поздно! Теперь только молиться.

-Помолились бы, — одобрил Персиваль. – Может, зачтет Луал на суде своем, в чертогах.

-Да мы ни одной молитвы уже не помним, — ответил за обоих Мальт.

                А Арахна не забыла добавить:

-Медер был жрецом, но это его не спасло. Может быть, Луал оглох к нашим мольбам? Или не слушает тюрьмы?

-Так, — обозлился Персиваль, — некогда мне тут с вами! Хорошая новость: вас казнят твердые руки.

                Арахна всегда требовала от палачей милосердия, потому что знала, что убить можно по-разному. Твердые руки и множественные хитрости, как крюки, иглы, перемычки собственного изготовления были ее целью. Но она сейчас не могла воздействовать на свою казнь и надеялась, что хотя бы руки окажутся твердыми.

-Да, — подтвердил Персиваль, -я  позаботился. Нашел воина. Он был уже палачом. Трезвенник. Снесет ваши головы одни ударом.

-Хорошо, — Арахна пожала плечами, — спасибо.

                Персиваль ожидал другой реакции. Не такого равнодушия к смерти. Он оглядел обоих и спросил:

-Может, еще чего хотите?

-Я ничего не хочу, — ответил Мальт, — только…о моем сыне?..

-Понял, — кивнул Персиваль, прикладывая палец к губам, — не беспокойся. Арахна, а ты?

-А у меня нет никого, — Арахна пожала плечами, — ни приемного отца, ни настоящего. Ни семьи, ни животного даже…жила Арахна и нет ее. И никто не вспомнит.