Мать уговаривала:

-Алейне, любовь это на пару дней, а власть и слава – это надолго. Даже если он будет нищ, у него есть заслуги и имя. А что есть у твоего графа? Он беднее, он слабее, он не был так заметен. Мы дали ему шанс только благодаря его упорству, да для того, чтобы Боде не медлил, но ты…ох, глупая ты гусыня! Гордячка!

                Алейне безучастно смотрела в муть зеркала.

-Мы желаем тебе добра. Я и твой отец не любим друг друга, но уважаем. Однако мы оба любим тебя и желаем тебе счастья, — с другой стороны заводила мать и сама, отодвинув железной рукою служанок, принималась вдруг расчесывать шелковые волосы Алейне.

***

-Я расскажу о твоих мыслях отцу, он должен знать о том, что в душе его дочери, — Алейне поднялась со скамьи. – Это будет ударом для него.

-За кого ты держишь меня, о, добродетельная госпожа? – расхохоталась Ливия, поднимаясь с места. Алейне, которая уже повернулась к ней спиной и хотела идти в дом, с гордо поднятой головой, остановилась и обернулась:

-Что тебя так веселит, девочка?

                Ей очень хотелось унизить Ливию, но неожиданно голос подвел, дрогнул, как будто бы повеяло в лицо Алейне каким-то смрадом.

-Если ты расскажешь моему отцу о моих мыслях, я расскажу твоему мужу о том, что ты сделала, — Ливия выплюнула это со злостью и, наслаждаясь побледневшим лицом Алейне, села обратно на скамью, вежливо предлагая самой Алейне сесть.