-Андреич, привет! — слышу голос за спиной. Оборачиваюсь, вижу, небольшой полноватый парень с улыбкой, нерешительно протягивает мне руку. Немного помолчав, узнаю его.
-Привет, Роман Александрович! — жму протянутую руку, чувствую мозоли.
-А я тут со своими гуляю, гляжу, вы идете. Не мог не подойти.
Недалеко стоит молодая женщина с ребенком. Увидев, что я на нее смотрю, поднимает в приветствии руку. В который раз удивляюсь, какая интересная штука жизнь!
Случилось это, когда я служил в колонии на должности помощника оперативного дежурного. Вот тогда и познакомился с Романом Александровичем Огурцовым, по погонялу — Огурец. Знакомство, прямо сказать, не из приятных, т.к. был Огурец одним из самых злостных нарушителей режима. Да по-другому он жизнь свою и не представлял. Биография самая простая: вырос в семье алкоголиков, что он мог там видеть хорошего? Первый срок по малолетке, за драку. Хоть и росту небольшого, но задиристый. Несмотря на молодость, весь в наколках. Развлечений в колонии немного, а энергии вагон. Куда девать? Не работать же, это ему “не в масть”. Где какой кипиш, он уже там. При всей строгости содержания умудрялся покинуть свой сектор, в котором он находился. Был дерзким: на грубость в адрес администрации не скупился, за что регулярно сидел в штрафном изоляторе. В жилой зоне инспектором тогда служил Николай Николаевич, человек опытный, уже поработавший в колонии, а в прошлом бывший учителем истории. Не представляю, что заставило его переменить работу. Высокий, худощавый, всегда он был в движении. Ходил, немного наклоняясь вперед. Очень чистоплотный: всегда выбрит, обувь начищена, весь отутюженный. Обращался к осужденным только на “Вы”. Для работы в колонии нужен характер, только с ним можно человеком остаться, а иначе не выжить. Преступный мир, он и называется преступным, потому что люди уже преступили не только закон, но и вышли за рамки человеческих отношений. Мир, где царят свои порядки, понять которые обычному человеку трудно, да и, наверное, не надо. Найти в их душах человеческое и разбудить очень тяжело. Каждый сотрудник на протяжении службы формирует свои методы работы. Вот, Николай Николаевич поймает, например, нарушителя: обязательно поговорит с ним, пожурит. А потом возьмет да и спросит неожиданно: в каком году началась Отечественная война? Когда была Сталинградская битва? Если осужденный ответит правильно, может и отпустить, но это, конечно, смотря на степень тяжести нарушения. Осужденный может даже в отряд сходить, попросить, так сказать, помощь зала. И так годами. Таким вот необычным способом сеял он “разумное и вечное”. Неудивительно, что даже отпетые нарушители знали крупные исторические события довольно-таки хорошо. Хоть и считали Николай Николаевича с заскоками, но с другой стороны эти знания давали шанс избежать наказания за мелкое нарушение да и на собственный статус не влияли. Ромка ненавидел Николай Николаевича всеми фибрами своей черной души. Ну, так в жизни иногда случается. При встрече обращался к нему “Ваше благородие”. Недолюбливал его за знания, которыми тот щедро делился со всеми, за то, что никогда не опускался с осужденными до панибратства, за его манеру держаться всегда спокойно и уверенно. “Что с него взять — интеллигент! У него ж голубая кровь!”- язвил Ромка, делая упор на слово “голубая”, что особенно ему нравилось. В тот злополучный вечер напала на Огурца тоска, и решил развеять он ее, сходив в соседний сектор к землякам. Заодно и поддержать репутацию сорвиголовы. Полез через ограждение сектора, зацепился за проволоку ногой да и упал, попав бедром на штырь. торчавший из земли. Бедро пробил почти насквозь, дернулся со штыря, сорвался, взвыл от боли, зажав рукой рану, хотел зайти в отряд. Но куда там, нога онемела, кровь хлещет, рукой не удержать, голова как в тумане. Николай Николаевич услышал крик, бегом бросился в сектор, увидел Ромку в крови, успел подхватить в последний момент, когда тот падал, теряя сознание. Николай Николаевич сразу оценил обстановку: скинул с себя рубаху, приложил к ране, зажал. Тут и другие сотрудники подбежали, послали за врачом в областную больницу. Вся рубаха насквозь уже в крови, Огурец без сознания, надо спешить. Притянули поясным ремнем рубаху потуже к ране да и потащили Ромку в больницу. Дежурный врач осмотрел рану, потом зашил. Кровь остановилась. Ромка весь синий лежит, в сознание не приходит. Врач вышел в коридор. “Нужно переливание делать, много крови потерял, запас у нас есть, да только не хватит его. может, у кого из сотрудников подходящая группа?” — оказалось, что у Николай Николаевича подходит. Доктор спрашивает: “Ты как, согласен?”. Николай Николаевич, весь испачканный в чужой крови, в майке, молча лег на кушетку и протянул руку.
Прошло три недели. Ромку выписали из больницы, и он, прихрамывая, ковылял по сектору. Хмурый, черты лица его заострились.
Николай Николаевич проходил мимо, когда Огурец бросился к воротам. “Ты спецом это сделал?!” — зло выдохнул он, -”Ненавижу тебя!”. Моргнул глазами, на которых выступили слезы. “Меня пацаны затравили с твоей кровью! Теперь кроме как краснопузый не называют!” — сплюнул и, хромая, пошел в отряд.
С тех пор Ромку как подменили: не выдержав насмешек, отошел он от своих приятелей, а потом и вовсе спрятался на рабочке. Хорошим сварщиком стал. Однажды я зашел с проверкой в цех, гляжу Ромка в одиночестве сидит и что-то читает. Увидел меня, вскочил, книгу за спиной прячет. Подошел я к нему, присел на топчан. Говорю : “Присаживайся, в ногах правды нет”. Помолчали. Он, не глядя, книгу достает. Смотрю — не знаю, как не засмеялся — глазам не верю: это алгебра за восьмой класс. “Я в училище пошел учиться, скоро экзамены” — словно оправдываясь, сказал он. “Правильно”, — говорю, “Роман Александрович сделал. Сейчас рабочие специальности ценятся. Да и зарплата неплохая. Глядишь, за жизнь и зацепишься. Сколько можно по ней катиться, как колобок? Что в тюрьме хорошего, какая это жизнь?!”.
-Андреич, я это и сам понял. Ты, вот что, передай Николай Николаевичу спасибо. Сам, как ни хотел, не могу к нему подойти. Стыдно. Кровь-то его всю жизнь мне перевернула.
-Передам, удачи на экзаменах!
-Спасибо!
Экзамены Ромка сдал, училище закончил хорошо, а потом и освободился по условно-досрочному. Прошло уже лет пять, и вот так встреча! Оказывается, женился, ребенок родился, работает сварщиком. Сам заматерел, какое-то внутреннее достоинство появилось: настоящий рабочий класс! Стали прощаться. Я уже двинулся в сторону, когда услышал, как Ромка обратился к сыну: “Коля, пойдем домой”. Я замер, потом сделал несколько шагов и обернулся. Малыш, держась за руки родителей, повис на них. Все трое весело смеялись. Подумалось: “Какая же это все-таки интересная штука — жизнь! И хорошо, что может она порою нас так приятно удивлять!”.
