Внутренности доселе безмолвного неподвижного стального ящика с его мудреными огоньками и микросхемами ожили. В недрах металлического чудища что-то нехотя заворочалось и заворчало, что-то холодное железной хваткой схватило Аделаиду за ушко ну или за то место, что служит ассигнациям ушком и, немного повертев её в глубине своих шестеренчатых чресел, нехотя, подмигнув, правда при этом светодиодным глазом, извергло ее наружу в компании младших сестер – новеньких и пахнущих типографской краской банкнот.
– Ну, наконец-то! – увидев белый свет, выдохнула наша героиня. Лежать в тесной стальной ячейке с сестрами, у которых даже не было имени, было очень скучно и совсем не входило в ее планы. Аделаида была уверена в том, что ей уготована иная судьба и потому рада было оказаться в чьих угодно руках, лишь бы вырваться из металлического плена.
Пенсионерка Антонина Владимировна, медленно пересчитав хрустящие купюры, со вздохом спрятала их одну за одной в свой изрядно потрепанный старомодный кошелек. Он помнил еще эпоху брежневского застоя, как его помнили вытертые временем, а точнее бессменным ношением пальтишко старушки и хозяйственная сумка, которую пенсионерка держала подмышкой. Опираясь на палку и превозмогая боль в коленях, старушка тихонько побрела прочь от банкомата к автобусной остановке. По дороге она думала, что бы могла купить на свою скромную пенсию, а, главное, о том, что купить не могла. Например, новую стиральную машину – нынешняя уже давно плохо полоскала одежду, оставляя белые разводы от стирального порошка, да еще и возвращала вещи изжеванными, будто пыталась утолить свой голод грязными вещами, но подавившись пуговицами, в озлоблении выплюнула их обратно. Когда был жив покойный Петр Владимирович, некогда получивший от государства двухкомнатную квартиру в Нововыхино, жить было легче. Все же две пенсии, к тому же Петр Владимирович был ветераном труда. И сын Илья раньше помогал, но он погиб в начале девяностых на южных рубежах нашей страны в случившемся там очередном приступе дружбы народов. Теперь у Антонины Владимировны оставалась только дочь Татьяна, уже седьмой год ошивавшаяся в Польше и не казавшая носа в родном доме, да сын Татьяны, внук Степан, который приносил одни только заботы и проблемы. Из института его вытурили, шалопая, на ни одной работе он не смог или не захотел удержаться – позорище для семьи! В невеселых мыслях про стиральную машину и разгильдяя Стёпку пенсионерка села на автобус и доехала до своего дома. Поднялась в свое жилище, cтянула пальтецо, оставшись в выцветшей блузке, и пошла на небольшую кухоньку ставить чайник. Пока тот готовился запеть победную трель, Антонина Владимировна ушла в гостиную и поглядела на фотографию в стеклянной рамочке, стоявшую на аляповатом черном комоде, оставшемся, как и почти все остальные вещи, от прежней жизни. Кое-где в углах комнаты клубилась пыль: всё же восьмой десяток давал о себе знать: помимо замучавших болей в коленях у пенсионерки резко ухудшилось зрение. Но фотография блестела: за ней женщина ухаживала каждый день. C фото в берете десантника ей улыбался сын Илья – живой, молодой и задорный. Пенсионерка верила, что будь сын живым, всё было бы по-другому: и Татьяна бы не ошивалась неизвестно где и из Стёпки бы вышел толк. Достав кошелек, пенсионерка вытащила оттуда Аделаиду и отложила. Завтра она отнесет ее в церковь, поставит свечки и помолится: за упокой души Илюши и за себя, чтобы Господь поскорее ее прибрал к себе. Она поступала таким образом каждый раз, получив пенсию, но пока Господь ее мольбы пропускал мимо ушей или просто считал, что время Антонины Владимировны покинуть нашу грешную землю еще не пришло…
просмотров
Хелен Визард:
Eletric Bakugan:
Пустой Призрак:
Bilatris Loading:
