(*)
–Давайте всё-таки к делу! – попросил Асмодей и все собравшиеся притихли.
Асмодей – это высший демон, один из тех, кто был ангелом до той ночи, он был сброшен во мрак, но выжил, остался собой, собрал свою силу из осколков самолюбия и вскоре уже был одним из первых при Люцифере.
И Люцифер оценил это. Асмодей получил титулы и власть, но не дружбу своего хозяина. Люцифер прекрасно знал, что Асмодея надо держать на расстоянии, и всегда недоговаривать. Это Азазеля Люцифер мог назвать своим другом и после того, как раскололись небеса: Азазель не был опасен и яростен, но Асмодей – другое дело! Владыка хаоса, прямой проводник тьмы – от него можно было ожидать бед, если позволить ему слишком многое.
Да и в глазах Асмодея Люцифер не читал почтения. В том же Азазеле, который видел путь Люцифера от архангела до владыки всей тьмы, почтения было много больше – почтения и ужаса. И Люциферу нравилось это. И нравилось то, что Азазель, который был когда-то равен ему, остался там, позади…
А Асмодей будто бы и не удивился возвышению Люцифера, не прочувствовал! Но он был исполнителен, во всяком случае, на сегодняшний день, и это означало, что можно отправить его в дела, требующие не только силы, но и ума.
Сегодняшнее заседание ближнего круга демонов как раз было посвящено именно деликатному делу, где сила отходила на второй план, и нужно было решать проблему хитростью и умом. Асмодей говорил от имени Люцифера, который сам, конечно, не посетил этого заседания: он понимал, что решение в любом случае будет неидеальным, и надо было устраниться от него.
–Господа, – продолжил Асмодей, мрачно оглядев всех присутствующих, – я напоминаю вам повестку заседания. Демон Сельдфигейзер. Перебежчик. Наш позор. Иначе не скажешь. Наш общий позор, ибо мы все виновны в том, что упустили предателя.
Азазель, присутствующий здесь же, с трудом не выдал себя. У него была возможность убить Сельдфигейзера, он встречал его после предательского побега, встречал в мире смертных, в облике из плоти и крови, и мог бы его убить, но…
Но не убил. Его поразило, что демон, служивший у них в низших чинах, но всё-таки служивший, не просто сбежал, воспользовавшись поддержкой ангелов, но и перешёл в мир людей, и стал…священником.
Большего позора для демона и представить нельзя.
Сельдфигейзер – противный демон, коварный, нарочно прикидывающийся неамбициозным и глупым, избегал повышения в чине, избегал должностей, избегал лишних заданий. А потом, как оказалось, вступил в сговор архангелом Михаилом, и выторговал у Небесного Царства не просто помощь в бегстве, но и защиту. И напрасно писало Подземное Царство письма в Небесное, требовало выдать местонахождение предателя – пустота! Кто сказал, что ангелы не лгут?
Кто-то, кто очень плохо знал ангелов. Или очень хорошо.
–Для тех, кто не знаком с его биографией или забыл его, познакомьтесь! – Асмодей едва заметно шевельнул когтистыми пальцами и тотчас перед всеми собравшимися появилась картонная папка чёрного цвета с уродливым бантиком-завязочкой. Азазель иногда искренне не понимал, откуда вообще в Подземном Царстве взялись такие уродливые папки? И кто, какой извращенец придумал так их завязывать?
Люцифер однажды ответил ему на так и невысказанный вопрос:
–Странное дело, но проще всего магию наложить именно на бумажную папку. А магию запрета – на эти завязочки. Бантик крепит магию, не позволяет папке распасться. Но да, это уродство. Впрочем, видел бы ты папки Небесного!
–А что там?
–Скотч, – усмехнулся Люцифер. – Каждый раз они подклеивают папки на скотч. Они бы тоже могли их завязывать, но не хотят походить на нас. Так не хотят, что готовы клеить скотч поверх скотча.
Азазелю не было нужды открывать папку. Он и без того всё прекрасно помнил про Сельдфигейзера и сейчас, когда охота на него входила, очевидно, в финальную стадию…
Нет, не жалел. Демоны и жалость – это сложное сплетение. Но сочувствовал, да, сочувствовал ему. По мнению Азазеля, демон, который захотел уйти к людям и смог это сделать, заслуживает уважения и шанса. К тому же, ну живёт сейчас где-то священник Сельдфигейзер. Ну и что? Кому от этого плохо? Он же всё равно однажды снова умрёт, тогда они его могут попытаться достать.
Но нет, надо сейчас.
Самолюбие уязвлено, тьма оскорблена и за эту тьму надо отомстить. Правильно с точки зрения правления и страха – Сельдфигейзеру конец, это неизменная реальность, иначе другие почувствуют свою силу. Тоже начнут приглядываться, примериваться. Невозможно!
Сельдфигейзеру не жить. Более того – умирать он будет мучительно. Чтобы боялись. Чтобы все – и Небесное, и Подземное запомнили, как выжигается позор и как кончает предатель.
Азазель всё это понимал, но всё-таки сочувствовал Сельдфигейзеру.
–Я напоминаю, что это правосудие! – Асмодей всегда любил взывать к нему. Сейчас он себе тоже не изменил. – Предатель должен получить по заслугам, мерзавец должен страдать до последней минуты, и должен, да, господа, должен прочувствовать как он виноват. Возражения?
Конечно же нет. Какие возражения? Даже Азазель промолчал и запрятал своё сочувствие за привычной ему маской безразличия.
Демон должен прятать свои мысли. Прятать свои мысли должен и ангел. Одним людям хорошо – говорят что хотят, делают всё, что хотят и при этом чем-то ещё недовольны!
–Его выследили люди, – Асмодей усмехнулся, на его лице безразличие сменилось презрением. Он презирал людей. Он не считал смертных достойными своего внимания, что, впрочем, не мешало ему прибегать к их помощи. Как, например, в этом случае. Небесное Царство дало защиту и Подземное не нашло Сельдфигейзера своими методами, но Небесное забыло о людях, об их значимости, а Подземное вспомнило и послало агентов по следу мятежника и предателя.
Азазель увидел в этом злую иронию: Сельдфигейзер бежал от чинов в посмертии, искал жизни, предавал и рисковал ради того, чтобы прожить ещё раз, и всё-таки вышел к людям, стал им служить, а они…
Они предали его. За что? что там обещает обычно Асмодей смертным? Деньги? Власть? Любовь?
Сельдфигейзеру конец.
–Будет ли официальный приговор? – спросил Вассаго. Он всегда был за бюрократию. В его мировоззрении бумага стояла над всем. В былые времена его и с места нельзя было сдвинуть без бумаги. Как же такой дисциплинированный бюрократический червь пал во тьму? Очень просто. Он попал под горячую длань Владыки, посмел ему напомнить о том, что даже мятежники заслуживают суда и возможности защититься, объясниться. Вот и полетел следом за теми, кого попытался защитить.
Асмодей покачал головой:
–Не будет. Это наше отмщение. Оно одобрено. Вы ведь понимаете, прекрасно понимаете, от чьего имени я говорю!
Они понимали. И Вассаго тоже. Но он не был бы собою, если бы не спросил.
–Мы выступаем всем составом, – Асмодей улыбнулся, но улыбка его уже давно стала оскалом. Честно говоря, Азазель предпочитал, чтобы Асмодей больше говорил или был мрачен, но не улыбался. – Всеми, кто здесь есть.
А их шестеро, если считать Асмодея. Хорошая цифра.
Но как же попал Сельдфигейзер!
***
–Ему не надо было предавать меня, – Люцифер, как и всегда, встретив Азазеля, заговорил без предисловий. Он легко проникал в мысли своего старого друга, и легко угадывал даже без этого, о чём тот думает.
Азазель, чувствуя бесприютность от своей внезапной смелости, посмел возразить:
–Он хотел жить. Ещё раз жить.
–Я не зло, – Люцифер не разозлился. Он как-то устало прикрыл на мгновение глаза. Когда-то они были ярко-голубыми в цвет неба, что его явило. Теперь в них были темнота и на самом дне – огонь. – Я не зло, ты знаешь. И я не уступаю могуществу Небесного Царства. Думаешь, вина Сельдфигейзера в том, что он захотел жить? В том, что захотел вернуться в Царство Смертных?
Азазель молчал. Так было безопаснее.
–Нет, – продолжил Люцифер, кивком оценив молчание Азазеля, – его вина в том, что он не попытался пойти иначе. Что мешало ему подать прошение ко мне? Что мешало ему попроситься в жизнь?
–Он хотел не просто жить, – Азазель предпринял ещё одну жалкую попытку защитить проступок Сельдфигейзера. Разумеется, в зале совещания он бы не позволил себе этого. Но сейчас, перед владыкой, перед другом…
–Да-да, – подтвердил Люцифер, – я знаю. Но разве не было у нас и среди священников слуг?
Азазель прикусил свой раздвоенный язык. Он вспомнил неприятного Торквемаду, с серыми безумными глазами. Да, Торквемада был служителем креста, а чем закончил? Тем, что Небесное Царство от него отказалось, а Люцифер его лично погрузил в долгий сон. Этот безумец и сейчас где-то спит, не понимая, почему его – добродетельного и благочестивого не встретили ангелы? Но ему никак не проснуться, чтобы это выяснить.
–Он мог подойти ко мне, – Люцифер дал Азазелю минуту, чтобы тот осознал последнюю фразу и только после этого продолжил своё. – Он мог пасть у моего трона и молит о возвращении в мир живых. Мы договорились бы. Он бы прожил, а после вернулся к нам. Он способный демон, и за жизнь должен был бы начать развивать свои таланты. Но что он сделал вместо этого? Пошёл на сговор за спиной тьмы, бежал, предал, скрылся…
–Жаль его, – мрачно объяснил Азазель. – Всё равно жаль.
–Если бы это было возможно, я бы его отпустил. Но я не просто правлю тьмой, я её защищаю. Что останется от тьмы, если она будет прощать предательства? Что останется от нашего царства, если заведённый порядок каждый начнёт нарушать? Сельдфигейзер не должен стать знаменем. Он сейчас мятежник, и может вдохновить нервные души нашего царства. А значит – он должен умереть, чтобы другие понимали, что никому не удаётся убежать от тьмы.
–Я понимаю, – упрямо сказал Азазель, – но всё равно…жаль.
–Тебе пора на покой! – Люцифер всё-таки начал выходить из себя, но сдержался и не обрушился на друга, а только раздражённо взглянул на него, – ты раскис! Размяк!
–Нет, Хозяин! – Азазель преклонил колено перед другом, господином, повелителем. Он корил себя за внутреннюю, непонятно откуда пришедшую жалость. Он ненавидел себя за то, что пытался спасти… и кого? Какого-то Сельдфигейзера! Предателя! Мятежника! Пусть и необычного, но всё же заслуживающего кары.
–Встань! – велел Люцифер и Азазель не посмел уже ослушаться. – Слабые души могут полагать о себе что они сильны, но когда они сдаются – никто не разочарован всерьёз. От них не ждут многого. Но сильные души…их слабости проступают отчётливее. И вопрос к тебе, Азазель, что мне делать с твоей душой, что вдруг начала слабеть?
–Я не слабею душой, – заверил Азазель. – Я верен тебе.
–Тогда ты нанесёшь первый удар Сельдфигейзеру, – легко согласился Люцифер. – Покажешь, что жалость к предателям моего Царства тебе по-прежнему незнакома. Я распоряжусь. Асмодей будет знать.
Азазель поклонился – дальше спорить не было смысла. Да и ради кого? Ради Сельдфигейзера? Он обречён.
***
Сельдфигейзер знал, что это время придёт. Честно говоря, он полагал даже, что это будет раньше, но дни проходили один за другим и он, сбежавший от Подземного Царства, всё ещё почему-то был жив.
И почему-то тогда он даже поверил в то, что всё прошло, и грозы прошли, и ничего уже не будет, и его оставляют жит.
И встреча с Азазелем в канун Рождества его в этом укрепила. Азазель – убийца, один из первых демонов, друг Самого его…отпустил.
Не мог же он быть настолько независимым от Самого? Сельдфигейзер помнил что значит быть демоном и понимал – нет, не мог. Вернее, мог, но только если был бы глупцом. Но Азазель глупцом не был. Значит – Сам позволил уйти.
Сельдфигейзер был демоном недавно, но уже забыл об одном моменте: демоны любят длинные шахматные партии. Фигура Сельдфигейзера, сменившая цвет, для Люцифера стала неожиданностью, но он встроил её в свою игру, и сейчас Сельдфигейзер стал поводом для столкновения Асмодея и Азазеля, то есть тем, что Люцифер планировал давно. Он понимал, что Азазель ему всё ещё друг, но друзьям надо напоминать о том, что и они подчиняются тьме. А Асмодея просто надо иногда ставить на место.
Словом, Люцифер затеял очередные кадровые перестановки и Сельдфигейзер прекрасно подошёл на роль разменной монеты.
Но он этого не знал. Он был счастлив, живя свою скромную, скучную для многих жизнь. Он читал проповеди, сам убирался в часовенке, в которой устроился жить и работать, имел хорошие дружеские отношения с послушниками и жителями деревеньки, где прятался и где работал, и полагал, что ему открылось счастье.
Он видел тьму. Он слышал, какой голос у Люцифера, и знал, что ангелы и архангелы точно есть. Наверное от того его проповеди были полны убедительной силы, и от того к нему тянулись. И Сельдфигейзер принимал их тягу и сам ответно тянулся, позабыв смрад Подземного Царства и его безысходность.
Зато Подземное Царство не забыло. Они явились ночью и Сельдфигейзер даже был удивлён. Он знал, что это случится, что это может случиться, и всё-таки был удивлён. Не тому. Что его нашли, а тому, что они пришли за ним спустя такое долгое время.
–Предатель! – громыхнул Асмодей. Он был страшен, ибо для появления он выбрал самый страшный свой образ: его лицо пылало настоящим чёрно-красным пламенем, сам он был громадного роста, весь сплетённый из дыма, с большими рогами…
Сельдфигейзер качнулся. Он понимал, что это значит. Их приход – это падение в Ничто, в безысходность, в пустоту вечности, где нет ни чувств, ни мыслей, где есть только Ничто, но пасть можно по-разному. Их приход означал не просто падение в Ничто, а падение мучительное, долгое. Они будут терзать его плоть, и только после того, как устанут и заскучнеют, позволят его душе стать ничем на вечность.
Сельдфигейзер оглянулся. Конечно, они загнали его в угол. В окне висела огромной тенью фигура Вассаго, под потолком скручивал змеиные кольца Гаап – весёлый демон, с хорошей памятью, ставшей его добродетелью и его проклятием. Из пола поднимались тени и других, высших демонов, принесших ему мучительное страдание – и все они с бешенством тьмы в облике…
–Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen Tuum, – Сельдфигейзер понял, что это его конец, драться бесполезно, так хоть помолиться.
Асмодей захохотал. Но Сельдфигейзер прикрыл глаза, чтобы они не слезились от чёрного дыма, окутывающего демонов, и упорно продолжал своё:
–Adveniat regnum Tuum. Fiat voluntas Tua, sicut in caelo et in terra. Panem nostrum quotidianum da nobis hodie, et dimitte nobis debita nostra sicut et nos dimittimus debitoribus nostris…
Он закашлялся, глаза пришлось открыть, и в этот момент Сельдфигейзер увидел Азазеля.
Он один пришёл в почти людском обличии. Он один не был весел, а был печален, смотрел с какой-то тысячелетней тоской. А ведь он видел много городов, ушедших в пепел, много душ, ставших ничем. И всё же – тосковал сейчас и о его душе.
Душе мятежника. Душе общего позора Подземного и Небесного Царств.
Сельдфигейзер продолжил читать свою молитву, глядя на этот раз в лицо Азазелю:
–Et ne nos inducas in tentationem, sed libera nos a malo.
Сельдфигейзер понимал, что если ему кто и поможет уйти от долгой мучительной смерти, то это Азазель. Надежда на его милосердие была слабой, но она была, эта надежда. И она была прочнее, чем та, ради которой Сельдфигейзер совершил предательство и побег из Подземного Царства.
Азазель знал его мысли. Он и сам понимал, что в его руках сейчас выбор: убить его милосердно и показать Люциферу свою мягкость и своеволие, или же…
–Чего медлишь? – спросил Асмодей, в нетерпении обращаясь к Азазелю. – Пора!
–Даже Сыну Небесному дали слово, – возразил Азазель и криво улыбнулся.
–Quoniam Tuum est regnum et virtus et gloria in saecula…– Сельдфигейзер понял, как смешна его надежда. Азазель не пойдёт против воли Хозяина. Что ж, не выбирать сторону врага – верный выбор.
–Пора! – Асмодей нервничал. У него из-под носа увели право первого удара по предателю. Люциферу Асмодей возразить не мог, но на Азазеле сама Тьма велела отыграться!
–Amen! – тихо закончил Сельдфигейзер и кивнул Азазелю, мол, принимайся за работу, не медли.
Азазель потянул из тьмы, откликнувшейся на его движение привычным холодком, длинный чёрный меч. Меч карателя, меч тьмы, меч палача – он был при Люцифере всегда с этим мечом, но сейчас заслуживал ли его?
Тоска смешивалась с жалостью, побеждала его устоявшуюся веру в собственную преданность, вела куда-то не туда.
Нет, нельзя. Сельдфигейзер всего лишь предатель. Предатель заслуживает жестокости. Собственная симпатия – это порок, когда симпатия расходится с волей Хозяина. Азазель принял решение и медленно повёл мечом по душе Сельдфигейзера, чтобы оставить первые, долгие, мучительные раны, от которых сложно умереть, но которые не дадут жизни.
***
–Он медлил! – с удовольствием доложил Асмодей, появляясь перед Люцифером.
–Он нанёс первый удар? – спросил Люцифер, который уже всё знал.
–Да. Но медлил!
Люцифер помолчал. Он знал, что Азазель будет колебаться. Этого следовало ожидать. И очень хорошо, что Асмодей так ревностно отнёсся к этому заданию и уведённому из-под носа праву на первый удар. Асмодей его ждал, а тут Азазель… и тот посмел медлить?
Позор. Ещё один позор, почище Сельдфигейзера может даже.
–Ты доверяешь Азазелю? – спросил Люцифер, словно мнение Асмодея могло повлиять на собственное отношение Люцифера к другу.
Асмодей даже поперхнулся. Он понял – Люцифер хочет отодвинуть Азазеля подальше. Друзья – это хорошо. Друзья, помнящие твои ничтожество, твое падение и твою боль с последующим возвышением – это уже не так славно. Да, они видят, кем ты стал. И Люцифер читал в глазах Азазеля восхищение. Но и от восхищения можно устать. Азазель ещё и напоминание. Благо, вечность покорна и можно убрать от себя напоминание на некоторый срок.
–Как скажете Хозяин, так и отвечу, – искренне ответил Асмодей. – если скажете, что доверяю, то я ему доверяю.
–Вот и действуй, – кивнул Люцифер.
Асмодей ушёл с поклонами и удивлением, чудом не забыв оставить Люциферу коробочку – доказательство свершённого.
Чёрная коробочка – размером с небольшую шкатулку для мелочей, простая, непримечательная. Что ж, Сельдфигейзер и не заслужил почестей. Ему и без того было дано слишком много внимания. Пора и честь знать.
Люцифер открыл крышку. Внутри, на бархатной подложке покоился полупрозрачный трепещущий кусочек души.
Люцифер взял кусочек двумя пальцами и кусочек забился в его руках напуганной жизнью. Демоны такие демоны – они убили плоть Сельдфигейзера и убили мучительно, насколько хватило выдумки и терпения, затем вынули его душу, резали её по кускам, сплавляя куски в Ничто. Но чтобы душа ушла в Ничто окончательно, надо, чтобы все её кусочки оказались там. А они принесли доказательством Люциферу последний.
Люцифер положил трепещущий кусочек обратно на подложку. Сначала он хотел отправить Сельдфигейзера в Ничто целиком, но теперь понимал – Ничто не пугает того, кто всем рискнул. Значит, надо было покарать иначе. Боль проходит в вечности, а вот если держать боль не отступающей, если хранить кусочек души у себя, не позволяя Сельдфигейзеру слиться с Ничто…
Это страшнее. Это больнее. Это то, чего заслужил Сельдфигейзер в глазах владыки тьмы – Люцифера.
И пусть Люцифер – бывший ангел этому противился, его мнению не было здесь власти. Бывшего ангела не стало. Есть лишь владыка, Хозяин. И он должен быть беспощаден.
Даже к друзьям, которые могут позволить себе сомнение. Сомнение – путь к мятежу, а Люцифер хотел порядка. И уж точно он не хотел держать также кусочек души Азазеля. А значит – надо проявить жестокость, пока это ещё возможно, чтобы не стало хуже.
Люцифер закрыл коробку крышкой, и сунул кусочек души Сельдфигейзера в карман. Amen не услышит Небесное Царство. Сельдфигейзер слишком в него поверил, он не подумал о том, что небесное Царство не вступится за него и не примет к себе его после смерти, а так или иначе отдаст обратно в Подземное и неважно что там обещал когда-то Сельдфигейзеру Михаил – ангелы умеют лгать, когда им надо. Особенно, когда им хочется щёлкнуть по носу Подземное Царство.
(*) этот рассказ принадлежит моей Вселенной об ангелах и демонах. На сегодня Вселенная включает в себя сборник «Их обугленные крылья – 1» (имеется в свободном доступе) и несколько рассказов из следующего сборника, готовящегося к выходу: «Их обугленные крылья – 2».
Больше о Сельдфигейзере, о его предательстве и посмертии в рассказах:
–«Возврат»;
–«Прошлая жизнь»;
–«Рабочая встреча»;
–«Ещё одно решение»;
–«О слезах» ;
–«Вурдалак»;
–«Ответчик»;
–«Ночь Святого Варфоломея»;
–«Рождество»
–
