Понедельник, жизнь — или то, что человек называет жизнью, — оживает, продолжает свой суматошный и неподконтрольный ход. Утро первого рабочего дня проходит в разочаровании, ведь впереди — беспросветные будние. Работа, кредиты и стресс сменяют беззаботные выходные.
Максим настолько привык разочаровываться в первые минуты после пробуждения, что не замечает этого. Он встал, прошел по холодному кафелю до кухни, включил кофеварку. После сел напротив кухонного гарнитура, и, кажется, попросту пытался вспомнить, что делать дальше. Заметя мурашки по всему телу, Максим пошёл в ванную: горячий душ был ему необходим.
Это утро точно было необычным, и Максим тут же это заметил. Голова болела так, будто каждая мысль пыталась поскорее покинуть мозг, пробить череп; шее пришлось не лучше: ей приходилось держать на себе чугунный колокол, язычком которого была малейшая мозговая активность; глаза слипались, а кашель не давал вздохнуть. Положение ужасное: через десять минут Максиму следовало отправиться на работу, а он никак не мог попросту встать и переодеться. Вскоре им овладела неизвестная сила, и он был уже на пороге, сам не поняв, как он оделся и добрался до входной двери.
Благодаря тому же приливу энергии, побочным эффектом которого, видимо, были пробелы в памяти, Максим оказался у входа в банк, где работал заместителем председателя правления. Он не слышал ни приветствий коллег, ни шума очереди, ни несущейся за ним секретарши.
— Доброе утро, Максим Игнатович. Сегодня у вас деловая встреча с конкурентами и поскорее нужно закончить квартальный отчет, — Екатерина Михайловна не услышала ответа, а через пару минут спросила: — Вы в порядке? Как самочувствие?
— Да, вполне, — отреагировал её начальникпосле ещё нескольких минут. Он не слышал вопросов, лишь ответил той фразой, которая даже идиоту даст понять, что нужно поскорее уйти.
Максим стремительно шёл к лифту, не замечая, что расталкивает посетителей. «На него не похоже», — заметили его коллеги и друг Павел Сергеевич — таких товарищей корректнее назвать завистниками и потенциальными предателями. Павел ценил должность и прыткость в работе —способность пережить длинную очередь к ботинку начальника и умение вылизать подошву лучше других. Однако у него никак не получалось поспевать за успехами друга: тот был уже заместителем председателя правления банка, а он так и остался начальником отдела кадров — этообстоятельство никак не радовало Павла. Забавно, что обязанность следить за распределением должностей и набором сотрудников выпала на истинного чинопочитателя.
— Случилось что-то? — спросил Павел и добавил с улыбкой: — Не время, дружище, —сегодня тот еще денек.
— Что? — растерянно ответил Максим.
— Сегодня встреча с представителями конкурентных банков и сдача квартала. Забыл, что ли?
— Забыл… — безучастно ответил Максим. Если бы ему сообщили о столь важных делах неделю назад, его реакция была бы в разы ярче:заколотило бы сердце, вспотели бы руки, а мозг стал бы визуализировать сцены ужасного позора. Максиму казалось, если он не проведет презентацию безупречно, его выкинут из банка. Не уволят, а именно выкинут — он будет лежать у главного входа в банк, его окружит шумная толпа, в которой он узнает знакомые лица. Коллеги, родственники, друзья, девушка — все будут хохотать и оскорблять его, смеяться над ним, дразнить его безденежьем и никчемностью, которые наверняка станут верными спутниками на всю жизнь. Эта сцена преследовала его, и когда он задумывался о неудаче, по телу пробегала дрожь. Сегодня иначе: он спокоен, а фантазия спит.
Состояние Максима было жутким, это отразилось на его внешнем виде. В его лице не было ничего особенного, бунтарского или колоритного — обычный парень. Однако он умел располагать людей выражением лица и поведением:одного он умилял робостью, другого —безмятежностью. Сегодня же он выглядел чересчур смиренно и безучастно — болезнь плохо сказывалась на привлекательности.
Встреча, о которой успели сказать Максиму все, кто посчитал нужным, приближалась. Как бы он ни пытался изменить положение, ничего не помогало. Он уже обошел всех знакомых с надеждой найти таблеточку, которая вмиг вернет ему тот образ, который появляется в голове, когда слышишь «заместитель председателя правления банка», — образ статного, красивого и безупречного мужчины, каждое движение которого внушает доверие. «Делать нечего, выступлю так»,— смирился Максим.
Он открыл дверь и на мгновение остановился у порога, который будто служил границей между светлым человеческим миром и темным владением дьяволов-банкиров. Коридор был залит светом, а в кабинете переговоров не было ни одного солнечного лучика — в тот день солнце ослепляло, и добродушная уборщица затянула панорамное окно черными шторами. Максим выдохнул и зашел. Он постарался приветствовать гостей доброжелательно, так, как обычно, но его голосзвучал пугающе. После этой неловкости все сели и вскоре принялись за обсуждение. Максим не слышал ничего, только молнией ударило обращение Павла:
— Макс, что с тобой? Тебе сейчас выступить надо.
— А о чем презентация? — с испугом спросил Максим.
— Мы сотрудничество предлагаем!
Максим ничего не ответил, встал и пошёл к доске, где уже было что-то написано. Стул он отодвинул с противным и громким звуком —металлические ножки предательски скрипели о пол. Тут же он чуть не упал на коллегу, но вовремя оперся рукой на стол — рука легла в сантиметрах от кружки горячего кофе. Максим продолжил путь и впредь держался ровно.
Наконец, он добрался до цели. Встал у доски, но уже ничего не видел: ни лиц, ни аппаратуры, ни своих рук — все расплывалось. Попытался начать — провал. Снова напрягся всем телом и начала читать заголовок — неудача. Он был холоден втечение всего дня, ничего не осознавал и не чувствовал, но именно в этот момент, перед публикой, внезапно проснулся сильнейший страх быть опозоренным, подлая фантазия вмиг изобразила в самых ярких красках сцену, преследовавшую Максима всю жизнь. Организм не выдержал. Тот маятник, который с самого утра раскачивался между стен черепа и бил их, ударил, наконец, так, что будто пробил кость. Максим упал в обморок — все, кто был в комнате, подбежали к нему. Он только услышал возглас: «Вызовите скорую!»
Максим проснулся дома и лежал в кровати, обернутый одеялом, — врачи сказали, что он упал в обморок из-за волнения и серьёзная помощь ему не нужна. Он долго не понимал, один ли в квартире: с кухни иногда доносились звуки, но очень тихие, сравнимые с теми, которые иногда слышны глубокой ночью. Эта тайна быстро раскрылась — в комнату вошла его мать. Она была в шерстяных носках и спортивном костюме. У неё был вкус, но в квартире сына в тот день было так холодно, что гостям непременно приходилось переодеваться в теплую и не всегда красивую одежду.
— Наконец-то ты очнулся, сынок. Ты помнишь что-нибудь? — начала Оксана заботливо.
— Мало осталось в памяти. Я упал во время презентации, кажется, — ответил Максимбессознательно. И действительно, его мозг только начинал пробуждаться.
— Когда ты упал? — с недоверием спросила мать.
— Во время… Какой позор! — почти взвизгнув, ответил он и продолжил кричать: —Презентация! Обморок! Что они скажут!? Моя должность!
— Соберись и скажи мне внятнее, что произошло, — изменился её тон.
— Моя зарплата! Мой статус! Таня меня бросит! — кричал он отрывки фраз, как футбольный фанат.
— Уволили? — нависнув над ним, спросила она.
— Не знаю — в том и беда!
— Он же никому не нужен будет без денег, —прошептала мать себе под нос и ушла на кухню.
Вскоре Максим понял, что выглядел жалко во время диалога, и выругал себя за горячность. Мозг почти полностью включился в работу; сердце —если оно есть у банкиров, или, во всяком случае, отвечает за их чувства — тоже оживилось. Состояние было таким же скверным, как прежде.
Прозвучал дверной звонок — в голове Максима он отозвался тысячей звонящих телефонов. Он услышал, как мама ринулась открывать: она ждала гостей. По шагам он понял, что пришла его невеста Татьяна. Они с мамой шептались у порога: Оксана рассказывала о случившемся, а Таня внимательно слушала и временами вздыхала.
Мать и невеста были похожи как внешностью, так и характером. Тот, кто видел их впервые, легко мог обмануться этим сходством и подумать, что они мама и дочь. Обе были тоненькими, одевались со вкусом и следили за модой; их руки были нежными и мягкими, но могли удержать кнут идаже навредить им; лицо их отличалось острыми чертами; губы были тонки и бледны, без жара, носики — вздернуты и узки; глаза — большие и глубокие, но их взгляд не лелеял и не гладил даже во время ласки, скорее, он был таким же холодным, как и губы, если позволительно такое сравнение. Манерами отличались и Оксана, и Татьяна, но тактичности и человеколюбия в них было мало —часто они позволяли хамство в обращении с официантами, водителями и в целом с теми, кто социально ниже их. Обе не работали и питались на деньги мужчин; но если Оксану обеспечивал Максим, то у Тани были родители, занимавшие должности в городской думе. Их главное сходство — желание властвовать, а потому они порой становились соперницами, хоть воевали скрыто. Особенно они боролись за право управлять Максимом: наслаждение — владеть тем, кто хочет быть рабом.
— Милый, как ты? — спросила Таня.
— Живой, — ответил Максим.
— Я так переживала, неслась сюда, чтобы поскорее увидеть тебя, — казалось, она говорила искренне.
— Здоровье ужасно подвело. Я не знаю, почему именно сегодня произошло это недоразумение.
— Ты поправишься, и совсем скоро все будет отлично, как и прежде, — поддержала его Таня и тут же добавила: — А с работой что?
— Вы, как нарочно, спрашиваете одно и то же, — раздраженно ответил он. — Разве не ясно, что меня самого пугает, как складываются обстоятельства?
— Прости меня, не стоило говорить об этом, —потупила она глаза.
— И ты меня прости… Я волнуюсь не меньше тебя, правда.
Она посидела с ним и вскоре ушла на кухню. Татьяна и Оксана шептались о случившемся. До Максима доносилось лишь шипение, и он не мог понять ни слова. Утомившись попытками разобрать что-то, он уснул. Мать и невеста стояли посреди кухни — холодной и тёмной комнаты.
— Не похоже, что это тяжелая болезнь, —прервала молчание Оксана.
— Да, он должен быстро поправиться, —ответила с надеждой Татьяна.
— Ему сейчас уход нужен. Ты ведь сможешь приходить?
— Эта неделя бешеной будет, у меня уже все спланировано.
— Значит, не будешь.
— К сожалению, не смогу, Оксана Петровна.
— А я, может, тоже буду занята, — тон матери изменился, стал беспокойнее. — Ты будущая жена Максима и должна заботиться о своем муже.
— Пока что мы не в браке, лишь встречаемся.
— И что же, это повод бросать любимого человека? — выразился материнский упрек.
— Не могу. Не могу и всё. Дела.
— И кто же сидеть с ним будет?
Разговор прервал звонок в дверь — прозвучал он чрезвычайно вовремя: оставалось немного до истерики. В этот раз звон не потревожил Максима —он крепко спал. Оксана быстро подбежала к двери, посмотрела в глазок и увидела Павла.
— Как Максим? — начал с вопроса верный друг и коллега.
— Плохо, сейчас спит, — ответили женщины.
— Ах, спит. Ладно, пусть отдохнет. Даже хорошо: лучше я ему потом всё сообщу.
— А нам сказать никак не можешь?
Он задумался: Павлу нужно сообщить, что Максима уволили, но в предписании указано, что первым узнать об этом должен сам Максим, а не его семья — Павел следовал даже самым идиотским и бессмысленным правилам; дожидаться пробуждения Максима он нисколько не хотел: его, директора отдела кадров, внезапно поставили на должность Максима, которая была значительно престижнее, он был обрадован этим известием до такой степени, что не мог усидеть на месте и хотел поскорее поделиться новостью с родственниками и девушкой; выход один —нарушить указания начальства.
— Макса уволили, — грустно сказал Павел.
— Как?! — пропищали Оксана и Татьяна.
— Председатель правления был в ярости. Я, конечно, защищал Максима, напоминал о его заслугах, но ничего не действовало — уволили, —нагло соврал тот, кто подогревал гнев начальника до тех пор, пока он не подписал бумажку об увольнении.
— Какое же горе, — роптала мать.
— И что же будет? — спрашивала невеста.
— Верно: горе. Не знаю, как он будет, конечно, — поддерживал Павел, но, поняв, что может идти, добавил. — Мне бежать пора, увидимся. Он вышел на лестничную клетку, обернулся, чтобы убедиться, закрыта ли дверь, и что-то радостно воскликнул.
— Я предчувствовала это, — тихо сказала Оксана.
— А я никак такого не ожидала, — очень робко ответила Татьяна.
— Один раз человек заболел — тут же погнали. Что за люди?
— Везде сейчас так…
Они ненадолго задумались, каждая думала о судьбе Максима.
— Ты уйдешь от него? — мать подавила страхи жалость и спросила.
— Он больше никуда не устроится с такой характеристикой, моим родителям эта новость не понравится…
— Ты так легко бросишь и забудешь его? — в словах Оксаны было сострадание к сыну, но в то же время она понимала Татьяну.
— Я не говорила так, нет.
— Прямо об этом никто не говорит. Знаю, что уйдешь.
— Я позабочусь о нём, и все обязательно будет хорошо.
— Можешь не врать: мы одинаково развращены с тобой, и я понимаю, как ты поступишь.
— А чего от меня можно ожидать? — созналась Татьяна. — Я его выходить не сумею, сами же знаете. Может, он вовсе инвалидом останется, и я умру без денег, несчастной! — у неё начинала истерика.
— Не придумывай, об инвалидности речи нет — выздоровеет он скоро. Только вопрос: будешь ли ты с тем, кому нужно вновь пройти испытания на пути к деньгам и должности?
Татьяна не успела ответить — на кухню пришёл Максим. Они обе не знали, слышал ли он их разговор, оттого наперебой сказали ему что-то невнятное, засуетились и, пытаясь разбрестись по кухне, несколько раз столкнулись и задели друг друга. Он медленно дошёл до крана, налил воды. Повисло молчание — теперь морально давили не только темнота комнаты, но и тишина в ней. Было слышно только, с каким удовольствием Максим глотает холодную воду.
— Как ты себя чувствуешь? — вдруг спросила мама с заметной тревогой.
— Меня уволили, да? — спросил Максим.
— Милый, только не переживай, — ввязалась Татьяна.
— Мне уже все равно, впрочем, —разочарованно ответил он. — Мне лучше, а вы можете идти.
— Но… — начали обе.
— Приходите завтра, если будет время, —сказал он и пошёл в комнату.
Максим остался один, закутался в одеяло и впервые задумался не о карьере, работе и полезных связях, а о себе и своей жизни: «Неужели меня все бросили? Стоило мне потерять работу, люди тут же отвернулись. Ни мама, ни Танечка, ни Павел — никто не хочет побыть со мной ещё немного: у всех дела. Я и сам был такой до сегодняшнего дня, если откровенно. Но мне все равно не верится, что отношение близких людей зависит лишь от моего социального положения. Правильно ли это?Должны ли деньги и должность определять, кого и как сильно любить? Нет, вероятно; но сам я слепо верил, что мои финансы и положение в обществе — высшая ценность и они влияют на мои чувства и чувства людей. А ведь это всё — материальное, и оно не влияет на душу. Но где же была моя душаэти двадцать пять лет? А есть ли она вообще у меня — никому не проверить. Чувствую, что не так я жил. Но остается ли у меня шанс на другую жизнь, на воскрешение и полное очищение от ошибок прошлого?»
