При первой нашей встрече я не на шутку испугался, мне почудилось, что какой-то проходимец пробрался в дом и я уже было приготовился к ужасающим последствиям, что обычно случаются, когда грабители замечают проснувшегося беззащитного хозяина жилища. Но немного обождав, я разобрал, что сгорбленный силуэт на стене у окна недвижим и представляет собой лишь тень от пары брюк и рубашек, скомканных на спинке дубового стула. О, как же я был рад нашему знакомству, хотя поначалу мне сложно было свыкнутся с присутствием ночного гостя. Я рассказывал ему свои истории, правдивые и не очень, грустные и смешные, а он только терпеливо слушал и был очень сдержан. Ни один человек никогда не был мне так дорог как мой предрассветный приятель. Неделя за неделей он приходил ко мне, а я с нетерпением его ждал. И пусть его очертания менялись каждый раз, подвластные контурам скомканной одежды на спинке стула, я всегда узнавал в них такой дорогой моему сердцу горбатый силуэт. Чувство одиночества уже почти покинуло меня, а голоса в голове перестали перекликаться ядовитыми насмешками, спадая до уровня крысиного шепота. Встречи с моим товарищем теперь являлись для меня чем-то очень важным, даже не побоюсь этого слова — необходимым. Я с великим удовольствием проваливался в зыбучие пески царства снов, лишь бы поскорее проснуться в мягкой, ночной прохладе. Но со временем наши беседы становились короче из раза в раз, в частности потому, что фонари начинали затухать слишком рано, а предрассветные часы пошли на убыль. К сожалению, вскоре наши разговоры и вовсе прервались по причине того, что единственный фонарь за окном безответно погас. Не знаю что точно случилось тогда, может перегорела старая лампа, а может фонарь сам по себе уже был слишком стар и нуждался в ремонте. Важно одно — уже неделю я засыпал в холодном одиночестве и предрассветные часы больше не грели меня молчаливым теплом моего неизменного приятеля. Настольный фонарь или пульсирующие пламя свечи не могли заменить холодный, серебряный отсвет старого фонаря, да и тени создаваемые ими непредсказуемо изменяли знакомый силуэт, искажая его, наполняя чуждостью. Последняя надежда на возобновление наших встреч таяла с каждым новым днём и должно быть когда-нибудь я просто свыкнусь с этой монотонной, ночной тишиной. Возможно он всё ещё приходит ко мне вместе с темной пеленой из других матовых теней, а я просто не вижу его. Так или иначе я уже не чувствую его присутствия. Дубовый стул всё также стоит у окна, но, одежда бывшая когда-то скомканной теперь покоится в комоде, без надежды когда-нибудь оказаться на своем прежнем месте.