…Лилибет глядела на журнал так, словно, больше всего на свете хотела бы зашвырнуть его дальше Луны, но просто не в силах была выпустить его из рук и не смотреть… Не смотреть на большое фото в половину разворота, с которого на нее смотрело лицо Роджера. Его неимоверные глаза.
«… и Роджер Торвел, легендарный ударник еще более легендарной «Короны», похоже, прощается с Лос-Анжелесом. Подобно агенту разведки, он ни словом не обмолвился о том, куда держит теперь свой путь, каковы его планы. Его новый, с полгода назад вышедший альбом под названием «Прекрасные мечты» имел ошеломительный успех не только здесь, в Соединенных Штатах, но и на родине музыканта, в Великобритании, в Европе вообще. По старой памяти очень тепло музыку Торвела приняла Страна Восходящего Солнца, где лучезарный ударник впервые почувствовал вкус настоящего успеха, еще будучи совсем юнцом… На удивление скромно, так сказать, бесшумно, Роджер Торвел отметил выход альбома, собрав в своем доме в Лос-Анжелесе, выставленном нынче на продажу, лишь самых близких друзей. И только теперь, объявив о своем отъезде, а точнее, завтрашнем вылете из аэропорта Города Ангелов, он закатил более или менее веселую вечеринку, словно, сам факт отъезда порадовал его куда больше успеха его песен. Мы пытались выманить у музыканта хоть немного информации, но он молчит, пьет водку и улыбается так, что… начинаешь сомневаться в необходимости устроенного праздника для него самого…»
Лишь этот отрывок из статьи, а точнее, ее последний абзац Лилибет и удалось прочесть – она могла глядеть только на фото. Роджера сфотографировали сидящим на диване в гостиной вышеупомянутого дома за столиком, уставленном бутылками, какой-то закуской и фруктами. Рядом с ним сидела некая дама, не попавшая в кадр, но ее холеная, тонкая кисть руки с ухоженными изящными ноготочками пальцев, унизанных парой дорогих колец, лежала весьма по-хозяйски на плече Роджера, одетого в шикарный светлый костюм и темно-синюю, почти черную рубаху… Не было сомнений, что жест холеной руки не случаен, что эта дама не оперлась о плечо Роджера, теряя случайно равновесие, и не положила ладонь на него с целью обратить на себя внимание. Она сидела рядом с ним, спокойно и уверенно, она ИМЕЛА ПРАВО вот так положить свою руку на его плечо. И была у Роджера, насколько знала Лилибет, лишь одна сестра, чье право хоть на шею ему залезть, было бы неоспоримо. Но она была много старше его, очень далека от музыки и мирно проживала где-то в самом сердце Англии, в Суррее, где Роджер приобрел для нее когда-то целое поместье. Ну, никак она не могла бы торчать с ним в Лос-Анжелесе и гулять на очередной богемной вечеринке среди совершенно чуждой ей публики! Да и рука эта на плече была слишком тонка, холена и молода для женщины шестидесяти с лишним лет… Но с рукой на плече перед взглядом Лилибет спорили… глаза самого Роджера. Его взгляд… Казалось это Лилибет, хотела ли она видеть его таким или он, его взгляд, и в самом деле, был полон горечи, усталости, стыда и досады. Его глаза, полные, как и всегда, лазурной воды, сейчас горели горестным пламенем прямо в объектив, и плевать ему было, что взгляд этот увидит весь мир, что никто не сможет понять, что такое сталось с мистером Торвелом, куда исчезло его солнечное обаяние. Странно, что свои всегдашние темные очки не надел… Но… может быть, специально? Что бы увидели? Что бы… она увидела?.. Как же это соблазнительно – выдать желаемое за действительное! Впрочем, такой взгляд мог бы быть и вполне реальным – ему стыдно, он чувствует вину и хочет показать ей это. Очень даже возможно! А еще попрощался вот так перед тем, как слинять, Бог знает, куда… Но, что если, это Рози с ним? Явилась в нужный момент, утешила – ему ведь не к кому больше спешить… И она, Лилибет, САМА во всем виновата, ибо самый поганый, самый отвратительный порок человека – трусость! И ее трусость сгубила их обоих…
Лилибет, наконец, оторвала взгляд от журнала, но только потому, что в дом входил Стюарт. Улыбка сползла с его лица, словно, была нарисована на нем акварелью, и теперь ее окатили водой. Он увидел журнал в ее руках и понял, ЧТО она увидела в нем.
-Ты специально подложил его для меня, дядя? – спросила Лилибет и протянула журнал Стюарту, будто лишь он и смог бы своей волей забрать его у нее, избавить ее от увиденного.
Он забрал и положил журнал на столик, где Лилибет его и нашла.
-Для чего же?
-Что бы я увидела, окончательно поняла, что Роджер Торвел для меня недосягаем и потерян навсегда… Ты… действительно, так думаешь? Ты…
-Ничего я не думаю! – воскликнул Стюарт. – Мне некогда думать! У меня работы полон рот с этой скотиной!
-Прости… — пробормотала Лилибет, явно сбавив тон. – Прости меня! Я обещала помогать тебе, а сама…
-Олли говорит, что у тебя хорошо получается ездить верхом…
-Да… Наверное… Мне нравится ездить… Пойдем в столовую – ужин, кажется, готов!
Они сели за стол, и тишину нарушало лишь мерное тиканье больших часов на буфете.
-Ты не ответил, дядя… — снова заговорила Лилибет. – Ты вправду считаешь, что мне надо забыть Роджера и как только можно, быстрее?
-Так считала ты, насколько я помню! – заметил Стюарт, раскладывая по тарелкам картофель.
Он протянул Лилибет ее тарелку, уселся на стул и принялся накладывать себе нарезанный копченый бекон.
-Считала… Вернее, убеждала тебя, что я так считаю.
-Мило! А главное, честно! – хмыкнул Стюарт, ни мало не смущаясь. – Да, да, ты могла бы быть и откровеннее со мной, дорогая! Разве я враг тебе? И если ты любишь Роджера, если считаешь, что поступила неверно тогда в госпитале, выгнав его, то разве я вправе осуждать тебя?.. Пойми, Лилибет, я лишь хочу помочь! Но… не знаю, как!..
-И для этого ты подкладываешь мне вот такое его фото?! – вскричала Лилибет. – Любуйся, мол, детка, как его обнимает другая баба? Да? И это помощь – еще разок врезать по еще не успевшей затянуться ране?!.. Да еще статья эта… Мол, уезжает, не известно, куда! Ну, так ясно, куда! С этой самой бабой в теплое гнездышко!…
-Прекрати!!! – крикнул Стюарт. – Прекрати немедленно! Хотя бы, потому, что ты так не думаешь! Это обида твоя, Лилибет, страшная обида на него, но еще больше – на себя, кричит за тебя. Кричит тебе прямо в уши, заглушая голос разума, голос сердца, наконец…
Стюарт от волнения залпом проглотил целый бокал вина, откашлялся, подскочил и быстро налил себе виски. Выпил и сел обратно.
Лилибет сидела, уставившись на свой бокал с вином, и ее глаза были сухи. Сухи и темны.
-Что же, по-твоему, говорит мне голос разума? Что мне шепчет мое сердце?
-Что с тобой стало, девочка? ЧТО, Лилибет?? Ты была такой смелой, такой решительной! Ты переиграла сильных гонщиков в этом проклятом городе, ты влюбила в себя человека, которым восхищалась всю жизнь, ты… ты выжила ради него и спасла его. Не смотря ни на что! И теперь ты задаешь мне странные вопросы – что я думаю, что тебе делать… Ты сама все знаешь.
Стюарт снова вскочил, принес из холла проклятый журнал, раскрыл на странице с фото Роджера и сунул его Лилибет под нос.
-Вот, смотри! Но только смотри хорошенько!
-На что смотреть?
-На его лицо! На его глаза!.. Он собирается уехать из Лос-Анжелеса, рядом с ним какая-то холеная дамочка… И ты можешь сказать, что он счастлив? Ты можешь сказать, что он доволен? Только честно, Лилибет!
-Нет… он не доволен… НЕ ДОВОЛЕН, ДА!!! Но это еще ни о чем не говорит! Может, кто-то его разозлил, может, устал… Да мало ли, что!
Но от Стюарта не укрылось, как она лишь кончиками дрожавших пальцев провела по лицу Роджера на фото.
-Ну, знаешь!.. Усталость, раздражение, даже злость – ничто из этого не может быть причиной вот такого его взгляда. Да у него в глазах тоска собачья! Неужели ты не видишь?!.. И не смей сейчас ляпнуть, что он тоскует по Рози этой своей бывшей! Иначе я в тебя тарелкой запущу!
-Запусти! – ее глаза загорелись горестным, черным пламенем. – Давай, запусти! Но только поточнее, что бы насмерть!
-Что??? Ты спятила! И это ты мне говоришь??? – ахнул Стюарт. – Ты можешь вот такое мне сказать после того, что я пережил из-за тебя? После того, как, считай, вырастил тебя? Ты…
И она заплакала. Закрыла лицо руками, и ее плечи затряслись. Она судорожно всхлипывала, потом отняла ладони от лица, размазала слезы по щекам.
-Прости меня, дядя! Прости, пожалуйста! Только… только вот сил больше нет…
-Сил для чего? – осторожно спросил Стюарт.
-Что бы… — Лилибет шумно всхлипнула. – Что бы жить без него, каждое утро пытаясь убедить себя, что жить надо, что надо встать, поесть, умыться и… жить. Но у меня, худо-бедно, получается только умыться и поесть. И то – не всегда… Сколько же еще вот так волочить свое существование???
-А ты бы позвала его, если бы знала, как его найти? – осторожно спросил Стюарт.
-То-то и оно – «если бы знала»! То-то и оно… — Лилибет встала, сунула журнал в руки Стюарта и, подойдя к буфету, тоже налила себе виски. Выпила.
Жгучий после вина напиток перехватил горло, заставил судорожно вздохнуть, выдохнуть… Она подошла к окну и, отведя штору, посмотрела на море. Огромные, неописуемые массы воды медленно вздымались тяжелыми свинцовыми волнами, освещаясь проблесками садившегося солнца через прорехи в тучах. Море дышало, тяжело, глубоко, словно гигант, прилегший отдохнуть после трудного подъема в гору…
-Но если бы, все же, знала? А, Лилибет? – настаивал Стюарт, следя за ней.
Она обернулась.
-Если бы знала… Я скажу, но прошу тебя, забудь немедленно мои слова. Обещаешь? Никогда, никому, дядя, ты не должен их передать!.. Если бы я знала, где искать Роджера, я бы очень хотела помчаться за ним, хоть на край света, хоть ползком, но только за ним!!!
-Но почему только «хотела бы»??? – не выдержал Стюарт.
-Какая разница, если это невозможно?! – воскликнула Лилибет. – Но если бы было, я бы все равно, не двинулась с места.
-Но ПОЧЕМУ??? Это твоя чертова гордость??? Или ты стала трусихой и боишься, что он отвергнет тебя? А? Что ты делаешь, Лилибет???
-Я ничего не делаю, дядя. Ничего. И ничего никогда не сделаю, потому что, Роджер Торвел уехал, Бог его знает, куда с какой-то дамочкой, и я никогда не смогу предстать перед его очи, как ты тут размечтался… А не хочу, потому что, такие люди, как Роджер, они страстно влюбляются, они преданно любят, но стоит возникнуть препятствию – ревности, измене, чему-то, мешающему их карьере, их взлету, как они делают все, что бы избавиться от помехи. Они невероятно целеустремлены, и это их дело всегда важнее всего остального – жен, любовниц и даже детей…
-Ты хочешь сказать, что Роджер отделывается от тебя из-за твоей подпорченной внешности?! – Стюарт не верил своим ушам.
-Хватит быть максималисткой, начитавшейся романов! Хватит искать в людях бескорыстие, честность и благородство! Нет этого дядя, нет больше ни в ком! И я не о тебе, ибо ты — просто ископаемое, зависшее на всю жизнь в одиноком домике с девочкой, которая не должна была остаться одна. Все кончено… — Лилибет плакала, глядя на Стюарта покрасневшими, уже не выдерживающими слез глазами. – Все кончено для таких, как я… Как бы я смогла жить с ним, если дамы, все эти холеные выскочки, готовы его сожрать?! А я рядом – зашитая-перезашитая замарашка, не умеющая носить бриллиантов и блистать рядом с ним на тусовке любого ранга! Подумаешь, деньги я ему выиграла! Мне не нужна его жалость, его благодарность и уважение! О, нет! Мы бы не простили друга друга за несбывшиеся мечты…
-О, как… — пробормотал Стюарт. – Выходит, ты все решила… Переломала себя, раздавила свое сердце окончательно, но все решила… Возникает лишь один резонный вопрос, уж прости!
-Какой?
-А его мнение тебя вовсе не интересует?
-Ты… всерьез считаешь, что у него есть мнение по этому вопросу?! – истерично выбросила Лилибет. – Да если бы оно у него было, он бы не сидел столько времени в Америке, он бы вообще туда не уехал!
-Но это ты выгнала его, это ты не дала ему шанса, а он, между прочим…
Лицо Стюарта задергалось, покрылось красными пятнами, он выдохнул, махнул рукой и крикнул:
-Между прочим, это он… ОН исправил твое личико! Вот так! Он вылечил тебя!!!.. Не сам, конечно. Но этот доктор Булсара – это Роджер его нашел в Швейцарии, как самого лучшего пластического хирурга. Это Роджер оплатил все лечение, и это Роджер купил чертово Гнездо, оплатил ремонт и платит зарплату нашей Олли и ее дочери! Вот!
Выпалив все это, Стюарт быстро выпил еще виски и плюхнулся на стул. А Лилибет расхохоталась. Хотя, развеселым ее смех трудно было бы назвать.
-Так я и знала… Так и знала… Обманщики! Чертовы лгуны!.. Нет, ну, было бы странно, если бы он из своих, выигранных мною миллионов, не оплатил бы мне лечение!..
Стюарт поднял голову, поглядел на Лилибет странным, но больше горьким взглядом, поднялся со стула и, утерев салфеткой губы, швырнул ее на стол.
-Прости, Лилибет, но сегодня я… больше не хочу тебя видеть.
Он двинулся к дверям гостиной, когда Лилибет крикнула:
-Это как же «не хочешь видеть»?! Выходит, вы все обманывали меня, нагородили кучу лжи, а теперь я же и виновата!
-Понимай это, как пожелаешь. Да, Роджер сделал все тайком, но лишь потому, что ты прогнала его. Да, лгал или скрывал правду доктор Булсара, но его об этом попросили. И кстати, Роджера, он в глаза не видел. Всей истории ему, разумеется, не рассказывали. Что же до меня… Ты не такая уж дура, Лилибет, и сама способна догадаться, что к чему в отношении меня… И да, я считаю, что ты сама виновата в том, что тебе сейчас больно и облегчения не видать! Только сама!.. Спокойной ночи, детка.
Стюарт уже поднимался по лестнице наверх, когда голос Лилибет прозвенел в тишине пустого холла:
-Он знает, как я выгляжу? Знает, что я… почти не изменилась?
Стюарт остановился, но не повернулся к ней, стоявшей посреди здоровенного ковра.
-Нет.
-Ты решил его проверить? – в ее голосе слышался сарказм, хоть она и старалась его скрыть.
-Может, и да…
-Это… Роджер звонил вчера вечером? Я слышала звонок телефона.
-Может быть, да, а может и нет… Какая разница, Лилибет?!
-Большая! Мне просто очень интересно, как часто вы общаетесь, и насколько он осведомлен обо мне, о моей внешности, моих делах, мыслях, чувствах. Ответь мне, Бога ради, и тогда можешь отправляться спать!
-А если не скажу? – ухмыльнулся Стюарт.
-Мне мой вопрос вовсе не кажется таким уж забавным, дядя. И если ты не ответишь, как знать, может завтра тебе придется завтракать одному.
-Это шантаж, Лилибет! Но глупый. Тебе не на чем свалить отсюда, ибо машина у меня сегодня сломалась и ремонту на целый день. Такси сюда не поедет. Так что…
Стюарт развел руками и молча отправился спать…
-Значит, заставили завтракать мистера Стюарта в одиночестве!
Олли поставила перед Лилибет тарелку с омлетом и прижаренным к нему беконом. Налила в большую керамическую кружку кофе, хотела добавить сливок, но Лилибет замахала руками. Олли кивнула головой с коротко остриженными и высветленными до полярной белизны волосами. Слегка мужиковатая, она шустро, но очень шумно крутилась по кухне своего дома в городишке, что находился за несколько миль от Гнезда. Женщина делала все резко, одновременно, и при этом поглядывая в окно кухни, занавешенное низко укрепленными занавесками с выцветшими лютиками.
-Опять она на дереве! – буркнула Олли, хлебнув кофе из своей кружки. – Что за девчонка?! Ведь двадцать уже, а все на дереве торчит и на море любуется. Жрет одну сметану с сахаром… И ведь не убогая какая, не дура. На почте справляется, мне вон помогает, а толку – ноль. Словно, спит на ходу…
Она повернулась к Лилибет.
-Чего из дома-то сорвались в такую рань? По темени, да на лошади по этим холмам не очень-то – сорваться недолго в какой-нибудь овраг или ручей! Ездите-то вы неплохо, что и говорить. Но…
-Обещала оставить дядю без компании на завтрак, — произнесла Лилибет, запивая омлет на удивление отличным кофе. – Он не поверил. А зря!
-Шуточки у вас! – хмыкнула Олли. – Ну, что… поешьте, покурите, да поедем обратно, в Гнездо. Мне работать надо, а вам – дядю успокоить. А то ведь даже не позвонили, и мне не позволили! С ума уже, наверное, сходит!
-Не сойдет, сам виноват! Нечего было меня дразнить…
На кухню с улицы зашла Лара, дочка Олли. Одетая в вязанную кофту с длинными, просторными рукавами и джинсы, она поправила на носу очки, глянула на Лилибет и схватила из вазочки на окне яблоко. Ее длинные рыжие волосы, слегка вьющиеся и не очень причесанные, были частично убраны в «хвост», а частично болтались у лица неопрятными прядями.
-Ты уже поешь нормально или нет? – прикрикнула на девицу Олли. – Что попало лопает! Сядь вон, омлет с беконом еще теплый! Булочки, кофе, сливки – все для нее, а она яблоко грызет…
-Не кричи, мам! – ответствовала Лара. – Не хочу я есть.
-Тебе, как корове, лишь бы жевать! А что толку от твоих яблок и сметаны с сахаром?! Смех один! – продолжала Олли.
-Ну, мам!!!.. А это правда, что вы на гоночной машине ездили? И в соревнованиях участвовали?
Девица уставилась на Лилибет через свои окуляры в нелепой, как и вся она, ярко-зеленой оправе.
-Правда. Но предупреждаю сразу, Лара, я терпеть не могу об этом рассказывать!
Лилибет прикурила сигарету и отхлебнула кофе.
-А о чем любите рассказывать? – не унималась Лара. – Вы ведь недавно здесь живете – откуда приехали?
-Об этом я тоже не хочу говорить, — Лилибет так же прямо смотрела Ларе в глаза, но та нисколько не смутилась.
-Понятно, почему вы здесь ни с кем не подружились до сих пор! – хмыкнула Лара. – Вы разговаривать ни с кем не хотите… Может, считаете себя умнее или выше нас всех?
-Лара!!! – попыталась Олли. – Вы извините, мисс Винчестер! Мы вообще здесь такие… простые. Что думаем, то и говорим… Но так уже слишком, Лара! Мало ли, почему мисс Винчестер не хочет отвечать на твои вопросы! Это нас не касается.
-Но как же она здесь жить собирается, если общаться ни с кем не хочет! – возразила Лара.
-А общаться с тобой – мечта любого человека, что ли?! – Олли повысила голос. – С тобой, невежей, может, и не захочет, а с кем другим…
-Миссис…
-Уилсон, — подсказала Олли.
-Миссис Уилсон, не надо ругать вашу дочь!.. – Лилибет затушила сигарету в пепельнице, любезно подставленной Олли. – В сущности, она права. Я сама не стремлюсь заводить знакомства…
-Вы стесняетесь ваших шрамов? Это после аварии, да? – посыпалось из Лары. – Это поэтому вы не хотите о гонках говорить?
-А на твой взгляд, они очень страшные? – спросила Лилибет у Лары.
Та вышвырнула огрызок яблока точным попаданием в щель приоткрытого окна, снова поправила очки и, ни мало не смущаясь, всмотрелась в лицо Лилибет.
-Они, конечно, заметны, — пробормотала она. – Что тут скажешь… Но они не уродуют вашего лица. Только вот губа немного косит… Я, конечно, не знаю, как там, в Лондоне, например, на вас посмотрели бы… где-нибудь, в крутом месте. Но здесь вас не за них судить будут. Уж точно!
Тут она схватила булочку и встала, что бы налить себе кофе.
— А вот тут дочка права, мисс Винчестер! – заявила Олли. – Вам наше мнение, может, и не интересно, но люди здесь все такие. Не очень «отесанные», да, необразованные, но всех насквозь видят. И если вы им понравитесь, это уже не изменится, как бы вы не оступились. Ну… есть пара кумушек, которых хлебом не корми – дай всех обсудить, да обворчать! Да как без этого?!.. А вы улыбайтесь почаще, с людьми общайтесь, не стыдитесь помощи просить, как вот сегодня ко мне пришли. Люди здесь любят помогать – им жить по-другому скучно…
-Я… и вправду не люблю вспоминать гонки, Лара, — медленно произнесла Лилибет. – Но не потому, что попала в аварию, не потому, что было страшно… Очень страшно, честно! Но… мне непременно надо было выиграть. Нужно было помочь одному человеку…
-И вы выиграли? – перебила Лара.
Олли зыркнула на нее, но Лилибет лишь рукой махнула – мол, ничего страшного!
-Да, — продолжила она. – Я выиграла. И он получил деньги.
-Он бросил вас, да? – снова вякнула Лара.
-Дочка! – воскликнула Олли.
-Нет, это я…
-Как так?! – вскричала Лара. – Но ведь…
-Я очень любила его, но я была разбита, изуродована. Зачем я ему такая? Всю жизнь стыдиться меня?
-А он любил вас? – тихо спросила Лара.
-Я думала… я очень верила, что да… Но…
-Вы считали его слишком классным для вас? И решили, что до калеки он не опустится? Или… жалости не хотели? Гордая? – Лару опять прорвало.
Но, кажется, Лилибет сама хотела говорить.
-Не знаю, Лара… Может, и так…
-Но вы же красивая! Вы очень красивая! Правда! Даже с этими шрамами!.. Скажи ей, мама!
-Она права, мисс Винчестер. Вы очень красивы! Грустная только… отгороженная… Точно, окаменели…
-Заледенела… — проговорила Лилибет. – Да и… не найти мне его никогда. Искать стыдно.
-Стыдно??? – вскричала Лара, похоже, пораженная до глубины души. – Почему???
-Я ведь прогнала его. А теперь звать? Он все лечение мне тайком оплатил, он дом этот купил, и это он вам платит. А я…
-Хорошо платит, между прочим! – вклинилась Олли. – Здесь за домашнюю работу никто так не получает.
-Зря вы так! – заявила Лара. – Зря думаете, что он оттолкнет вас. Уж если все для вас сделал! Это ваша гордость, и больше ничего.
-А с его стороны – просто жалость и… благодарность, может быть, за помощь с деньгами, — возразила Лилибет.
-И вы не хотите проверить?! Вы вот так все оставите и позволите ему исчезнуть, найти другую?!
-Ты сама сначала выйди замуж, а потом суди! – осекла Олли свою дочь.
-Ну, это уже мне решать! – парировала Лара. – Но если вы его так любите, что тоска по нему жить вам не дает, то попробовать надо. И к черту гордость! Оттолкнет, так оттолкнет – терять-то уже нечего. А если нет? Если вы вот сейчас, здесь только время упускаете зря???
Лилибет молчала, сраженная вот таким откровенным советом. Стюарт, хоть и спорил с ней, но так не говорил никогда.
-Я… я подумаю, Лара. Правда подумаю. Ибо, похоже, это единственный выход для меня. Иначе я просто с ума сойду!
-Вот видите – как полезно иногда просто поговорить с людьми! – усмехнулась, сверкнув очками, Лара.
-Полезно! – вздохнула Лилибет. – Да только думать теперь придется уже серьезно. Я ведь понятия не имею, где его искать!.. А может, уже и не судьба.
Лара усмехнулась, пожала плечами и звонко откусила еще от одного яблока…
…Море было темно-синим, холодным и очень красивым, со скалы, с которой смотрела на него Лилибет, с высоты – просто огромным, бескрайним.
-Совсем, как его глаза… — прошептала Лилибет, поправляя растрепавшиеся из-под косынки волосы.
Только слез уже не было.
-Поедемте, мисс Винчестер? – Олли сидела верхом на простенькой лошадке рыжей масти, старенькой и очень покладистой. Правда, вид у нее был не очень-то довольный – похоже, в стойле ей нравилось отдыхать куда больше, чем скакать по этим холмам.
-Да… Поедем…
Стюарт купил для Лилибет великолепного гнедого, блестевшего на солнце черной, совершенно шелковой гривой. Молодой, он оказался, на удивление, послушным – как раз, для начинающего ездока. Лилибет назвала его Пончик, и ей было все равно, что подумают остальные по поводу вот такой, не очень-то подходящей клички.
-Здесь так хорошо… — добавила Лилибет, подставляя лицо ветру, любуясь морем. – Именно так, как мне мечталось…
-Да вы, словно, и выросли в здешних местах… Так вас и тянет на эти холмы и пустоши! Все бы вам носиться здесь на вашем Пончике… Грусть свою загоняете…
Лилибет обернулась, но та смотрела ей в лицо прямо и честно, очень тепло.
-Я понимаю вас, — продолжила Олли. – Это тяжело, когда тоска так и наступает на пятки, а потом подбирается к горлу… Постойте! А к вам в Гнездо, кажется, гости!
Отсюда, со скалы, Гнездо было как на ладони – всего мили полторы. И Лилибет, приставив ладонь ко лбу, что бы не слепило солнце, видела, как к замку, поднимая пыль на давно не политой дождями дороге, несется машина. Сердце Лилибет болезненно ткнулось в грудь, подскочило.
-Олли, вы узнаете эту машину?
Та постаралась всмотреться, хмыкнула:
-Вроде, как и знакомая машина… Да-да, это грузовичок Лесли Бойда.
-А кто он и с чего ему понадобилось ехать к нам?
-Так он же у нас «водяной»! – рассмеялась Олли. – Занимается водопроводами, начиная от бурения скважин до выбора занавески в ванную комнату. Хотя, занавесками, скорее, его жена ведает. У них в лавке чего только нет! Может быть, мистер Стюарт решил вплотную заняться пристройкой?
-Может быть… — вздохнула Лилибет. — Поехали, Олли, домой. Пора…
…Что же так гонит ее домой? Что заставляет понукать и понукать бедного Пончика, который вовсе не привык так носиться по холмам? И сама она задыхается – то ли ветер тому виной, что хлещет и хлещет в лицо, заставляя слезиться глаза, то ли сердце так бьется…