Имя Майрона стало близко к значению преступника самого неуловимого за счет того, что народ не знал, как думать о нем: то его почитали за великого освободителя, то за злодея. Он и сам будто бы не знал, кто он есть и творил и вытворял лишь для того, чтобы понять, на какой стороне его душа.

            Кто начал третье восстание на юге из-за засухи? Кто участвовал в строительстве храма жрецов в далекой западной деревушке, чье название даже принцу Габриэлю было лишь смутно знакомым? Кто разграбил дом купца Озерного Края? Кто сочинил оскорбительную балладу про жреца Кенота? Кто пародировал принца Габриэля в бродячем театре? Кто подбил ремесленников к забастовке, пока им не повысят государственное жалование?

            Этих «кто» скопилось слишком много, но ответ был один – Майрон. Ненавидимый народом. Обожаемый толпой. Ему находился приют. Ему находилось укрытие. Его любили, его ненавидели. Никто не знал, как к нему относиться.

-Что на этот раз? – обреченно спросил Кенот, не отошедший еще от оскорбительной баллады, которая была написана в его честь и каким-то чудом просочилась с улиц прямо в коридоры замка.

-оскорбил честь барона Боде, выиграв у него четыре тысячи золотых монет, — донес Регар и заметил, как поморщился принц Габриэль.

            Кто-то присвистнул.

-Выиграл – это не украл! – назидательно заметил Голиард.

-Он мухлевал и жульничал. Все это знают!