Мы попрощались на площадке, и я рванул домой. По дороге вспомнил всё о белой горячке. Вспомнил дядю Сашу, который в 95 бродил по подъезду с заточенным электродом, разыскивая зайца. Вспомнил статью из журнала ЗОЖ. 

    — Она! — сказал я себе. — Точно она.

    Тут же набрал братишку, и мы обсудили, что делать с Серёгой. Брат подтвердил мои опасения.

    — Да, невменяемый, — сказал я в трубку. — Смотрел сквозь меня, говорил всякий вздор.

    Было решено винтить, пока Серёга не просверлил соседа или соседку. Братишка трудился санитаром в морге городской больницы, и диагнозы сыпались из него, словно сахар из надорванного пакета.

    Мы стояли у двери, обитой дермантином, в воздухе висел сигаретный дым. Помощь вот уже, как полчаса пробивалась к нам сквозь душные пробки, а Серёга даже и не подозревал, что за дверью притаилась опасность. Мне пришлось взбежать по ступенькам к окну, чтобы посмотреть на площадку у подъезда.

    — Всё, они уже здесь, — сказал я. — Вроде бы четверо.

    С высоты девятого этажа скорая напоминала жёлтую игрушечную модельку. Да, я обманул доверчивого друга, а он поверил мне и открыл. Через две с половиной минуты его вентили санитары. Серёга растопыривал конечности в проёме, а ребята выдавливали массивное тело наружу. Он кричал, что размозжит голову этой мрази, если его отпустят проклятые коновалы. Да, мразью в его глазах был я. Он не мог простить предательство и наглость. Его увезли в психушку. Мы закрыли квартиру, и усталые ноги понесли нас в Александровский парк.