Кэрри и Александр вчера исступленно просили блинчики с шоколадной пастой. Доминик же любит классическую яичницу с беконом и поджаренными тостами. У нас в семье вообще стандартные вкусы. И жизнь, если честно, стандартная.
И все же. Тот сон.
Вроде бы я была в магазине? Даже, скорее, в аптеке. В любом случае, там было темно и неуютно. На полках пылились пузатые склянки, прилавок был лишком высоким. Продавец что-то у меня спросил, а я… Я ответила…
Я внезапно оседаю на стул, вспомнив подробности диалога. Чайник громко свистит, сообщая всему дому о вскипевшей воде и о том, что я забыла его выключить. Я неуверенно тыкаю пальцем в тактильную панель. Со смешанным чувством рассматриваю голубой рукав моего халата.
Разве он не был красным?
Вот это я заработалась. Халату уже десять лет, и я купила его на рынке, когда мы вместе с коллегами искали рождественские подарки. Он всегда был голубым и, если честно, я уже на следующий день возненавидела этот неяркий (как и вся моя чертова жизнь) цвет. Но Кэрри тогда было три года, и она, играясь, оторвала чертову этикетку. Халат пришлось оставить и, назло себе, носить каждый день.
Я наливаю кофе, присаживаюсь на неудобный (самый дешевый) стул из «Икеи» и возвращаю свои мысли в неприятный сон.
Человек за прилавком, лица которого я никак не могу вспомнить, что-то вежливо спросил. А я вся сжалась, опустила голову и четко произнесла:
— Я умираю.
Он достал из-под прилавка две огромных таблетки и протянул мне:
— Держи. Это тебе поможет. Только не пей перед работой, так как…
Беконные шкварки внезапно стреляют в стену огромной каплей жира. Черт! Я уменьшаю газ, автоматически хватаюсь за губку, чтобы стереть пятно с нежного кафеля.
Что было дальше в этом дурацком сне? Я не помню. Не помню. И, честно признаться, не хочу вспоминать.
— Не ври себе, — произносит вдруг молодой и дерзкий голос рядом с моим ухом.
Я отпрыгиваю от плиты, роняю деревянную лопатку на пол и опрокидываю на себя остатки еще горячего кофе.
— АЙ!
Я уверена, что мне не показалось. Но кухня пуста: мои домочадцы еще сладко спят. Или нет? В коридоре слышны шаркающие звуки: домашние тапочки сонного мужа встречаются со стареньким линолеумом.
Доминик с интересом смотрит на лопатку на полу и мой ненавистный халат, покрытый пятнами кофе. Почему он так рано проснулся? Или…?
О, Святая дева Мария, неужели уже 8 часов утра?
Блинное тесто укоризненно блестит в лучах утреннего солнца: я так и не успела превратить его в аппетитный завтрак. Супруг открывает рот. Затем, одумавшись, закрывает.
Дрожащей рукой я перекладываю его яичницу на тарелку.
И это страстное, невероятное желание курить. Если учесть, что я в жизни не брала в рот сигарету, это кажется мне по-настоящему сумасшедшим.
— Доминик, разбуди, пожалуйста, детей.
— Я? — муж удивленно хлопает глазами. — Гретта, ты нормально себя чувствуешь?
— Нет, разве непонятно? — с издевкой говорит все тот же женский голос.
Я жалобно всхлипываю и затравленно бросаюсь прочь из кухни. Дети могут позавтракать и бутербродами. Доминик провожает меня долгим, вымученным взглядом. За двадцать лет семейной жизни он ни разу не видел такого загадочного поведения. Даже когда я, пятнадцать лет назад беременная Александром, в три часа ночи просила у него килограмм клубники с горчицей, мои действия выглядели более осмысленно.
Ванная комната уныло светит единственной лампочкой (поменять вторую, перегоревшую, до сих пор не дошли руки).
Струя холодной воды долго и старательно ласкает мое продрогшее тело. В конце концов, возможно, я просто не проснулась, как следует. Поэтому мне и слышатся непонятные голоса.
«Я умираю», — вспоминаются слова из ночного кошмара.
Нет. Запрещаю себе думать об этом.
Когда я выхожу из ванной комнаты, все домочадцы уже чинно завтракают. Три пары глаз неустанно следят за моими передвижениями, пока я, давя из себя виноватую улыбку, шагаю в спальню.
Отражение в безразличном зеркале шифоньера кажется мне неправильным. Не моим. Но я никак не могу понять, что именно смущает привыкший взор.
Короткие черные волосы. Уставшие карие глаза. Вроде бы все те же морщинки на лице. Широкие плечи, толстые руки, отвисшая грудь. И живот, который я ненавижу всей силой своей маленькой души. Живот, с которым мы нещадно сражались после первых родов, но который основательно укоренился после вторых.
Что не так с моим отражением?
«Я умираю».
Нет, этого не может быть.
— А что бы ты сделала, если бы узнала, что у тебя остался один день?
Снова этот голос. Ласковый. Озорной. Дерзкий.
Я чувствую, как горят щеки.
— Кто ты? — испуганно шепчу я, рассматривая пустую комнату в глади старого стекла. — Что тебе нужно?
— У тебя такая правильная, такая закономерная жизнь. И вдруг… Всего один день… Как бы ты прожила его?
Зеркальная поверхность дрожит вместе со мной. И я вижу, наконец, «правильное» отражение. Длинные рыжие волосы, зеленые глаза и невероятный, плоский живот. Мой испачканный халат повисает на этой Богине, как старый дедушкин плащ висел когда-то на пугале в нашем огороде.
— Ты – смерть? — тихо произношу я, вглядываясь в почему-то до боли знакомые зеленые глаза. — Ты пришла, чтобы забрать меня?
Она молчит. Лишь озорно хлопает длинными ресницами.
— Гретта, ты заболела? — в комнату заходит Доминик, сжимающий в руках чашку кофе.
Я почему-то прикрываю рукой свою обнаженную грудь.
— Да, неважно себя чувствую.
— Я отвезу детей в школу, — сочувственно отвечает супруг. — Ты на работу пойдешь?
Я сглатываю комок, застрявший в горле.
«Всего один день… Как бы ты прожила его?..»
— Да. Пойду.
Нерешительная, я достаю из шкафа свою бежевую юбку. Купила ее пять лет назад на распродаже. Даже со скидкой в 50 процентов, она стоила половину моей зарплаты. За все годы владения этим произведением искусства, я надевала ее один раз. Слишком страшно мне было запачкать легкую, мерцающую ткань дорогого сердцу и кошельку шедевра.
— Не забудь надеть красивое белье. Чтобы в морге тебе не было стыдно, — раздается в моей голове чертов голос.
Смерть не только пришла за мной сегодня, но и решила насмехаться? Я со злостью закусываю губу и решительно натягиваю юбку. Она тут же подпирается пухлым животом изнутри. Плевать. Можно и не застегивать пуговицу. Все равно ее не видно под длинной черной блузкой.
Никогда не думала, что могу так нервничать за рулем своей старой колымаги. Как будто я веду машину в первый раз. На светофоре перепутала педали и чуть не врезалась в черный «Мерседес». Молодой, нагловатый парень прокричал что-то вроде «Старая курица за рулем!»
Подрезавший меня на перекрестке голубой «Форд», секунд на десять остановил биение сердца.
Я криво паркую машину возле офиса. Дора, нервно курящая возле входа, вызывает в моем сознании вдруг невероятное чувство зависти. Из-за того, что она не слышит странный голос? Или мне захотелось стащить у нее зажженную сигарету?
— Привет, Гретта, — машет она мне рукой. — Какая красивая юбка! У тебя сегодня день рождения, что ли?
— Какая же ты скучная серая мышь, — тут же комментирует загадочный голос, — если за десять лет работы тебе в первый раз делают комплимент по поводу одежды.
Я краснею от злости. Или от похвалы модной и прекрасной Доры?
— С-спасибо, — неловко киваю я. — Но день рождения у меня в декабре.
— Понятно, — коллега растерянно улыбается. Затем ловко бросает сигарету в урну. Я провожаю ее полным непонятного желания взглядом.
Офис уже вовсю погружен в рабочую атмосферу. За столом Фрэда сидит пожилая пара клиентов, из тех, кто долго и вкрадчиво съедают мозги несчастным продавцам. Барри громко и раздраженно кликает мышью: оно и понятно, покупатель запросил у него проект кухни размером два на два метра, но чтобы туда влезло три холодильника и стиральная машина. Фабьян с хитрой ухмылкой впаривает по телефону мебель из прошлогодней коллекции, так как за ее продажу шеф обещал отдельный бонус.
Я включаю свой компьютер и растерянно вглядываюсь в незаконченный проект. Я вроде бы хотела поменять местами духовую печь и микроволновку, но совершенно не знаю, как это сделать. Рука автоматически выделяет мышкой какие-то проблемные зоны придуманной мной кухни.
Дора вяло строчит электронное письмо своим потенциальным заказчикам.
Телефон беспрестанно звонит, но я совершенно не готова к общению с капризными клиентами.
В полдень в дверях появляется шеф, и Фабьян со своей неискренней улыбкой тут же кидается к нему, дабы рассказать о том, какой он хороший работник.
Так было всегда, и я совершенно не могу понять, почему меня это так сегодня раздражает.
— Потому что он отвратительный прихвостень, — вставляет звонкий голос.
Я швыряю мышку на стол. Ловлю удивленный взгляд Доры, грузно встаю из-за стола и ретируюсь в туалет. Холодная вода жжет толстые щеки и скрывает пару соленых слезинок.
— Что тебе нужно от меня? — обреченно спрашиваю я у распоясавшегося подсознания. — Кто ты такая?
— Ты так и не поняла, — спокойно отвечает мне несуществующая собеседница. — Я – это ты.
Солнечный свет, пробивающийся в небольшое окно над треснувшей раковиной вдруг окрашивает мои волосы в тот самый рыжий цвет. Я в ужасе закрываю глаза.
«Это называется «раздвоение личности», — безжалостно подсказывает мозг.
Опасаясь смотреть в чертово зеркало, я наощупь выхожу из туалета.
— Гретта, — тут же обрадованно произносит Фабьян, — тебе уже пришла доставка кухни для мадам Телоне?
— Да.
— Можешь отдать мне свою посудомоечную машинку? А то моя придет только на следующей неделе, а клиент попался уж очень нетерпеливый. И выбрал точно такую же модель.
— Но…
— Вот и замечательно, — Фабьян удовлетворенно кивает и утыкается в экран своим длинным, горбатым носом.
Я припоминаю, как он подставил меня в прошлом месяце. И как перекинул мне свою клиентку Натали, ту самую, которая устраивает каждую неделю скандал из-за его неправильного проекта и текущего крана.
Моя виртуальная собеседница тоже злится.
— А не пошел бы ты в далекое славное местечко, которое находится в аккурат между двух ягодиц? — слышу я ее голос в ушах.
Дора перестает печатать. Фред медленно и театрально открывает рот. Барри, только что распрощавшийся со своими клиентами сползает под стол.
Неужели я сказала это вслух?
— Что, прости? — Фабьян неестественно улыбается.
Из-под стола Барри слышится непонятный хрюк.
— То, что слышал, — отвечает моими губами бойкий голос. — Или тебе повторить по буквам? А может прислать электронное письмо с подтверждением места, куда я тебя отправила?
Дора с Фредом внезапно хлопают в ладоши. Я закрываю пылающие щеки холодными ладонями. В ушах слышится чужой смех. Фабьян, наконец, перестает улыбаться. Его глаза метают молнии.
— Не благодари, — шепчет загадочный голос. — Когда-то его надо было поставить на место.
Совершенно потерянная, я плюхаюсь на стул и направляю свой взор в безразличный экран. Барри, пунцовый от сдерживаемого смеха, вылазит, наконец, из-под стола и показывает мне большой палец.
Фабьян что-то злобно пыхтит. Наверняка, он готовит пламенную речь для директора. И, наверняка, меня ждет поразительная взбучка за грубое обращение с главным подхалимом нашего офиса.
— Не все ли равно? — спрашивает незнакомка в моей голове.
— Ты права, — грустно отвечаю я ей.