Мы ослабевали, мы исчезали, когда  в нас переставали верить. А люди переставали. На смену многим богам приходил единый, в одного верить многим людям оказывалось проще, и Пантеон пустел.

                Легче было таким как я, что некоторое время оказались еще под властью неотвратимых процессов.

                Я покровительствовала небольшому племени, покровительствовала смерти. Я уносила души мертвых с полей битвы, я приходила тенью в дома к умирающим. Мне оставляли подношения, потому что смерть была страшна всем.

                И даже те, кто верил в единого бога, тайком звал меня, связывал амулеты и приносил, воровато оглядываясь, жертвы, едва слышно бормотал:

-Не тронь дом мой в эту весну, Мара!

                Я слышала. Подношения не брала – они мне не нужны, но слушала, радуясь, что меня не забывают.

                Домовым и прочей мелкой нечисти было ещё проще – в них верили больше, потому что их дела касались жизни, а мое дело  лишь смерти. Но смерть неотвратима, а жизнь долгая.

                Для людей долгая. Для меня и существ Пантеона прошло немного – мгновение, или два, а люди уже стали нас забывать. Относительное, проклятое время – изобретение людей, единственных творцов мира!

                А потом стало ещё хуже: в Пантеон пришла оптимизация.

***

-Это новый бог? – осведомилось тогда чудом уцелевшее создание древнего египетского мира. Молится же кто-то еще на земле Анубису, а? чудны дела твои, Сила!