Людмила Никитична |
Меня удивила эта мысль. Как-то раньше я об этом не задумывался. Вот смотрите! Парикмахеру, который вас постриг, официантке, которая выполнила ваш заказ, таксисту, что довез вас до дома, вы говорите слова благодарности. Кому-то даже поклонитесь. Это нормально. Это так и должно быть. Мы благодарим многих, в большинстве своем незнакомых людей, с которыми в дальнейшем скорей всего не пересечемся. И нас в свою очередь благодарят за оказанную нами услугу, помощь, пожертвование. И в то же время никаких знаков благодарности, даже памяти тем, кто был с нами рядом годами, кто отдавал нам свою душу, вел нас по дороге жизни, когда мы делали первые шаги, предостерегал об опасностях, давал нам знания, делился с нами своими душевными сокровищами, утешал нас, когда нам было плохо и радовался вместе с нами. И не требовал от нас за это ничего, даже элементарных знаков внимания, благодарности. Я говорю об учителях. Как же так? Я не знаю дня рождения ни одного учителя, никого не поздравил ни с восьмым мартом, ни с днем учителя, ни с новым годом. Не послал открытку или письмо, не позвонил по телефону. Как только закончил школу, как только попрощался на выпускном, я ни разу не вспомнил об учителях, не поинтересовался, что и как у них, не зашел в школу для встречи с ними.
—
Но лучше поздно, чем никогда. Хотя уже слишком поздно. И нет уже этих людей в живых. И не услышат они моих благодарностей, которые я не сказал им при жизни их. Но есть же дети их, внуки, родственники. И хоть они услышат эти запоздалые слова благодарности.
Ну, что же! Начну с первой учительницы, Веры Петровны, которая четыре года была для нас настоящей классной мамой, высоким и неоспоримым авторитетом. Ее слово было для нас законом. Даже мысли не возникало оспорить его. Потом их было немало учителей-предметников. Кто-то запомнился лучше, кто-то хуже. Кто-то вел нас все годы до самого выпуска, кто-то мелькнул лишь на краткий миг. Большинство – и теперь я ясно вижу это из дали времени – были настоящими мастерами, учителями с большой буквы. И мне повезло, что я учился именно у них. Сейчас меня поражает, сколько же им нужно было терпения, выдержки, мудрости, чтобы вести эту шумную, несдержанную, безрассудную ватагу ребятишек, которые часто не отдавали себе отчета в том, что они делают, причиняли им боль и страдания. Сколько же неприятных минут мы доставили им не всегда безобидными шалостями. И наверно, они плакали от незаслуженных обид, от наших дурных поступков. Они терпели, прощали, не опускали руки и не вопили в отчаянии: «Да сколько же это можно терпеть! Да как вы мне все надоели! Не хочу вас видеть!» Нет! Они каждый день шли в школу и исполняли свой долг. А ведь, несомненно, у каждого были еще какие-то свои семейные неурядицы.
Я не помню ни одного злого учителя, никто меня ни разу не обозвал обидным словом, не дернул за ухо, не поставил в угол на горох. Может быть, мне просто везло на учителей. И ни одну шалость мне простили. Поэтому, когда сейчас снимают сериалы про школу, где учителя выглядят глупыми и смешными, мне жалко тех, кто писал сценарий, актеров и режиссеров. Видно, им очень не повезло и на их пути не попалось настоящего учителя, а были лишь выродки и клоуны, которым место только в комеди-клаб. Но я этому не верю. И наверно, когда-нибудь придет и такое время, когда всем этим авторам, соавторам, участникам сериалов станет стыдно за то, что они кривлялись в пошлых комедиях. И спросят они себя: «Зачем мы это делали? Зачем мы глумились над людьми, которые отдавали нам всю душу, которые несли нам только доброе и светлое? Как назвать того, кто за добро платит подлостью, насмешкой? Не смеемся же мы над своими родителями, над своими мамами и папами, бабушками и дедушками, хотя они не всегда оказываются на высоте и совершают ошибку и порой выглядят смешно и нелепо, и ведут себя иногда несуразно? Но пусть кинет камень в меня тот, кто безгрешен!» Но таких нет, и все отойдут в сторону.
Примериваю на себя роль учителя и признаюсь, что нет, я бы не смог, сорвался бы, выплеснул из себя злость и обиду, наговорил бы оскорбительных слов, за которые потом самому было бы стыдно. Чтобы быть учителем, надо обладать особыми качествами, складом ума, добрым сердцем и благородной душой, и ангельским терпением. Ведь учитель – не бог, не царь и не герой, он такой же обычный человек, с обычными житейскими проблемами, и в семье у него не все бывает ладно. Начальник, чиновник, депутат да кто угодно может прийти на рабочее место и выплеснуть свое раздражение, злость на коллег, подчиненных. Его даже поймут. Да, это нехорошо. Но все мы люди, все мы человеки. И начальнику ничего человеческое не чуждо. Понимаем и прощаем. «Ну, не с той ноги стал человек. Вот выскажется и успокоится! А с нас не убудет! Сейчас ругает, а потом по головке погладит и премию пообещает. Посочувствуем ему. Ну, жена — вот выдра, дети достают. Человек переживает, страдает. А тут еще и мы не все, как положено, делаем».
Но для учителя всё это непозволительно. И никто ему не будет сострадать, никто ему не будет сочувствовать.
Ему даже в голову не может прийти, что можно с утра обрушиться с упреками и злыми словами на ребятишек только потому, что дома была ссора с супругом и дети такие-рассякие. Это мы взрослые понимаем. А дети не поймут. Это они воспримут как несправедливую обиду. «За что? Они не сделали ничего плохого, не разбили стекло, не намазали доску мылом, а им говорят, какие они плохие и что из них не будет никакого толка». У детей четкая причинно-следственная связь; тебя ругать могут, если ты сделал что-то нехорошее. А в остальных случаях это несправедливая обида.
—
Людмила Никитична Дудкина невысокая, худая, темноволосая, в больших очках, в которых ее глаза кажутся больше, чем они есть на самом деле. Очки она никогда не снимает. Она некрасива. Но от каждого ее движения, слова, взгляда веяло обаянием. И вы уже не замечали ее некрасивости, глядели, не моргая, в ее одухотворенное лицо. Как только она появилась в нашем классе, с первого урока она понравилась мне. И вскоре она для меня стала лучшей учительницей в школе, а ее уроки самыми желанными. Она вела историю и литературу. Эти предметы, еще и география, и так были самыми любимыми у меня. После Людмилы Никитичны они стали для меня трижды интересными. Если бы я даже не интересовался этими предметами, то она, несомненно, пробудила бы к ним интерес.
До нее были другие. Так что можно было с кем сравнить. Она на их фоне выглядела как олимпийский чемпион.
Она стремительно входила в класс. Улыбалась так, как будто видела лучших друзей. И каждый бы уверен, что эта улыбка адресована именно ему и тоже улыбался в ответ. А как интересно она рассказывала! Нет, она не говорила ничего необычного из каких-то неизвестных источников. Да и откуда они могли быть у школьного учителя? Самое обычное, что у других выглядело сухо и буднично, она умела подать как необычное, как будто это было величайшее историческое открытие.
Ее хотелось слушать часами. И я боялся упустить даже слово из ее рассказа. Порой даже было важно не то, что она рассказывала, но как рассказывала. Она никогда не была равнодушной. Но часто она начинала урок с лирического отступления: рассказывала о недавно прочитанной книге и так, что непременно хотелось достать эту книгу и прочитать ее, о новой театральной постановке. Она была заядлым театралом.
И я давал себе слово непременно посмотреть этот спектакль или фильм. Потом через несколько лет это объявлялось шедевром. В ее устах это были развернутые рецензии, которые она давала эмоционально. И в то же время ее речь была грамотной, без всяких лишних слов. Если бы она писала рецензии и отзывы, то я уверен, что у нее немало оказалось бы поклонников.
Потом уже в десятом классе – тогда это был выпускной класс – я влюбился в женщину, которая была значительно старше меня и решил бросить школу и пойти на работу. А как иначе? Не выйдет же она замуж за школьника? А вот за рабочего – это вполне нормально.
Это была глупость. И Света, так звали мою возлюбленную, прекрасно это понимала и убеждала меня, что мы не пара. К тому же, сейчас я уверен в этом, она и не любила меня. Я уперся, как баран. Перестал ходить в школу. На работу меня нигде не брали. Уговоры родителей не действовали. Всё! Я решил и сделаю так, ка хочу.
Вот как-то вечером к нам домой пришла Людмила Никитична. Она разулась, мама пригласила ее к столу. Слова, которые она сказала, запали на всю жизнь и сломили моё упорство. Конечно, дело прежде всего было в том, что я верил каждому ее слову. Она сказала, что не хочет идти на работу, заходить в класс и вести урок, потому что не видит моих глаз. У нее просто опускаются руки и ей н ничего не хочется.
Для меня это было потрясение. Никто и ничего подобного не говорил мне. Она, словно на крыльях, подняла меня из пропасти к Олимпу. Выходит, что не только она для меня много значит. Но и я тоже для нее. Ослиное тупое упрямство было надломлено во мне. Я еще немного поломался, а потом пообещал, что завтра приду в школу. И как я мог не сказать и не сделать этого после ее слов обо мне. Таких слов, какие мне никто и никогда не говорил.
Я закончил десятый класс, сдал выпускные экзамены, поступил в университет. Представляю, как Людмила Никитична радовалась за меня. Это она мне посоветовала поступать в университет. Света, как оказалось, уже давно встречалась с разведенным мужчиной и в скором времени вышла за него замуж. О дальнейшей ее судьбе мне ничего не известно. Я учился в университете и уже не вспоминал свою бывшую возлюбленную. Как-то я увидел ее в поселке и специально свернул, чтобы не встречаться с ней.
Любовь испарилась. И сейчас мне понятно, что только благодаря Людмиле Никитичне я не совершил глупость, которая могла бы изменить мою жизнь. Не в лучшую сторону.
Сейчас не об этом. Сейчас я думаю о том, что вот ни Людмилы Никитичну, ни других учителей я не поздравил ни с одним праздником, не навестил их, не постарался узнать об их жизни. Как будто провел черту между школьной жизнью и последующей. Может, такой я человек. А может, это наша всеобщая забывчивость, неблагодарность. И от других я не слыхал, чтобы они рассказали о своих учителях, о том, как благодарны им.
Тут уж порой забываешь, когда день рождения у ближайшего друга. Что уж тут говорить про учителей. Да и когда мы были учениками, разве поздравляли учителей с днем рождения?
Ставлю себя на их место. А что если бы мои бывшие ученики Иванов, Петров, Сидоров поздравляли меня каждый раз с днем рождения, Новым годом и другими праздниками, желали бы мне всяческих благ и заверяли бы, какой я был прекрасный учитель, как они благодарны мне и никогда не позабудут того, что я сделал для них? Что бы я чувствовал? Самоуважение, радость, гордость за то, что у нас такие прекрасные молодые люди, которые не забывают своих наставников и благодарны им. А еще, если бы они пришли в гости со скромным подарком: я бы поил их чаем, расспрашивал бы о их жизни, мы бы вспоминали разные школьные истории, мы бы смеялись. И было бы нам легко и хорошо. А я бы вспоминал об этой встрече долго-долго.
Единственное, что остается с нами, это воспоминания о школьной жизни, грустные, веселые, воспоминания об учителях, одноклассниках, наших праздниках и разных делах. Это единственное богатство, которое досталось учителям. А ведь на их месте мог бы оказаться любой из нас.
