Глава девятая.
Первая встреча Павла с миром потусторонних
тварей произошла тогда, когда ему было 59 лет. Трудно сказать, почему это
произошло, но он помнил, что тогда он недавно болел, пережил очень угнетенное
состояние и только-только начинал приходить в себя. Наверное, определенную роль
сыграло и его давнее, но весьма продолжительное пристрастие к литературе и
фильмам ужасов: произведения Б. Стокера, Г. Ф. Лавкрафта, Р. Блоха, множество
созданий старых и современных авторов готического жанра и, наконец, рассказы и
романы Стивена Кинга в великом множестве были представлены в его библио- и
видеотеках. Живые мертвецы, демоны, чудовища, кровавые сцены вызывали восторг
Павла, и он мог часами, не отрываясь, читать или смотреть книги и голливудские
фильмы на эти темы.
Средняя школа приходила в упадок:
очковтирательство, необходимое, чтобы оправдаться перед роно и гороно,
разлагало как учителей, так и учеников. Учитель, «сеющий разумное, доброе,
вечное», превращался в раба системы всеобуча, которая от него требовала
стопроцентной успеваемости учащихся и высокого качества их обучения. Конечно,
светлые головы учились, но не так, как могли, потому что были подавляемы
большинством, серой массой бездельников, от которой требовалось только одно –
посещать уроки. Естественно, эти бездельники ни сами не учились, ни другим не
давали, но тройки им все равно ставили. Учителей заставляли завышать оценки и
хорошим ученикам, чтобы опять гнать процент медалистов и «хорошистов» — другими
словами: учителя превращались не в «сеятелей», а в губителей «разумного,
доброго, вечного». Ради мизерной учительской зарплаты, которая финансировалась
по остаточному принципу, они предавали себя и своих учеников, предавали, чтобы
своей лживой отчетностью набить толстые кошельки чиновников от народного
образования и выжить самим.
Павел сначала протестовал, потом негодовал,
но затем смирился, подчиняясь преступной системе. Он ставил тройки
бездельникам, а ученикам объяснял, что поступить иначе не может, его уволят.
Ребята восприняли это спокойно и сочувственно молчали, а бездельники
благодарили. И вот, пребывая в таком постоянно угнетенном состоянии, вернувшись
домой после очередной процентно-арифметической разборки с завучем своих оценок,
он услышал, как на кухне Эдд оскорбил его жену. Павел вошел в его комнату, Ира
пошла за ним, и ударил негодяя в его красивое и наглое лицо. Но в ответ получил
удар такой силы, что отлетел и сорвал дверь с петель дубового, крепкого шкафа.
Потом Ира вызвала «Скорую», так как он был весь в крови, долго лечила его,
прикладывая бодягу к больным местам.
Постепенно, через несколько недель, лицо его
приняло нормальный вид, понемногу он входил в ритм привычной, размеренной
жизни. Наступил вечер, Ира смотрела обычную мелодраму по телевизору, а Павел
вошел в туалет. Вода из бочка слилась в унитаз и привычно резко забурчала,
вновь наливаясь в бачок. Что-то заставило Павла прислушаться к ее бурчанию: оно
складывалось в слова, которые с трудом можно было разобрать: «Тебе надо примириться
с Эддом… Тебе надо примириться с Эддом». Вода еще произнесла несколько других
слов и несколько раз повторила опять эти фразы. «Кто ты?» — спросил Павел, но вода не ответила на этот вопрос.
Потом она что-то понесла мало вразумительное, разобрать можно было лишь
отдельные слова, и опять повторила, что Павлу надо примириться с Эддом. «Нет, —
сказал Павел, — я должен отомстить ему за все, никакого примирения быть не
может». – «Проси у него прощения и будешь жить с ним в мире. Примирись с
Эддом», — разобрал он в ее бормотании. – «Нет», — ответил Павел. Потом он еще
не раз заходил в туалет, но больше слов в бормотании воды уже различить не мог.
Он вышел из туалета как отрешенный, со страхом чувствуя, что с головой его
что-то не так. Но в комнате все было спокойно и по- прежнему: Ира смотрела в
телевизор и не обращала на Павла внимания. Он вышел покурить и потом все думал
и думал, наконец, решил, что его разговор с водой был только галлюцинацией,
следствием перенесенных им испытаний, которые он пережил недавно. Такое бывает,
потом проходит, когда человек берет себя в руки и занимается делом. А работы
было много: школа лишала его возможности уделять себе необходимое время,
поэтому история с говорящей водой постепенно забылась.
Стояла осень, Павел из окна смотрел на
бесцветные, однообразные девятиэтажки, окружившие двор со всех сторон, на
однообразное серое небо, а в комнате – все стоит на своих местах, но тоже
однообразное, скучное, хотя вроде родное, знакомое. Иры дома не было, и Павел
вновь услышал в туалете привычное бормотание воды, но в ней теперь звучал
приятный, молодой женский голос:
— Я хочу с тобой быть вместе… я тебя люблю… Давай встретимся… — с трудом разобрал Павел и
услышал название, кажется, какой-то остановки автобуса.
Он опешил:
— Кто ты?
— Давай познакомимся поближе: я тебя давно
знаю и люблю….
— Откуда ты?
— Тебе же скучно и муторно – пригласи меня к
себе…. Хочешь любить меня?.. Обними меня…
И столько соблазна, игривости было в этих
словах, а Павел так истосковался по чему-то новому, женской ласке и любви, что
раскрыл объятия, но ничего и никого в них не почувствовал.
Он вошел в комнату, лег на свой диван и
теперь услышал женский голос в комнате, прямо над собой, причем довольно
громко:
— Ты слышишь меня?
— Да, — ответил Павел, — причем довольно
хорошо, но почему-то не вижу. А кто ты?
— У
тебя же нет друзей, а теперь будет.
— Ты? Но ты же дух…
— Ну и что: теперь у тебя будет другом дух.
Выбитый из равновесия Павел недоуменно
сказал:
— Это хорошо, а то я одинок совсем. Кто же
ты.
Дух, кажется, улыбнулся;
— Я, скажем, «ловец человеков».
Павел вспомнил, что эти слова из Библии, и
подумал: «Надо спросить ее, как она относится к Богу»:
— А ты как относишься к Богу?
Дух замолчал на некоторое время, а потом
сказал:
— Я его не принимаю, я не люблю Его.
«Значит, бесовское отродье, — подумал Павел и
опять спросил: — А почему ты Бога не любишь, ты бес или дьявол?».
Дух опять замолк, но Павлу было так ново и
интересно в своем одиночестве
разговаривать с духом, что он сказал:
— А я вот рассказы написал для книжки, можешь
почитать: они у меня здесь лежат.
Дух, кажется, заинтересовался, а потом
сказал:
— А я тебя знаю и давно люблю.
Павел
ответил:
— А почему тогда ты так скрытен, ничего не
говоришь о себе? Ты дух какого-то человека или просто бес?
— Я живу в поселке, нас много там.
— В другом измерении, понятно…. А как вы там
живете, есть ли у вас телевизоры, магнитофоны? – у Павла как раз в это время
горел большой телевизор.
— Да, все у нас есть, телевизор такой же, как
у тебя, квартиры, дома.
— И вы кушайте, в магазины ходите? То есть
там вы уже не духи, а во плоти, так сказать?
— Да.
Павел задумался и вышел в коридор покурить. А
невидимй дух ластился к нему и просил обнять, и Павел обнял… воздух, спрашивая
духа, так ли он это сделал. Дух молчал, а потом сказал:
— Ты все время одинок, а теперь у тебя есть
друг, правда, дух, но друг.
Павлу стало как-то приятно и неприятно от
этих слов. И он курил и курил.
Тварь не отставала и продолжала беседовать с
Павлом, потом он пожелал ей спокойной ночи, но ушла тварь не сразу, пока Павел
несколько раз не простился с ней.
Итак, теперь каждый день тварь присутствовала
в Павле или около него, судя по звукам ее голоса, беседовала с ним. Она
возбуждала в нем сильное сексуальное желание, Павел хотел ее, хотел детей от
нее, и тварь обещала народить ему их великое множество. Они встретят его после
смерти, его, родные дети, которых у него никогда не было. И Павел отдавал ей
свое семя, а тварь с задором помогала ему в этом. Даже в транспорте и перед
началом уроков он чувствовал необыкновенное вожделение.
Сегодня Павел опять остался дома один, когда
пришел домой после нескольких уроков-сражений. Стал разогревать приготовленный
женой обед и внезапно почувствовал изжогу. Последнее время она нередко
беспокоила его даже после неострой пищи. Он стал разводить соду, чтобы
избавиться от боли.
— Вот, и у меня такая же болезнь, —
произнесла тварь в кухне, совсем рядом.-
И я тоже часто соду пью, но не всегда помогает, поэтому жую какой-нибудь
антацид.
Павел вздрогнул, он все еще никак не мог
привыкнуть к частому появлению этого существа рядом с собой.
— Ты же дух: какая у тебя может быть изжога?
– сказал он твари.
— Уже много лет у меня такая болезнь, сейчас,
правда, полегче стало, — сказала тварь.
Физическое соприсутствие твари рядом с Павлом
было настолько реально ощутимо, что Павел дрогнул от ужаса, но взял себя в
руки.
А после обеда тварь запела на всю комнату.
Павел сидел на диване, в своей комнате, где каждая вещь была на своем месте,
все было привычно, и слушал. Пел женский, несколько грубоватый, но вполне
приличный голос. Слов не было, мелодии тоже, ни добра, ни зла не выражала эта
странная музыка, выражающая полусвет-полумрак души призрачной, нездешней. Долго
пела эта тварь, долго слушал ее Павел.
Учитель литературы, писатель.
